Последнее небо - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 23

Разве хоть кто-нибудь об этом подумал?

Куда там!

Думали как раз о том, что тот, кто больше всех запачкан, должен больше всех и о безопасности думать.

С монтажом, конечно, пришлось повозиться, изымая куски, на которых попадал в камеру палач. Не так-то легко все время держаться вне фокуса. Работая с жертвой, на одном месте стоять нельзя, алтарь – не операционный стол, а экзекутор не хирург. Можно качественно работать и с миллиметрами человеческого тела, но Ритуал требует зрелищности.

Молодцы господа-журналисты, состряпали из полученных материалов блюдо лакомое и жуткое на загляденье. Кровищи немного, а ту, что есть, показывают мельком. Зрелище завораживающее и отвратное, но не до тошноты. А вот звук дали напрасно. Ой напрасно. Нормальные люди, такое послушав, ночью спать не смогут.

Сегодня запись Ритуала пустил в эфир один-единственный городской канал. Остальные, получив документы, задумались тяжко. Стоит ли овчинка выделки? Они чуют, что называется, нутром; стоит. Но нутряному чутью доверять опасаются. А промах в такой, ситуации может обойтись ой как дорого. С учетом того, какие люди запечатлены бдительным оком камеры, промах обойдется дороже, чем способны представить даже самые осторожные.

Ладно, сегодня они еще боятся. Завтра будут оглядываться друг на друга. Послезавтра начнут перешептываться. А дней через пять начнется такой скандал, что записи Ритуалов покажутся детскими фильмами.

Ну что, Зверь? Ожил? Вспомнил, кто ты есть? Был тебе магистр папой-мамой и школой со всеми университетами. И продал тебя магистр. И нету у тебя больше ни папы, ни мамы, ни любящего наставника. Плохо тебе, убийца? Грустно тебе?

Плохо и грустно может быть человеку. Зверю – не может.

Нельзя быть зверем и человеком одновременно.

Страшно тебе?

Зверь может бояться. Но темен лес, и очумело носятся по нему охотники с собаками, а фонарики им только мешают. Нечего бояться зверю. А вот пара часов сна ему совсем не помешает. И проснется зверь голодным. И сам начнет охоту.

ЗА КАДРОМ

Тяжелые настали времена. До того тяжелые, что генерал-майор Весин иной раз ловил себя на желании отдать приказ об уничтожении Зверя. Убийца заслуживал того, чтобы быть убитым. То, что он устроил, не поддавалось разумному объяснению, противоречило всему, что рассказывал о своем воспитаннике покойный Смольников, и отравляло существование министру внутренних дел.

Зверь разрушил Орден. Своими руками уничтожил организацию, которая дала ему жизнь. Видеозаписи Ритуалов сами по себе были не опасны: волшебное слово «монтаж» заставляет усомниться даже в самой достоверной информации. Но приложенные к записям комментарии, места для сомнений не оставляли. Все данные о жертвах, даты их исчезновения, время смерти и, главное, места захоронения. Это, последнее, оказалось лучшим доказательством того, что все записи подлинные.

Орден не был оригинален в способах сокрытия трупов. Не так уж сложно спрятать тело, если привлечь к сотрудничеству работников крематориев и похоронных контор. В основном, конечно, сжигали, но некоторые были просто похоронены в чужих могилах. И если к первой эксгумации, проведенной по настоянию родственников погибших, эксперты подходили с брезгливой недоверчивостью, то все последующие прошли, если можно так выразиться, «на ура». Скандал набирал обороты. Да так стремительно, что те, кому не оторвало голову, хватались на всякий случай за шапки Что-то еще будет?

Непонятно было еще и то, почему жертвами для убийств выбирались вполне благополучные люди, иногда даже люди заметные, то есть такие, которых обязательно начали бы искать.

Их и искали, надо сказать. Другой вопрос, что не находили. Но к чему нужны были Смольникову – ведь именно он выбирал жертв – лишние проблемы?

Зверь, правда, не работал в каком-то одном регионе или даже в одной стране. Он не ограничивался Россией. Или его хозяин Россией не ограничивался. Не суть важно. Но до появления видеозаписей никому в голову не приходило связывать исчезновения в одну цепочку. Люди пропадают – это естественно и, увы, необъяснимо. То, что пропадают богатые люди, так же ожидаемо, как исчезновения разного рода нищих и бродяжек А вот когда открылась кошмарная правда, общество залихорадило куда серьезней, чем если бы речь шла о никому не нужных отбросах.

