Врагов выбирай сам - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 7

Правду говорят, проще выжать воду из камня, чем деньги из тамплиера.

Ладно, завтра он потребует свою долю еще и с девок. Быть не может, чтобы им не заплатили! Уж Любава-то дело знает.

«Завтра» дало себя знать громовым стуком в дверь Милрадовой комнаты. Трактирщик ошалело глянул в окно – небо только-только начинало светлеть, – поднялся, кряхтя, и побрел открывать.

За дверью стоял давешний храмовник. Одет он был в тонкую нательную рубашку и хлопковые штаны. В руках держал свой страшенный топор.

– а...э-э... – сказал Брюхотряс и застыл, не отводя глаз от оружия.

– Вставай, дармоед, – дружелюбно произнес рыцарь, – мне нужна вода.

– Кувшин – десять баней, – машинально сообщил Милрад.

– И давно у тебя водопровода нет?

– Почему это нет? – обиделся Милрад, – как раз есть. «Звезде...» кхм... «Звездень», может, и не лучший в столице...

– Понял-понял. – Парень досадливо поморщился. – Водопровод есть, но у постояльцев твоих денег столько не бывает. Иди, распорядись там. Да пошевеливайся.

– Как скажете, благородный сэр, – Брюхотряс окончательно проснулся, – оденусь только, и все будет в...

– Выполняй.

Рыцарь закрыл дверь, а Милрад – рот.

Водопровод в «Звездне» действительно был. И Милрад Брюхотряс, равно как и отец его, Йожеф Брюхотряс, и дед, Стоян, и прадед, Будай, тоже, разумеется, Брюхотрясы – спасибо далекому предку Николае за благозвучное прозвище, – словом, все поколения трактирщиков, начиная с Будая, наличием водопровода в своем среднего пошиба заведении гордились необычайно. Даже не потому, что вода не из цистерны, а, как в богатых домах, – прямо из Ноева озера, да еще и особым образом очищенная, а потому что подводили ее к «Звездню» на деньги самого Альберта Северного, названого брата Миротворца, говорят, что самого настоящего ангела. Ей-ей, с крыльями и прочим всем, что там ангелам полагается.

Вот только пользы, кроме гордости, от водопровода особой не было. Ну на кухне ясное дело, а так... Прав храмовник, не часто бывают здесь постояльцы, готовые покупать воду не кувшинами, да чтоб каждый стакан сосчитан, а сразу и много. Заходить заходят, на стол посмотреть, прочитать, что так, мол, и так, сам Миротворец с братом своим за этим столом сиживали. Ну, пьют-едят, это понятно. А чего ж не есть, когда кухня хорошая? О винах и говорить не приходится, местных хоть залейся, да еще издалека привозят. Вот со дня на день из Средеца караван придет. Но чтобы остаться, чтоб хоть ночку да переночевать, на это у богатых другие гостиницы есть. Тоже, понятно, с водопроводами.

Впрочем, бывало всякое. Поэтому трубы в дорогих комнатах прочищались дважды в месяц, чтоб, если вдруг случится надобность, Милраду достаточно было просто подать воду. Но как же он, дурак, вчера-то не сообразил все сделать? Ведь весь вечер на молодого господина таращился, думал, как хорошо богатым быть, а то, что богатые моются чуть ли не каждый день, напрочь из головы вылетело.

Вчерашняя обида на скупого рыцаря испарилась вместе с остатками сонливости. Милрад постоял немного возле труб, любуясь блестящими вентилями и подсчитывая будущие денежки, и побрел на задний двор: раз уж разбудили до солнышка, надо убедиться, что и прислуга не спит уже.

Вспомнив по дороге, что опять пренебрег утренним правилом, забормотал было: «Господи Иисусе, помилуй меня, грешника...», открыл скрипучую дверь, да так и остановился на крылечке, глядя, что выделывает с топором золотоволосый храмовник.

Брюхотряс понасмотрелся на всяких. «Звездень» давным-давно, еще при отце его отца стал излюбленным местом постоя, гулянок и встреч хайдуков со всех концов княжества. На заднем дворе, как водится, разминались или дрались, – когда дружески, а когда и всерьез. Иногда и вправду было на что посмотреть.

Но этот...

