Охотник за смертью - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 10

Альгирдас шевельнул пальцами, привыкая к новым ощущениям. В Щецине он дрался с пятью Гвинн Брэйрэ, и всех пятерых поймал в тенета, но тогда он был не в себе и не вникал в ощущения. Да и пять жертв – совсем не то, что пять десятков. Тем более что сейчас он не должен был вытягивать чужую силу.

А вообще-то ничего. Даже интересно.

Пять десятков нитей, шесть, восемь… вот их количество перевалило за сотню. Сам Паук уже не смог бы сказать, кто из братьев ловит очередные летучие паутинки, но какая-то часть его следила за всеми.

– Достаточно, – приказал Син, – северяне – все. Теперь ступайте в тварный мир, каждый в свои земли. Паук, не отпускай их.

Альгирдас только кивнул. Уж он-то не отпустит.

А дальше, дальше он мог наблюдать со стороны матерых бойцов Гвинн Брэйрэ проявления восторга, приличествующего скорее юнцам, нежели взрослым мужам. Причем, сразу отовсюду. Они слышали друг друга. Братья, разошедшиеся каждый в свой далекий край – в ледяную тундру, в зеленые леса Европы, в азиатские степи, в почти безлюдную тайгу Страны Великих Озер, – они слышали друг друга. И для этого больше не нужно было прибегать к чарам на крови. И Альгирдасу не составляло ни малейшего труда удерживать их всех на концах паутины.

По приказу Сина, он набросил тенета еще на нескольких братьев, и еще. Все меньше Гвинн Брэйрэ оставалось на Меже, один за другим они уходили в тварный мир. И круглое лицо Сина утратило обычную невозмутимость. Старший наставник позволил себе улыбку, не входящую в сотню дежурных и предписываемых канонами. Старший наставник просто улыбнулся:

– Это даже лучше, чем я ожидал.

Дальнейшее было уже совсем легко. Паук перегонял через себя потоки сил, от брата к брату, от группы к группе, он заплел свою часть паутины так, чтобы работать с каждым Гвинн Брэйрэ по отдельности, или объединять их в пары, шестерки, дюжины. Но он, конечно, никак не думал, что это все всерьез. Что проба сил будет проводиться на настоящей охоте. Не в обычаях Сина было затевать что-то настолько новое без множества предварительных испытаний. А старший наставник без колебаний бросил Гвинн Брэйрэ на уничтожение тех фейри, что ближе всего были к людям. Не по месту обитания, а по способу кормиться.

И первая охота Паука стала последней для великого множества людоедов, независимо от того, что именно пожирали они: плоть и кровь, или мысли и чувства.

Страшное дело, сколько оказалось среди них людей. Обычных смертных. Малефиков, как называли их христиане. Именно в христианских землях, в бывшей империи Великого Карла, свили свои гнезда самые свирепые твари – те, что носили человеческое обличье. Они привыкли к своей безнаказанности среди поклонников Белого бога, привыкли к тому, что в них не верят. Пожиратели детей и вампиры, стриги и маски жировали под рукой христианнейших правителей, почти не опасаясь охотников Гвинн Брэйрэ. Убивать их запрещалось законом. Удивительно, но так и было, человека могли казнить за покушение на убийство чудовища. И христиане соблюдали закон. А братство обычно больше сил тратило на то, чтобы уцелеть в христианских землях, чем на охоту за людоедами.

За десять часов общей охоты повсюду, куда дотянулись Гвинн Брэйрэ, низшие фейри и чудовища были уничтожены. Под конец токи силы, пробегавшие по нитям, стали совсем слабыми, потускнели. Люди вымотались, – двужильные или трехжильные, братья все-таки не были неутомимы. И Син сказал:

– Достаточно.

А потом в Ниэв Эйд, священных стенах школы, из которой ученики уже разъехались на лето по домам, охотники, жрецы и наставники устроили такую пьянку, что небо дрожало. В буквальном смысле. А как ему не дрожать, когда три тысячи бессмертных колдунов и тысяч пять неизвестного происхождения женщин пьют и гуляют, каждый по обычаям своего народа?

В тварном мире, правда, обошлось без катаклизмов. Если не считать таковыми всякого рода грозные знамения вроде комет, метеоритных дождей и солнечных затмений.