«Зачем? – недоумевал Николай Степанович Весин. – Зачем нужно было уничтожать Орден?»

Работы невпроворот, и сил уже нет слышать один и тот же, набивший оскомину вопрос: «Куда же вы смотрели, господин министр?» Где уж там «остаться в белом»? Тут не утонуть бы вместе с остальными.

Куда смотрели?

Разве объяснишь сейчас, что Смольников начал свою деятельность еще в бытность Весина простым лейтенантом? Как рассказать, что Ордену больше тридцати лет? Что начиналось все с сети совершенно невинных молодежных группировок, замешанных в криминал не намного больше, чем любые другие стаи молодняка? Да, именно сеть группировок, да, разумеется, слово «сеть» подразумевает организованность. Да. Да. Но это, слава богу, не запрещено. Орден не был зарегистрирован официально, и это единственный повод для придирок. Господи, да Смольников просто играл во власть. Дергал за ниточки и с умиленной улыбкой наблюдал, как реагируют на рывки отдельные детали его огромной, но рыхлой и совершенно бесполезной организации.

Да, самому себе можно признаться, что не так уж она была и бесполезна. Дети вырастали, но не забывали тех, кто наставлял и воспитывал их в экзотическом и романтичном поклонении злу. Дети становились кем-то или оставались никем – так или иначе возникала система над системой. Вторая ступенька Ордена. Была и третья. А как же без третьей? За три десятка лет можно вырасти ой как высоко. Третья ступень Ордена – те, кто пришел во власть. В любую, пусть даже самую махонькую властишку. И наконец ступень четвертая – круг Мастеров.

Самому себе можно признаться и в том, что вопрос на зубах навязший: «Куда же вы, господин министр, смотрели?» – вполне правомочен. Насколько велико было влияние Ордена? Что в действительности мог круг Мастеров? Был ли вообще предел его возможностям? Был, конечно. За тридцать лет можно сделать многое, но ведь не все же. За тридцать лет. А программа-то была долгосрочной.

Пятая ступень Ордена – магистр. Отец, творец, идейный вдохновитель, организатор и, если верить самому Смольникову, гениальный педагог. Он ведь действительно рассчитывал жить если не вечно, то очень, очень долго. А дураком при этом Игорь Юрьевич не был. И в избытке фантазии его никак нельзя было обвинить. Однако, создавая Орден, Смольников сумел убедить тех, кто был с ним тогда, в том, что бессмертие возможно.

Каким образом?

Эти люди верили, что продляют свою жизнь за счет жизни жертвы. Трудно сказать сейчас, насколько оправданна была их вера. В какой-то степени… дожил ведь Игорь Юрьевич до семидесяти лет, сохранив при этом цветущий вид и здоровье пятидесятилетнего. Не на пустом же месте такое долголетие строилось. А с появлением Зверя полусказка неожиданно и сразу стала реальностью. Если верить Смольникову.

А как ему не верить? После того что случилось в церкви, как не верить в бредовую правду этого сумасшедшего? Магистра должно было разбрызгать по полу и стенам, ровным слоем размазать так, чтоб и хоронить оказалось нечего, а он умер в реанимации. Умер в результате трагической ошибки. Невыспавшаяся медсестра перепутала лекарство в капельницах. Да уж. Сам факт того, что там было куда ставить капельницу, говорит о многом.

То, что происходило сейчас в Екатеринбурге, не поддавалось никакому объяснению. Точнее, генерал мог бы объяснить многое, но это обошлось бы ему слишком дорого.

Люди умирали. Умирали сами. От несчастных случаев, от хронических болезней, которые обострялись внезапно; люди совершали самоубийства; люди словно задались целью так или иначе свести счеты с опостылевшей жизнью.

Ни одна из смертей не вызывала подозрений. Все вместе они становились страшными числами в статистических сводках. А сводки заставляли генерал-майора Весина сжимать пальцами ноющие от боли виски. Орденский палач превратил город в огромную… кормушку. Именно кормушку, другого слова не подобрать. Он прятался где-то там, страшный, жадный и, видимо, очень злой. Он скрывался в городе, но скрывался нагло, каждый день демонстрируя свою силу тем, кто пытался найти и поймать его. И сила эта была велика. Зверь дразнил охотников. Весин понимал, что дразнят лично его – наверняка перед смертью Смольников выложил своему палачу все. Зверя словно и не было нигде, но люди-то умирали. Снова и снова. И никакого воображения не хватит, чтобы понять, насколько полезна была бы генерал-майору эта впустую растрачиваемая сила.