Упал. Очнулся. Папа! (СИ) - Логвин Янина. Страница 12

— На что это ты намекаешь? — сразу же тонко сощурила глазки черноглазая ехидна, и подобралась для словесной атаки. Впилась ноготками в полированную столешницу. — Что я и Валерий Александрович… что мы… Да как ты смеешь, выскочка!

Теперь главное держать лицо. Я ее предупредила!

Но на всякий случай гордо подбоченилась, не собираясь уступать красотке и миллиметра уверенности — ноготки у меня тоже имеются, а вот выхода нет. Бросила свысока:

— Понятия не имею, о чем ты.

— Врешь, Петушок!

— Дни приема сотрудников по рабочим вопросам — вторник и четверг, с десяти до двенадцати, а сегодня среда, — отчеканила профессионально. — Я вам об этом третий день повторяю, Пригожева. Можете записаться у меня в приемной, но не обещаю, что в ближайшие недели смогу внести вас в расписание. Андрей Игоревич очень занят! И если вы этого не видите, то я вам, как его секретарь, говорю!

Но соперница у меня была не так проста и тоже уступать не собиралась.

— И почему мне кажется, что ты, как секретарь, слишком много на себя берешь, Петушок? А как насчет личных вопросов? Ты об этом не подумала?

— Вам кажется, товарищ аналитик. А личные вопросы господина Воронова ни вас, ни меня не касаются! Тем более в рабочее время!

— Ну, конечно! — фыркнула Нелечка. — Вижу я, как они тебя не касаются! Бедняжка, так старалась угодить шефу и собрать документы, что даже взопрела вся! Вот и сидела бы себе и дальше тихо под столом, где тебе самое место!

— Что-о?!

— А что слышала! Сначала деда окрутила, а теперь и во внука вцепилась клещами, да? Боишься свое упустить? Думаешь, никто не знает в компании, кто ты есть? Содержанка и вертихвостка!

— Нелли, я попросил бы! Держи свое мнение при себе! — попытался было вмешаться Воронов, но когда двух девочек заносит на поворотах, сильному полу лучше исчезнуть с пути и не отсвечивать.

— Да что ты себе позволяешь?! — я ахнула и натурально оскорбилась за свою честь. Так открыто мне незаслуженное обвинение бросали впервые. — На себя посмотри — выдра бесстыжая!

— Если и позволяю, то с одобрения Андрея, заметь! — окрысилась Людоедочка. — А наши с ним дела тебя не касаются! Ты здесь всего лишь обслуживающий персонал, так что исчезни! Свободна, девочка!

— Эй! Кто из нас еще обслуживающий! Это ты своей юбкой здесь столы вытирала! И это тебе прямым текстом сказали, что ты опоздала! Кофе она захотела. Фиг тебе, а не кофе, поняла?! — и кукиш брюнетке показала.

— Шельма рыжая!

— Зато не крашеная, как некоторые! И не надутая!

— Нелли, Дарья, вы с ума сошли?! А ну, немедленно прекратите!

Ага, щазз! Меня в детстве столько раз дразнили из-за цвета волос, что опыт словесного пин-понга выработался ого-го! Да я только начала! Можно сказать, варежку открыла…

Ишь ты, указывать она мне вздумала!

Но Пригожева не была бы лисой, если бы вовремя не смекнула, в чью сторону повернуть негодующее личико, чтобы всерьез не получить по носу.

— Андрей, и ты это терпишь?! — взвизгнула обиженно. — Твоя секретарша только что меня оскорбила! Посмотри на нее, она с ума сходит от ревности и хочет манипулировать тобой! Ей нельзя доверять! Не удивлюсь, если она в сговоре с твоим братом! Думаешь, почему она лезет к тебе под стол и ублажает… Лицемерка!

Что?!

Я вскипела от такой лжи и обвинения. От того, какой невинной выглядела Пригожева перед мужчиной, хлопая ресницами.

Я никогда не лицемерила и всегда была предана «Сезаму». Я не заслужила… Да как она смеет такое говорить!

Если бы не Воронов, я бы ее достала, клянусь! И тогда бы уже никто не смог сказать, что помощница исполнительного директора — брюнетка. Оставила бы язву без волос!

— Ах, ты… Обманщица! Да ты же сама спелась с Куприяновым… Я всё знаю! Знаю, что вы заду…

— Молчать, Петухова! Вон из кабинета!

— Но, Андрей Игоревич, она ведь…

— Быстро в приемную! Марш отсюда! Нелли, сядь!

