Алмаз (СИ) - Макарова Елена А.. Страница 102

— Не уходи, — заставил остановиться голос Кости.

— Мне надо одеться, — возможно, он не обратил внимания, что я в халате.

— Не уходи от меня, — на этот раз уточнил.

До этой просьбы и мне и в голову не приходило решить проблему подобным образом. Но в наших отношениях что-то сломалось и это не починишь. Необходимо закладывать новый фундамент, иначе все рухнет от малейшего дуновения ветра.

— Я не знаю, как теперь нам быть, — не стала юлить и откровенно призналась. — Мы не можем делать вид, что ничего не произошло.

— Прости меня. Этого достаточно.

Подавляла ли я все это время эмоции или то была апатия после случившегося, но я вдруг осознала, что устала от роли прощающей, любящей и понимающей.

— Я только и делаю, что прощаю тебя, — говорила с нажимом, будто стремясь пристыдить, обвинить его. — Ты косячишь, а я прощаю. Тебя не бывает ночами дома из-за концертов и записей в студии, а я прощаю. Ты приходишь перемазанный женской помадой, потому что фанатки накидываются на тебя с поцелуями, а я прощаю. Ты подозреваешь меня в измене, и снова ждешь прощения? Почему я должна это делать?

— Потому что любишь, — ответил в непринужденной манере. Это было для него само собой разумеющееся.

Иногда мне казалось, что он умелый манипулятор и ловко играл на струнах моей души. Всегда точно знал, какую затронуть, чтобы я зазвучала так, как ему того хочется. Он сам с уверенностью может ответить, любит ли меня или все еще играет?

— А ты? Ты любишь меня? — спросила в лоб, чем удивила его. По выражению лица читалось, что даже обидела подобным вопросом.

— Люблю, — ни секунды не колебался, — безумно люблю.

И тогда я решила пойти дальше, сыграть ва-банк.

— Тогда отпусти меня, — попросила, подражая его недавней безмятежности.

Костю покоробило, он поморщился как от вида чего-то неприятного, даже отвратительного.

— Что значит «отпусти»? — и напрягся всем телом в ожидании объяснений.

— Я хочу расстаться.

Думала, он взбелениться, начнет кричать, а он процедил холодное:

— Нет.

— Почему? — буквально пытала его. Каждый мой вопрос и реплика для него как иглы под ногти, ранили сильней любого оружия. Чувствовала себя садистом. Пора было остановиться, но я не переставала давить, желая убедиться, что его любовь не иллюзия и не самообман.

— Я не хочу, не могу без тебя. Ты моя.

Это совсем не то, что я хотела услышать.

— Это эгоизм. Ты хочешь, чтобы хорошо было только тебе и не берешь в расчет мои чувства, мой комфорт.

— Любовь — это всегда эгоизм: ревновать, нежелание с кем-то делить.

— Ты ошибаешься, — начала понимать, что его представления о любви сильно отличались от моих. Его казались каким-то искаженными, акцентированными на собственном «Я».

Я ушла в спальню и, наспех одевшись, начала закидывать первые попавшиеся вещи в дорожную сумку, выуженную их шкафа.

— Что ты делаешь? — появился в дверях Костя. — Хватит, — попытался остановить и перехватил мои руки.

— Отпусти, — хотела освободиться. — Я хочу уйти.

— Это все глупости, — и сильней сжимал пальцы на моих запястьях, — мы не можем расстаться из-за такой ерунды. Все еще можно исправить.

— Ты не доверяешь мне, — вырвалась. — Как это исправить?!

— Доверяю, — он настаивал, цеплялся за любую возможность удержать меня, но я уже набрала обороты и не собиралась останавливаться.

— Только на словах! Твои поступки говорят об обратном!

— Все, что я сделал, было на эмоциях! — прокричал мне прямо в лицо. — Ошибка!

— Я тоже действую на эмоциях! — ударила кулаком в его грудь. — Люблю тебя, но хочу уйти!

— Почему? — в голосе словно прозвучала мольба, и моя ярость улетучилась.

— Мне нужно подумать, — на этот раз произнесла тихо.

— Не понимаю, — он потянулся ко мне, возможно, хотел обнять или взять за руку, но в последний момент передумал, и не стал. — Ты любишь меня, я тебя. О чем тут думать? Мы должны быть вместе.

— О том, готова ли я вот так провести всю жизнь. С тобой.

— Ты пообещала стать моей женой, — напомнил, будто снова манипулировал, играя на чувствах.

