Змея в тени орла - Игнатова Наталья Владимировна. Страница 29
«Гончей» бредили тогда все мальчишки. Да и девчонки, если уж на то пошло. Песни на мнемокристаллах заигрывали до полной потери звучания. В голову не приходило, что песни эти писались на «Гончей» и для «Гончей», что легендарность корабля не повод еще для того, чтобы считать их музыку полноправно своей.
Вечер. Вся семья за ужином.
К ужину положено переодеваться, и тебе – Трессе этот обычай очень нравится. А вот тебе – Эльрику он поперек глотки. Ну какая разница, спустишься ты в столовую в джинсах или в смокинге? Да никакой! И вообще, в джинсах удобнее.
Но стоит взглянуть на затянутого в белоснежный костюм отца, на маму – в изысканном туалете, и поневоле бредешь переодеваться.
– Если ты боевой командир, – мамины губы недовольно подрагивают, поблескивают клыки, – тебе не пристало писать стихи. И уж тем более музыку.
– Да ну? – У отца голос благодушно-насмешливый. – А я вот припоминаю одного скальда, что навигаций пятьсот назад прославился своими набегами на Морскую Империю. И чем тебе ранды тогда не угодили?
– Шефанго другое дело. – Мама всегда придерживалась убеждения, что для Ям Собаки законы не писаны. – К тому же наши скальды и их, с позволения сказать, поэты…
– Шовинистка, – усмехается отец. – Он толковый командир, этот Хасг. И стихи у него очень неплохие. Когда мы с ним ходили на «Красотке»… Помнишь еще ту войну, смешанные экипажи, десантные группы из людей на наших кораблях…
А у тебя сердце замирает. Оказывается, отец, твой отец, обыкновенный владетельный конунг, знает Йорика Хасга. Лично знает. Больше того, легендарный командор «Гончей» командовал человеческим отрядом на отцовской «Красотке»!
Расспросить! Обязательно расспросить поподробнее. Только не при маме. Мама вообще не любит орков.
Маготехника. Основа основ твоего мира. А душа к ней не лежит почему-то.
Нет, ты с удовольствием разбираешься в устройствах управления. Ты брал призы на соревнованиях малых кораблей. Наставники утверждают, что ты пилот божьей милостью.
Может быть, это действительно так.
Но почему из оружия милее всего стальные клинки?
Ты стреляешь из скорчера. Из легкого плазменного ружья. Да и из тяжелого, но это только под отцовским присмотром. Игольчатый бластер, оружие, считающееся самым сложным в обращении, становится любимым именно потому, что сложно. Что из него действительно нужно уметь стрелять.
Но сталь, холодная, тяжелая, нелепая…
Хорошо, что в Империи свято чтят традиции. Хорошо, что любое поколение готово сняться и уйти в иные миры, в миры, где не будет места ничему, кроме деревянных дарков, стальных мечей, неповоротливых арбалетов. Твоя привязанность к архаике вызывает удивление, но не насмешки.
Мама довольна. И совсем не обязательно вспоминать случайно услышанный спор отца и мамы:
– Зачем ты приучила девчонку к старому оружию?
– Начинать занятия нужно, как только ребенок встанет на ноги. Но нельзя же давать младенцу скорчер!
– Во-первых, учить с младенчества положено мальчиков…
– А девочки, по-твоему, могут только вышивать крестиком?
– Не утрируй, Хильда. Кроме того, есть модели оружия, разработанные специально для…
– Для нынешних балбесов, которые не знают, чем готская шпага отличается от эннэмского кончара? Из этих новых плазмоганов, – мама произносит это слово с ужасающим венедско-аквитонским акцентом, – может стрелять даже безрукий слепец. Тресса должна знать, что такое настоящее оружие.
– Но мы живем во времена…
– Меч остается мечом в любые времена. Все. Тема закрыта.
Ах, папа, папа. Такой сильный. И строгий. И совершенно не умеющий спорить с собственной женой.
Тринадцать лет. Странный возраст. Ты еще не взрослый, но уже не ребенок. И редко когда проходят ночи без какой-нибудь из девушек-рабынь, но по-прежнему строго следит мама, чисто ли вымыты у тебя уши.