— Правильно, Андрей! Давно пора выставить эту нахалку вон!

Но я бы не ушла — ни за что! Боевой Петушок уже вскинул гребень и приготовился сражаться до победы. Если бы злющий Гоблин не схватил меня запросто в охапку, как куль с мукой, и не вынес под мышкой в приемную — не обращая внимание на сопротивление.

Поставив на пол, захлопнул за нами дверь в кабинет (оставив в нем Людоедочку одну), и развернул к себе лицом.

— Вы с ума сошли! — прошипел грозно в лоб, понизив голос до шепота, сверкая льдистыми глазищами. — Еще секунда, и всё выболтали бы!

— Ну и пусть! Пусть знает, что ее раскусили! Я не понимаю, Андрей Игоревич, почему вы молчите? Почему мне не верите?!

— Вопрос не в вере, а в том, что вы меня не слышите! Я же сказал, что сам со всем разберусь! Идите домой, Петухова, пока дел не наворотили! Выбросьте всю чушь из головы и спите спокойно! Я мужчина, а не сосунок, мне не нужна ваша опека. И лучше исчезните с горизонта в ближайшие пять минут, иначе…

— Что иначе? — глаза защипали слёзы обиды, а к горлу подступил ком. Ненавижу несправедливость!

— Иначе будете сидеть у меня под столом всю ночь!

Я стояла, смотрела на своего шефа, а губы дрожали…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну, что еще, Дарья?

— Почему вы ей не сказали? Пригожевой.

— Что я должен был ей сказать?

— Что между нами ничего не было, конечно же!

Глаза на меня смотрели пристальные и сердитые.

— Петухова, я смотрю, вы от скромности не умрете. А почему я должен ей что-то говорить?

— Но ведь она подумала, что мы… что вы и я… что у нас с вами…

— Как интересно. Продолжайте, внимательно слушаю.

Но я замялась. Одно дело подумать — в мыслях всё кажется ясным, как на ладони. И другое дело — произнести то, что понятно без слов, вслух. А Воронов словно моей заминки и ждал. Поторопил нетерпеливо:

— Ну же, приоткройте свою фантазию, потому что мне на ум ничего не приходит. Кроме того, что вы там собирали бумаги. Ведь это и раньше входило в ваши обязанности, при моем деде? Следить за документами?

Если я и была красная от возмущения и от всего произошедшего, то сейчас побледнела.

Мне внезапно захотелось врезать Воронову пощечину. Крепкую, такую, чтобы в ухе зазвенело. Чтобы смог почувствовать тот же обжигающий стыд от его слов, что и я.

Всё он прекрасно понимает, только ему всё равно. Плевать на меня.

Видимо, он это понял, потому что взглянул на мой поднявшийся в гневе бюст, на руку… Дернул желваками, развернул широкие плечи в сторону кабинета и бросил холодно поверх плеча:

— Идите домой, Петухова. Вы свободны.

— Я — Петушок!

Он вдруг повернулся и разозлился.

— Если вы — Петушок, то я — Курочка! — рыкнул раздраженно. — Идите уже, кому сказано! И без вас дел до черта!

Вошел в кабинет и дверью хлоп! Только стекла в шкафах задрожали. А я осталась стоять, больше не в силах сдерживать слезы.

Они и побежали по щекам — горькие и колючие, только успевай смаргивать, когда дверь в кабинет вновь открылась и Воронов вернулся. Достал из внутреннего кармана носовой платок — такой же идеально-крахмальный, как он сам, и сунул в руку.

— Еще и плакса! Вот, возьмите, завтра поговорим. А лучше спускайтесь и ждите меня на парковке. Знаете мою машину? Черный внедорожник. Я вас домой отвезу.

Снова хлопнул дверью и ушел!

Гад, хам и… бесчувственная сволочь!

Айсберг и ледышка!

А Матвей Иванович им так гордился! Говорил, что младший внук весь в него пошел. Что хороший человек.

Гоблин он хороший, а не человек! Дел у него до черта. А у меня их что, разве мало? Снова ведь в час ночи спать лягу, пока дома все дела переделаю. Или он думает, будто весь свет на нём одном сошелся?

Я с чувством высморкалась в платок.

Нет, решено — увольняюсь! Да пошло оно все к лешему! И «Сезам», и слухи, и зáговоры вместе с наследниками! Что я себе, другую работу не найду, что ли? Конечно, найду! Да хоть в агентстве недвижимости.