Тайна архивариуса сыскной полиции (СИ) - Зволинская Ирина. Страница 45
Нет, в части контроля за моей жизнью князь, вне всякого сомнения, немножечко маньяк, но с каких это пор Милевский стал опасаться Чернышова? Ведь наше общение было одобрено им!
«Я видел его отчеты, ты – ангел, судя по ним», – всплыли в памяти слова Милевского.
У меня задрожали руки.
«Ангелам не место в аду, Мария!»
Мог ли Петр увлечься мной? Мог ли наказывать смертями? За несколько лет греховной связи с князем…
«Маша! Почему открыла, не спросив?!» – искреннее, неподдельное беспокойство в голосе Чернышова.
Господи, ну и бред! С первой встречи Петр отнесся ко мне тепло, опекал, обучал, поддерживал. Не один год! Вот уж кто самый вменяемый человек в моём окружении.
«Один из лучших следователей империи», – так сказал о нём князь. Близкий ко мне и … верный государю. А … верный ли? Народ требует перемен, но что из себя представляет полиция? Она ведь и есть – народ. Кому как не тем, кто ежедневно видит всю гниль и затхлость режима, разделять мечты о светлом будущем для страны?
Почему меня до сих пор не допросили? Почему Белянин отпустил меня в Москву? И кто, как не Петр, знает меня настолько хорошо, понимая – единственная причина мне выпустить на волю огонь – страх за жизнь. Не мою, страх за жизнь князя.
Господи, еще немного, и я окончательно скачусь в паранойю, подозревая вся и всех!
Работник вокзала отдал Чернышову честь, тот спрятал жетон и, оглядевшись, увидел меня. Буркнув что-то под нос, Петр отбросил папиросу в сторону и направился ко мне.
А ведь Чернышов не беден, почему одевается как бедняк? Только ли для того, чтобы не выделяться?
Снова меня начало колотить, снова от страха замутило. Нет, я не буду бежать, и не буду трусливо прятаться!
Если за всем этим стоит Чернышов, он сделает всё, чтобы я не села на поезд. Расскажет об аресте князя, к примеру. Или применит силу, если я вдруг не проникнусь важностью момента. Значит, он не один? Я расправила плечи и приготовилась ждать. Как бы то ни было, что-то да я узнаю. Прямо сейчас.
– Маша, где мальчик? – недоуменно спросил меня Петр и, нервным жестом подкрутив ус, недовольно гаркнул: – Только не говори, что ты никуда не едешь!
В ушах зашумело, и от облегчения закружилась голова. Господи, пожалуйста, пусть я ошиблась! Пусть Чернышов будет ни при чем!
– Садись, – вместо ответа приказала я.
Петр устроился рядом и, оглядывая содержимое коляски, выругался.
– Ну что за выбрыки, Мария?!
– Выбрыки? – я задрала подбородок. – О чем ты, Петя?
– В столице творится черт знает что! Протесты, пророки…Мы не знаем, кто стоит за убийствами, следствие в тупике! В литерном нашли твои документы, и князь вдрызг рассорился с государем, запрещая допрашивать тебя, а ты снова выкидываешь очередное коленце! В Петербурге тебе со всех сторон не безопасно! Мне насильно усадить тебя в поезд? Что я должен сказать Алексею Сергеевичу? У князя полно забот, не добавляй ему еще одну!
Я поджала губы, а Петр устало добавил:
– Одна эта газета с обвинениями Милевского чего стоит…
– Что ты думаешь об этих обвинениях, Петя? – тихо спросила я.
– Да что тут думать, навет, – небрежно отмахнулся он. – Извинятся, сменят редактора да штрафом отделаются, больно издание серьезное. А так бы прикрыли. Неприятно, но ничего из ряда вон.
– Ничего из ряда вон, говоришь? – сощурилась я и, сдерживая желание кричать, ровно спросила: – Тогда объясни мне, Петя, почему же Милевский арестован?
Чернышов замолчал. Задумчиво подкрутил ус и, прямо взглянув мне в глаза, уточнил:
– Ты уверена? Откуда такие сведения?
От этого простого и абсолютно правильного вопроса я на миг лишилась дара речи. Почему? Почему я не усомнилась в словах Насти? Почему безоговорочно поверила? Да, Алексей не приехал сам, но он князь! У Милевского действительно полно дел! Мы попрощались!
Потерев воспаленные глаза, я устало призналась:
– От Денских, она ссылалась на Вяземского. Нет. Я не уверена.
