Последнее небо - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 39

И девочка. Одна и та же. Великое множество набросков, эскизов, законченных полотен. Она взрослеет на этих картинах, меняет прическу, одежду, стиль макияжа и, кажется, поведения.

Марина Чавдарова. Первая жертва Зверя. Сестра того самого священника, которого Смольников застрелил полтора месяца назад. Чего добивался магистр, отправляя своего выкормыша на последнее задание? И в чем он ошибся?

Был ли выбор жертвы предупреждением?

Скорее всего.

Зверь предупреждению не внял.

Почему?

Он хочет избавиться от всего человеческого, в том числе и от воспоминаний. Что ж, он избавился. От воспоминаний. А заодно и от магистра.

К вопросу об одушевлении. Или одушевленности? Сейчас уже и не скажешь наверняка, ожившее неживое – фантазия Зверя или объективная реальность. Во всяком случае, ни в один из его домов, из тех, что были указаны Смольниковым, попасть незаметно не удалось.

Замки не открылись. Пришлось ломать двери. А уж что началось внутри, стоило перешагнуть порог, – полтергейст это называется. Сказки такие есть, для взрослых. Двери захлопывались сами по себе и норовили переломать пальцы; розетки, стоило подойти чуть ближе, били искрами почти на метр. Прицельно. В глаза. Пылесосы с отчаянной обреченностью кидались под ноги. На одного из оперативников обрушился книжный шкаф. Полки там, кстати, были из настоящего дерева. И не клееные – сплошные цельные доски. Тяжелые. Да еще книги. Поразвелось грамотеев!

Апофеозом стала кухонная плита, которая, надо полагать, тихо и незаметно включилась сама по себе. Когда набралась полная духовка газа, вспыхнул огонь.

Ладно, не погиб никто. И слава богу, что квартира была из тех, которые называют на американский манер «пентхаузами». Взрыв ушел наверх. Треть крыши превратилась в воспоминания, но хотя бы жильцы не пострадали.

Впрочем, эта квартирка, хоть и со странностями, но не идет ни в какое сравнение с домом в Средиземноморье. Милым таким, сравнительно небольшим домиком из белого камня. Сад вокруг – запущенный, но красивый. Цветов – прорва. Двери, понятное дело, не открываются. Но тут уж и не старались, сразу выбили. А в доме – змеи. Гадюшник! Или как там они называются? Кругом змеи. На полу – целыми клубками, с потолка свисают гроздьями, мебели под ними просто не видно. Зверь их что, вместо собак держал? Для охраны? Да на хрена ему, спрашивается, охрана? Его дома сами себя прекрасно сторожат.

Николай Степанович очень живо представлял себе ощущения взломщика, забредшего, скажем, в сгоревший пентхауз. До пожара, разумеется. К черту, к черту. Лучше уж в золотой фонд забраться. Там хотя бы понятно, как охранные системы работают.

Что-то, впрочем, смогли заполучить, невзирая на помехи. Отпечатки пальцев. Вот, рисунки, опять же. Удалось изъять часть библиотеки. То, что было в городе, сгорело, конечно, а вот в змеином гнезде книги сохранились. С книгами и картинами сейчас работают аналитики. Трудно им. Утверждают, что если рисунки все, без сомнения, сделаны одной рукой, то библиотека, если судить по тематике и по заметкам на полях, собиралась как минимум тремя разными людьми. Уперлись – не сдвинешь. Может, и правда?

Нет. Вряд ли. Эклектика в выборе книг объясняется очень легко – в Звере одновременно уживается столько людей, что вкусы у него просто обязаны быть разными. Взаимоисключающими? Вполне возможно. Почерк и характер заметок… наверное, имеет смысл объяснять тем же самым. Но как, скажите на милость, можно представить себе ход мыслей человека, который даже в собственном доме не бывает похож сам на себя?

А еще Казахстан покоя не дает. Смольников упоминал, что помимо двух, уже обысканных, домов у Зверя было убежище где-то в степи. В одном из заброшенных поселков. Сам магистр понятия не имел, что это за место. Он был там один-единственный раз – хотел выяснить, где его выкормыш проводит ежегодно весь май. Зверь привез его туда на болиде, все время полета вел машину над облаками, да еще и приборы были выключены. Экстремал хренов! Больше Игорь Юрьевич в степь не рвался.