Убивать еще не доводилось. Положа руку на сердце, ты понимаешь, что вряд ли придется, во всяком случае не в ближайшем будущем. И сладкая тайна первого убийства манит. Завораживает. Только вот – «если не знаешь, за что убить стоящего перед тобой, – не убивай». Второй, предпоследний закон Империи. И уже несколько поколений шефанго живут, так и не познав наслаждения настоящего боя. Некого убивать.
Не за что.
Потому и рвутся в космос. Может быть, там?
Но «там» последняя война отгремела задолго до твоего рождения. Захваченная планетная система была честно поделена, а больше никого разумного во Вселенной пока не встретилось…
Наубивался вдосталь.
Наубивалась.
Откуда же взялась эта сумасшедшая девчонка? Эфа. На удивление сильная личность. Достаточно сильная, чтобы вытеснить тебя, потерявшего память, потерявшегося, потерянного… Сплошные потери и внутри пустота с редкими проблесками воспоминаний-сомнений.
Шефанго, не знающая о том, что не всем своим желаниям стоит потакать, – это Эфа.
Жажда убийства, превратившаяся в смысл жизни, – это Эфа.
Ребенок душой, ребенок с силой, знанием и навыками опытного бойца – это Эфа.
Страшное же дело!
Сознавая свою исключительность, по-детски не желая, чтобы мир вокруг менялся, по-шефангски упрямо она властвовала над телом, настоящий хозяин которого…
Тоже хозяин! Одно слово, что настоящий. Запинали в угол, плевком перешибли… Кого обманывать-то? Себя разве что. Ведь не из пустого места появилась девочка-убийца, Разящая, Смерть в руках барбакитов. Не из пустого.
Только есть ли смысл сейчас каяться? Да и каяться-то не в чем. Желание убивать взяло верх над умением владеть собой. Желание обрело плоть. Превратилось в личность. В живого человека. Ты прятался там, в глубине, ты не рвался на свободу. Чего уж там, ты был доволен своим положением. Как бык племенной. Эфа выпускала тебя, когда ее тело, ваше на двоих тело, в котором она была главной, требовало любви. А ты старался.
Она убивала. – Ты… ты был машиной для соитий.
Наследный конунг, Эльрик Тресса де Фокс.
– Смешно.
Другое странно. Страшно. Страх и страсть, и странность – слова разные, А чувства смешиваются.
Мутные мороки, пожирающие желания… Значит, любовь… или похоть? Змейка-браслет холодит запястье.
Были такие демоны, суккубы. Были и, может быть, есть. Только не здесь. Здесь – мутные мороки. Миляги. Тэмор увидел женщину, огромную и страхолюдную, как он сам. Увидел и пошел к ней, позабыв обо всем, обо всех. Безоглядно пошел.
Легенда тоже видела. Только мужчину. Эльфа.
Йорик…
Нехорошо это, наверное, подглядывать за чужими видениями. Свинство, прямо скажем, беспардонное. Но что делать, если уж увиделось, если подарок сотто – не простой подарок. Оберег, охранил, развеял дурман, а заодно открыл то, что видели остальные.
А Йорик? Он увидел Эфу. Вот так-то, девонька.
Но ты напрягись, ты вспомни, наследный конунг, Эльрик Тресса де Фокс, вспомни Разящую за несколько минут до скоропостижной ее смерти. Помнишь? Нет? Может быть, лучше женщиной стать для, так сказать, большего слияния с образом?
Помнишь ты все.
Что там увидела Эфа, прежде чем раскаленным железом обжег деревянный браслет?
Келья Судира наложилась на просторный двор родового замка. А небо Степи голубело над белым пламенем снегов. И сам Хозяин… Бывает же такое. Под большим впечатлением была Разящая от учителя своего…
Врешь ты все, наследный конунг.
Ведь образ Судира заколебался и растаял. Как ветром его унесло. И замок дрожал плохо сделанной иллюзией. И стены кельи расплывались. А вот сотник твой… Эфы сотник, командор Хасг, Янтарноокий – эльфы его так называли. Вот кто тебе улыбнулся-хмыкнул под небом Степным, над снегами северными.