Чужая война - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 65
Навигация еще в разгаре.
Черные дарки империи стоят в портах Десятиградья.
Черные дарки.
Они не заходят в Гемфри – слишком далеко этот город от морских торговых путей, через него идут караваны из Готской империи, с Великих Западных гор, из баронств, Венедии, Аквитона и Румии.
Только шефанго не ходят туда. Нечего им там делать.
Эльрик приезжал в Гемфри. Часто. Очень часто. Потому что там было море.
И потому что там не было шефанго. Страшно было встретиться с ними…
Боялся жалости. Знал ведь, что будут жалеть, стыдливо мяться, отводить глаза, тщательно избегать в разговоре той темы, на которую этот самый разговор обязательно будет скатываться. Так или иначе, но будет.
Боялся себя самого. Тоска по дому – слишком страшная вещь, чтобы шутить с ней подобным образом.
Боялся…
Да, просто боялся.
Но сейчас все изменилось. Все изменилось настолько, что дорога из Грааса на север показалась каким-то мистическим подарком судьбы. Зовом она показалась. И все померкло перед сумасшедшим, но таким близким, таким реальным видением черной ладьи, уходящей под зеленым парусом на север. На Анго. Домой…
Две недели пути до Гемфри.
Еще дня два – стиснув зубы, вымучивая улыбки, отвечая на расспросы – в гостях у Лукаса. Всего два дня. Лукас поймет, он не обидится. А не задержаться совсем было бы свинством. А потом – в Квириллу. В порт. И…
И все!
И к акулам все неясности с грядущей войной, к акулам мелочные людские заботы, к акулам их проблемы, их грызню, их смешные великие дела. И не будет дела до Человеческой ненависти и страха. До презрения Человеческого. До гота этого, отдельно взятого, который утомил уже до озверения…
– Забавно получается, не находишь? – Сим вошел без стука и с ногами забрался на стул. – То нам на север нужно было, а вы с Киной на юг собирались. А теперь – наоборот.
Эльрик промолчал. О чем, собственно, говорить? Все идет, как шло. Завтрак в его комнате. Мрачноватое хамство Элидора. Трепотня Сима. Только вместо веселой, как утреннее солнышко, Кины высокомерное молчание сэра Рихарда. А так… все как всегда…
– Элидор говорит, что дальше мы и без тебя вполне справимся. – Гоббер с хозяйственным видом покопался в накрытых крышечками блюдах. – Правда, Элидор?
– Ты меня уже спиной чуешь? – брюзгливо поинтересовался эльф, входя в комнату, – Доброе утро, Ваше Величество. Входите, сэр Рихард. Вы с нами первый раз в гостинице. Спешу предупредить, у нас, знаете ли, принято завтракать в покоях императора. А что правда-то?
– Ты бы, Сим, молчал да кушал, – хмуро посоветовал Эльрик. Гоббер, открывший было рот, тут же его закрыл. Открыл снова, но только для того, чтобы засунуть кусок хлеба с сыром и начать молча жевать.
Шефанго рассеянно поковырялся в тарелке. Отодвинул ее и закурил, проигнорировав насмешливо-удивленный взгляд Элидора.
А после завтрака они оседлали лошадей и выехали из Грааса.
На юг.
Между Аквитоном и Гемфри словно натянулись струны, сросшиеся с сердцем императора. Натянулись. До звона. До стона. До крика болезненного. Истончились от напряжения, как серебряные нити паутины, и… Не рвались.
Грохотали копытами лошади. Пылила дорога. Светило неяркое солнце, бликами рассыпаясь от начищенных доспехов.
Впереди только одна опасность.
Плевать на опасности.
А позади – все дальше и дальше – дом.
Все дальше и дальше.
Зачем?!
Есть понятия «хочу» и «надо», но есть еще понятие «должно».
День. Ночь. День. Ночь. И снова день. Уже совсем недалеко до Весты. Усталый, но непобежденный весело матерится Сим. Молчит Элидор, подгоняя лошадь. Черная стена отчуждения выросла вокруг Эльрика. И сэр Рихард молча сидит в седле, отощавший, весь уже прозрачный от усталости. Старик держится исключительно на собственном безграничном самолюбии.
На гордости держится.