Милрад, не отрывая глаз, наблюдал за размытым в утренних сумерках силуэтом, слушал свист лезвия, взрезающего воздух, почесывал пузо и благодарил бога за то, что ему, трактирщику, от дедов-прадедов достался «Звездень». А значит, не придется никогда бродить по дорогам, ночевать где попало и встречаться в бою с людьми вроде этого. Или, того хуже, встречаться с теми, кто заставил этого выучиться так владеть топором.

Пока Брюхотряс глазел, звездная россыпь в небе погасла, лишь две или три самые упрямые искорки еще пытались мигать, словно надеялись победить бледным светом сияние поднимающегося из-за гор солнца.

Рыцарь отложил топор. Скептически глянул на Милрада. Качнул головой:

– Ладно, пока девицы спят, и ты сгодишься.

Трактирщик спал с лица и побледнел, как козий сыр.

– Прости его, Господи, за нечестивые надежды, – вздохнул храмовник. И объяснил: – Спят девчонки, умаялись. Завтрак мне сам подашь. Вино из Средеца мы не все вчера выпили?

– Есть еще.

– Тогда принесешь малый кувшин «Росы» и воды со льда. Вперед.

– А кушать что изволите?

– Ничего. Ступай.

Иляс Фортуна внимательнейшим образом прочитал отчет Ольжеха об экспериментальном пробое и еще более вдумчиво изучил короткую, но содержательную записку, сообщавшую о том, что по прихоти Артура Северного солнце сдвинулось, и идеальное взаимостояние было нарушено. По мнению Ольжеха, это свидетельствовало в пользу его теории о влиянии «феномена Братьев» на псевдозодиакальное движение.

Почему Ольжех, несмотря на веру в Творца, отказывался признать существование сил не просто влияющих, а направляющих движение миров, профессор не понимал. Что до него, так он давным-давно уверился: так называемый «феномен Братьев» есть четкое и недвусмысленное проявление Божьей воли.

Творцу угодно было переместить призраки светил так, чтобы Теневая Лакуна совместилась с миром людей. Творцу угодно было, чтобы Братья вернулись (иначе зачем бы он открыл доступ к Теневой Лакуне?). А когда дело было сделано, нужда в идеальном взаимостоянии отпала и солнце «сдвинулось». Все очень и очень просто, если только не задумываться над тем, на кой черт сдались Господу двое мальчишек.

И не надо бояться Братьев: они действительно всего лишь мальчишки, которых угораздило родиться во время идеальных взаимостояний, за полгода до и полугодом после перигея. Всего лишь. Господь использует их в каких-то своих великих целях. А профессор Фортуна – в своих. Не великих. Но тоже довольно значительных.

Рыцарь появился в зале, когда Милрад, позевывая, наладился подремать за стойкой. Посетители скоро пойдут косяком, только успевай поворачиваться, но отчего не покемарить, пока есть несколько свободных минуток. Час ранний... Брюхотряс перекрестил рот: ох ранешенько пришлось подняться. Спать бы еще да спать, девки все сами сделают. Им легко по утрам вставать, девкам-то – молодые, здоровые. Так ведь спят, мерзавки, и будить их не моги: храмовник заезжий, нате-ка, заботу проявить изволил. Кто бы о Милраде позаботился!

– Спишь? – поинтересовался тамплиер, подходя к стойке. – Лучше правило утреннее прочти. Дел у тебя сегодня много будет, гляди и на «Отче наш» времени не найдешь.

Милрад нахмурился: когда это он успел признаться, что еще не молился? А рыцарь, не дожидаясь ответа, выложил на стойку две серебристые монеты.

– Слушай сюда, Брюхотряс. Братец мой и музыкантик спят. Ты их не буди. Как проснутся, чтобы было им чем опохмелиться, ясно? Накормишь, напоишь. Вздумаешь обсчитать, придавлю, как собаку. А если сделаешь все как надо, мы с тобой дружить будем. Лады?

– Ты не больно-то грозись, – буркнул Милрад, глядя на монеты. Двадцать леев? За один только завтрак? – Мы, знаешь, пуганые. А брат твой тоже того, ну, моется по уграм?

Рыцарь удивленно приподнял светлые брови:

– Да. А что такое?

– Ну так мне резона нет его обсчитывать. Я на одной воде, знаешь ли, прокормлюсь.

– Прокормишься, – храмовник кивнул, – а помолиться все-таки не забудь.

Развернулся и ушел. Дверь негромко хлопнула. А Милрад, прибрав деньги, развалился на стуле и задумался, когда же он успел проболтаться, что пренебрег сегодня утренними молитвами?