Генералу не нужно было включать запись, чтобы вспомнить голос магистра:

– Волки! Там кругом волки. И змеи. И пауки. Боже мой, я никогда не видел такого количества волков в одном месте. Я даже не знал, что они могут собираться в такие огромные стаи. Да они и не могут. Не должны. Волки снаружи. Змеи внутри. В доме. И пауки – те повсюду. Я там и пяти минут не пробыл. Не смог.

Искать один-единственный дом в заброшенном поселке, каких великое множество в степи, – дело безнадежное. Вполне возможно, что Зверь скрывается сейчас именно там, среди милых его сердцу пауков, волков и змей. Если это так, значит, рано или поздно его найдут. Но Николай Степанович полагал, что экзекутор, зная, что его разыскивают, не станет сидеть на одном месте.

А куда он может податься? Куда угодно – слишком расплывчатый ответ, но, к сожалению, так оно и есть.

Май. Степь. Казахстан

Слухам не верили, но они продолжали расползаться, невероятные, страшные, зачастую опровергающие друг друга. Слухи о стае волков, которая не распадается даже весной. Об огромной стае – каких не бывает. Не может быть, хотя бы потому, что такому количеству хищников не найти себе пищи.

Находили.

Слухи приносили пастухи, пасшие коз и овец в предгорьях, где были вода и трава. Волки приходили туда. И убивали. Не только коз и овец. Пастухов убивали тоже.

– Их водит человек, – зудели слухи, – светловолосый оборотень, в полнолуние он превращается в белого волка…

– В серебряного, – поправляли слухи, – в серебряного волка со стальными зубами и медными когтями.

– Это женщина, – возражали слухи, – жызтырнак. У нее медные когти и медный нос, и водит она не волков, а демонов, которые притворяются волками.

Слухам не верили. Но зверье действительно потеряло всякий страх. И за хищников решили взяться всерьез. Прошлогодняя трагедия, когда на берегу Балхаша волки загрызли пятерых студентов, разогрела страсти. Добровольцев нашлось куда больше, чем обычно. Массовый отстрел хищников – дело нужное, и все охотники это понимают, но далеко не все способны с легким сердцем убивать беспомощных животных с вертолета.

Тогда, в июне, стаю не нашли. Как будто и не было ее. Все волки жили, как им и положено, законов природы не нарушали, от людей предпочитали убегать, при виде вертолетов впадали в панику. И никакой стаи. Пришлось стрелять в тех, кого видели.

Экологи встали на дыбы, но никто их не слушал. Систематические нападения на людей пострашнее какого-то там нарушения экологии. Волки новые наплодятся. Нормальные. А людоедов нужно уничтожать.

Зимой постреляли еще. Скорее, для порядка. Волков и в самом деле осталось маловато. А в мае…

К Григорию Ивановичу Мытицкому, егерю, на чьей территории были убиты студенты, пришел вечером гость. Худощавый, невысокий парнишка. Светловолосый и черноглазый. Видимо, смесок. Тот редкий случай, когда русская и казахская кровь разделились ровнешенько пополам. Назвался парень Денисом. Фамилию говорить не стал, но кому они нужны, фамилии, в такой глуши? Денис так Денис. Хорошее имя.

Григорий Иванович, без вопросов, впустил позднего гостя в дом. Не оставлять же человека ночевать на улице. Единственное, чем поинтересовался егерь, где оставил парень свою машину. Сломалась она или как? Шума мотора не было слышно, значит, пришел издалека.

– Я без машины, – ответил Денис.

– Пешком, что ли? – не поверил егерь.

– Да.

Собирая на стол, Григорий Иванович нет-нет да поглядывал на странного гостя. Пешком пришел? Откуда бы? Вряд ли издалека. Одежда у паренька пыльная, видавшая виды, видать, специально для походов. Но уставшим он не выглядит. Турист, может быть? Туристы – они все странные. Ходят пешком, непонятно куда, непонятно зачем. Бывает, что и в одиночку.

Турист без рюкзака?

Обычно гостю не задают вопросов. Гостя кормят, поят, а уж потом он, если сочтет нужным, может рассказать о себе, о своих делах, о том, что творится в мире. Что в мире творится, Григорий Иванович знал и сам. Радиоприемники, слава богу, никто еще не отменял. А вот выяснить кое-что хотелось. Причем так хотелось, что спрашивать егерь начал, в нарушение всех обычаев, раньше, чем предложил поужинать.