— Мы знакомы год, а порой мне кажется, что я совершено тебя не знаю. Ты продолжаешь неприятно удивлять меня. — Решение, как действовать дальше, пришло само: — Сегодня я переночую у Ани. Дай мне немного свободы.

— Нет, — воспринял в штыки, и перегородил мне дорогу, — я не могу тебя отпустить. Ты должна быть рядом. Зачем расставаться на время? Или ты считаешь, это навсегда?

Я не знала, что ответить, обошла его и, подхватив с пола набитую вещами сумку, вышла из комнаты. Боялась, что Костя кинется следом, будет держать и просить не уходить, но я уже покинула квартиру, пересекла лестничную клетку и ступила в распахнувшийся лифт, а он так и не появился. Неужели прислушался к моим словам? Хотела ли я, чтобы он остановил меня? Хотела ли я уходить? Не понимала, что делаю. Нет, все верно, надо передохнуть и все обдумать. Побыть врозь.

Со страхом и сожалением наблюдала за тем, как передо мной сомкнулись створки, словно отрезая путь назад, к прежней жизни.

***

Ночную улицу наполнил стук моих каблуков по парковке и звон ключей на брелоке. Было непривычно тихо для никогда неспящего мегаполиса. Появилось дурное предчувствие, но я прогнала его прочь. Не хватало еще паранойи и мании преследования.

Но интуиция меня не обманула, и скоро я услышал за спиной звук чужих быстрых шагов. Я обернулась, остановившись, и все больше сомневалась, что это случайные прохожие. В свете фонаря я разглядела троих в толстовках и накинутых на голову капюшонах, будто они намерено скрывали свое лицо.

— Кирова! — женский голос вселил немного спокойствия. Обычно женщины не организуют разбойные нападения.

— Мы знакомы? — из-за капюшонов не возможно было разглядеть лица говорящей девушки.

— Достаточно того, что мы тебя хорошо знаем, дрянь, — в страхе я отступила.

От странной компании исходила явная угроза. Я пятилась назад и тянула время, задавая вопросы, чтобы добраться до машины, но эта девица не была настроена разговаривать.

— Что вам нужно?

— Тебе в подробностях рассказать? Мы лучше покажем.

— Я вас не знаю, и ничего вам не сделала.

— Не сделала?! Слышите, — обратилась она к напарницам за своей спиной, — она говорит, что наставлять рога Киту — это «ничего не сделала»? — гаденько рассмеялась, а подруги подхватили.

— Это неправда, — защищалась, хотя ясно, что они не станут слушать и тем более не поверят.

— Хорош заливать! — разозлилась главарь этой банды. — Кита держала за дурака, теперь нас? Ты дешевка и подстилка, а такие должны получать по заслугам. Уяснила? Понимаешь, к чему я клоню?

Ее агрессивные жесты и выпады заставили до предела обостриться мой инстинкт самосохранения, и мне стоило больших усилий не сорваться с места и не побежать. Я бы могла отбиться от одной-двух девиц, благо отец научил меня защищаться, но скоро я поняла, что их не меньше пяти, а я — одна.

Когда поняла, что меня окружают, и отрезают путь к машине, то пошла на крайние меры и позвала на помощь. Молилась всем богам мира, чтобы в этот раз люди не остались равнодушными.

Рот мне быстро заткнули, ударом в лицо, совсем не по-девичьи жестко. Никогда я не дралась так жестоко и от такого сильного удара на мгновения выпала из реальности и не пропустила второй удар в спину. В тот момент я не думала о боли, не думала, что меня могут изуродовать или убить, я испугалась за своего ребенка.

— Я бер… — это все, что я успела сказать перед тем как упала на холодный асфальт и начала получать один за одним удары ногами.

Я не сопротивлялась, не боролась, только защищала своего еще нарождённого малыша, согнувшись и прикрывая обеими руками живот.

Скоро я совсем перестала чувствовать свое тело. Голоса и звуки драки постепенно превращались в эхо, а ночной сумрак окончательно заволок сознание.

***

Помню, как хотела открыть глаза, но веки казались свинцовыми. Я изо всех сил силилась их поднять, но это была непосильная задача на тот момент. Меня окружали отталкивающие запахи, навевающие детские вспоминания из тех времен, когда я с воспалением легких несколько недель пролежала в больнице, и раздражающее пиканье, от которого я бы поморщилась, если бы была способна управлять своим телом. Я недолго продержалась «на плаву» и скоро снова погрузилась в темноту.