Планы братства на будущее были угрожающе радужными. Альгирдас же – повод и причина буйного веселья – с угрюмым пониманием представлял собственные перспективы. Уже ясно было, что никто не пустит его на самостоятельную охоту. Никто не пустит его даже на общую охоту. Никогда. Дело Паука сидеть в центре паутины. Вот спасибо, наставник Син… нет, с сегодняшнего дня уже просто Син. Все равно – спасибо. Чтоб тебе самому никогда на охоту не выбраться.

Всякое действие рождает противодействие. Из этого закона исходило в своих планах братство, по этому закону действовали и враги Гвинн Брэйрэ. Словно невод тяжело тянулся из морских пучин, рыбацкий невод, сплетенный из липких нитей, и чем дальше вытягивали его из моря, тем более крупная рыба билась в ячеях.

Напуганные неожиданно возросшим могуществом братства, фейри кинулись искать защиты у своих покровителей. Те из них, кто был разумен. А на неразумных Син времени не тратил: для того чтобы справляться с ними не требуется объединенная мощь всех Гвинн Брэйрэ. И через несколько месяцев после пробы сил Паука, благородные фейри, дивные создания с серебряной кровью в жилах, начали свою охоту.

На братство, на Сина, и на Паука.

Они выбрались из своих зачарованных замков, из недоступных ни богам, ни людям укрытий, поднялись из подземных глубин, спустились с небес, вышли из темных вод. Прекрасные и безобразные, восхитительные и пугающие, но все – одинаково чудовищные. Только самые древние из Гвинн Брэйрэ, ровесники Сина, люди, родившиеся в одном с ним столетии, могли припомнить времена, когда князья фейри обращали внимание на смертных.

– Сколько веков прошло с тех пор?

– Тысячелетий, – поправлял Син. – Не так уж много, Паук. Для них – совсем немного.

Начавшуюся с князьями дивных народов затяжную войну назвали «охотой Паука». И Альгирдасу странно было теперь вспомнить о том, как недавно жалел себя и злился на Сина за то, что не пускает желтолицый хань на настоящую охоту за фейри. Теперь Альгирдас охотился каждый день, он был рядом с любым из братьев, он научился слышать и видеть каждого охотника, и Гвинн Брэйрэ стали его руками, глазами, ушами. Его оружием, его чародейством, его паутиной.

Паук оставался на Меже, в центре раскинутых над планетой тенет, и ему уже не нужна была помощь Сина. Где-то рядом постоянно находились братья-телохранители, они дежурили по четверо, и Паук успел привыкнуть к ним настолько, что вообще перестал замечать. Еще Паук успел привыкнуть к тому, что он – самое драгоценное сокровище Гвинн Брэйрэ; и к тому, что его все время хотят убить; и к тому, что его все время хотят украсть. Только не мог понять: какой смысл воровать его, ведь удержать все равно не получится.

Ах, паутина – мистическая связь между братьями, удушающая сеть, боевые нити, разящие тело врага.

– Христиане верят, что Белый бог создал солнце из паука, – как бы между прочим роняет Син.

– Еще они верят, что кто паука убьет, тому сорок грехов простится, – не отвлекаясь от пульсации нитей, парирует Альгирдас.

А в тварном мире полторы тысячи человеческих фигурок повинуются дрожи его пальцев, взмаху ресниц, движению мысли. Это не игрушки, не фигурки на игровой доске – это братья, но когда сидишь в центре паутины, долго помнить о том, что на концах твоих нитей живые люди не получается.

Забываешь.

И начинаешь играть.

– Ты когда-нибудь задумывался над целями, которые ставят перед собой охотники?

Это Орнольф, Бронзовый Молот Данов. Наставник Орнольф. Он – один из немногих, кто не смотрит на Паука так, словно пытается разобраться в собственных ощущениях. Остальные как будто все время спрашивают себя: «Это ли наш малыш? Когда же он успел так измениться?» Им невдомек, остальным, что дети растут, а юноши взрослеют. Жрецы и наставники, наверное, понимают, насколько быстрее становишься взрослым, изо дня в день двигая по нерасчерченному полю континентов живые фигурки родных братьев. Но даже наставники, даже жрецы поглядывают с удивленным ожиданием: чему еще научился Паук за несколько месяцев, дней, часов…