Правильно. Только так и нужно.
Давно, очень давно и очень далеко от наезженных трактов Опаленного запада, в Великих Степях, что раскинулись к востоку и югу от лесистой Венедии, собиралась в поход Орда. И дивились любопытные, как дети, и гордые, как истинные воины, степняки на страшного чужака, ручного демона хана Тэмира.
Демон явился из непроглядной ночи, как и положено демонам. Явился и остался надолго, что им вообще-то не свойственно. Демон умел убивать – и это было правильно. Но он очень мало знал, что было странно. Демон заплетал свои белые волосы в длинную косу, как положено воинам. А еще демон почти не умел ездить верхом.
Да, в Степи знали людей, которые не умели сутками не покидать седла. Людей, которые валились с ног от усталости после каких-нибудь десяти часов непрерывной скачки. Людей, которые, научившись направлять коня ногами, считали это верхом мастерства и гордились жалким своим умением. Но в Степи не встречали людей, которые вообще не знают, как сидеть в седле. И уж тем более не знали в Степи таких демонов. Хотя, если разобраться, кто их, демонов, вообще знает? Эльрик помнил… Вспоминал…
Он стал сотником раньше, чем выучился управляться с норовистыми, злобными лошадьми. У Тэмир-хана были хорошие кони. Не лохматенькие коротышки, которых почему-то принято считать степными лошадьми. Нет. Тэмир любил гульрамских кобыл, и барадские лошади нравились невозмутимому степному лошаднику. И сипангских скакунов, божественных золотистых скакунов, с черными глазами и тонкими белыми гривами, ценил хан. Это он научил принца – тогда еще принца – понимать и любить лошадей. Загадочных, хитрых, умных и злопамятных. Прекрасных и быстрых. Укрощенных, но остающихся неукротимыми.
И прятал улыбку вежливый степняк, когда после долгого перехода падал с седла его сотник. Уже сотник. Но еще не человек. Демон?
Отворачивался хан деликатно, пока ковылял тот к своей юрте. А потом посылал туда наложниц, которые приводили Эльрика в чувство, разминая затекшие до окаменения мускулы.
А на следующий день – снова вперед.
– Ты умрешь в седле, – улыбался Тэмир-хан. Одними глазами улыбался, но завораживающе тепло освещала эта улыбка скуластое, словно вырезанное из темного дерева лицо. – Ты умрешь в седле, но не скажешь, что тебе трудно. Демоны все такие?
– Я не демон.
– Да, знаю. Ты говорил. Но там, на юге, жирные сурки, осевшие на своих полях, считают демонами нас. Мы тоже говорим, что мы не демоны… Кто прав? И мы, и они. Ты – демон. И имя твое похоже на имя демона. Эль-Рих. Жаль, что вас так мало. Твой народ в море и мой народ в Степи, мы воины, и мы демоны для всех других.
– Мой народ погряз в войне, хан.
– Война – это жизнь. Ты говоришь «гратт геррс» – это значит славной войны. И это значит – долгой жизни, верно?
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю много. А чего не знаю я, знают шаманы. Когда-нибудь Эль-Рих, когда-нибудь уже после моей смерти и смерти внуков моих внуков и даже их правнуков, но будет так, что народы воинов встретятся в одной славной войне. Мы будем драться вместе. В вашем языке есть такие слова?
– Да. Но случится такое, разве что если ты пройдешь через Материк от моря до моря.
– Почему нет?
– Действительно. Почему нет?
Топот копыт. Пыль. Солнце. Звенят, раздирая душу, натянутые между Севером и Югом струны. А на губы наползает улыбка. Поневоле наползает.
«Действительно, почему нет?» Умер давно Тэмир-хан. Так давно умер, что и память о нем должна была бы умереть. Но помнят Потрясателя Мира. Помнят и чтят. А где-то помнят и боятся. Его жизнь действительно была войной. И до самой смерти считали хана демоном, предводителем демонов…
До смерти.
После смерти его стали считать Богом войны.
Еще Барух, через много-много веков после смерти Потрясателя, рассказывал Трессе страшные легенды. И говорил, что, если потревожить дремлющий дух чудовища, грянет над Миром новая война. Война, равной которой еще не было.