– Вяземского? – переспросил Петя. – Интересно…
За нами встал экипаж, на Степана гаркнул извозчик. Мы мешали проезду, и непременно завязалась бы ссора. Я окрикнула слугу и попросила отъехать куда-нибудь в тень. Обласкав чужого возницу крепким словцом, Степан проехал вперед, чтобы развернуться. Лошадь фыркнула, Петр внимательно на меня посмотрел:
– Мария Михайловна, ты спала сегодня? Или всю ночь глаз не сомкнула, тревожилась?
Я опустила плечи, отворачиваясь в сторону, так тяжело мне было видеть беспокойство в его взгляде. Господи, опять в мыслях своих я обвинила невиновного! Не разобравшись, без доказательств… во всех смертных грехах!
И если в смерти Дмитрия не было моей вины, то сейчас я была готова! Готова вершить свой собственный суд...
Я закрыла веки, запрещая себе смотреть на синее небо. Не теперь, это больно смотреть в небеса, когда грехи твои жгут глаза. Когда от стыда и вины нельзя вдохнуть полной грудью…
– Ох ты, горюшко-горе… – пробормотал Чернышов и неловко обнял меня, почти сразу убрав руки.
От него пахло табаком, я рвано выдохнула и ладонью отерла выступившие слезы, ощущая невыносимую, нечеловеческую усталость.
– Просьбу забрать мальчика мне передал вчера Белянин. Ни о каком аресте Андрей Аркадьевич не заикался. Если бы князя арестовали, о том наверняка бы трубили все вечерние газеты.
Глубоко вдохнув еще прохладный воздух, я кивнула, принимая доводы Петра.
– Да. Ты прав, Петя.
– Единственное, что настораживает меня в твоих словах, так это упоминание Вяземского. Государь его только назначил над Беляниным, и то негласно, а теперь выходит, о том уже знают, – сказал он, и я вздрогнула, вновь натягиваясь струной. – Да глупость, Маша, – Чернышов махнул рукой. – Где бы твоя Денских могла его встретить? Не того полета птица. Суфражистка, революционерка, скандальная девица. Брат давно ей от дома отказал. Набрехала.
Я похолодела. Солгала? Она не знала, что я у Клер, не знала, что я собираюсь уехать. Слишком много случайностей для лжи!
– … а ты, – сквозь шум в ушах услышала я голос Петра, он бросил взгляд в сторону часовой башни, – а ты еще успеешь на поезд. Вещи можно и почтой переслать. Ребенок у Милевского? На Мойке?
– Нет, – собираясь с мыслями, сглотнула я. – Вася на Троицкой, с мадам Дюбуа. Мы должны были отправиться вместе. Без неё я не поеду, у меня и билета при себе нет.
Петр неодобрительно покачал головой и задумчиво потер подбородок.
– Денских сказала, что помирилась с братом, – кашлянув, добавила я. Как не пыталась я держать себя в руках, голос сорвался. – Именно у него она и встретила Вяземского.
Чернышов подобрался.
– Я узнаю, – пообещал он мне.
Пальцами найдя перевернутый к ладони бриллиант, я кивнула:
– Хорошо.
– Езжай-ка ты пока спать, Маша, – наконец, решил он. – Я на службу. А там и князь твой найдется. Выпорет тебя разок, глядишь, если не поумнеешь, так успокоишься.
Он хотел было встать, но я остановила его, положив руку ему на локоть.
– Нет, Петя.
– Понятно, что нет, – фыркнул он. – Некому тебя пороть, ой некому... – протянул он, да только я видела, что он вовсе не так весел, как хочет казаться.
– Ты сказал, дело в тупике.
– В тупике, – не стал он отпираться.
– Позволь мне ознакомиться с материалами? Сейчас. Может быть, я всё-таки смогу что-то вспомнить. Кому, как не мне, попробовать помочь следствию? Тем более, я ведь тоже пока значусь служащей сыска.
Петр замер, обдумывая мои слова. Меня же снова захлестнули подозрения. Если он откажет, если не допустит меня… то … он всё же что-то скрывает?
Сердце застучало.
– Хорошо, едем, – тихо сказал Чернышов, и от облегчения у меня закружилась голова. – Заодно официально опросим тебя, раз уж ты сама того хочешь.
Глава 21
Первая жертва – Мария Ефимовна Смирнова, 23 года. Сирота. Мать умерла, отец – профессор математики – запил и влез в долги. Образована, умна, чуть полновата, скорее загадочна, чем привлекательна и, определенно, знающая себе цену молодая женщина. Дорогая, принимала клиентов нечасто. Задушена после соития.