Король-Предатель - Михнегер Егор. Страница 42

Фомлин в сердцах резко отодвинул свой стул и, не проронив больше не единого слова, удалился. На тарелке остался недоеденный стейк.

— Одна надежда на Безбородого и его Рыжесруба, — вздохнув, в очередной раз исковеркал имя рыжебородого гнома Пастырь. — Уж заломить сильно цену на грибокартошку, даже у самого отъявленного торгаша в Квартале рука не поднимется. Ибо за такое могут и голову оторвать!

Пророк ободряюще улыбнулся:

— Не думаю, что наш законнорожденный друг настолько туп и не сумеет обойти бюрократические заморочки ради собственной выгоды. Главное его тёпленьким взять, пока он на радостях весь товар своякам не продал или оптовые цены для нас не поднял до небес! — старый гном печально покачал головой. — Эх, нет веры словам власть имущих. Нету, и, боюсь, не будет её уже никогда.

Глава 11. Жри крысу!

Согбенный, закованный в колодки, он ожидал смерти как долгожданное избавление от бесконечных мук и страданий. Тело нещадно болело после побоев, во рту было сухо будто в кузнечном горне.

Никто из проходивших мимо по своим делам гномов, казалось, не обращал на осуждённого никакого внимания. Скалозуб смутно ощущал угрозу и некую странность в жителях Квартала, но что именно с ними было не так, упорно ускользало от его понимания.

— Воды. Прошу, дайте воды… — прохрипел Скалозуб, обращаясь к спешащей по своим делам гномихе.

Не сбавляя шага, та медленно повернула голову в сторону вопрошавшего. Огромные чёрные провалы на месте глаз зияли словно две бездонные дыры, безжалостно пробитые зубилом прямо в лице женщины. Яко сама извечная пустота, из которой всё вышло и в которую всё в конечном итоге вернётся, вечность смотрела из тёмных глазниц случайной прохожей, проникая в самую душу. Безнадёжный могильный холод пронизывал всю сущность шокированного жутким зрелищем Скалозуба, напрочь лишая остатков воли и сил.

Осуждённый на мучительную смерть гном дёрнулся было назад, но лишь ударился о сковывавшие бренное тело колодки. Женщина злобно расхохоталась и пошла себе дальше, будто у нее забот полон рот. Хотя какие могут быть дела у помершей гномихи, представить было достаточно сложно.

Всматриваясь в лица других прохожих, Скалозуб со всевозрастающим ужасом осознал: все они, все без единого исключения, не более чем ходящие трупы, бездушные големы, оживленные должно быть изощрённой чёрной магией, какой ещё не видывал свет.

Зубы Скалозуба выстукивали мелкую дробь.

«Все мертвы. Все! А может… может это я умер?! Неужели для меня всё наконец-то закончилось? Только что-то не похоже на желанное избавление… Возможно ли, что я угодил в тот самый ад, о котором столь долго вещали пророки? Тот самый ад…»

«А куда ещё ожидал ты попасть, наивный глупец? — вопросил сам себя безжалостный внутренний голос из самых глубин сознания Скалозуба. — В рай захотелось? С херали-то вдруг?! Возомнил себя великим мучеником? Ты то?! Мерхилек умер за веру, за слово Праотца, а ты получил по заслугам и при жизни, и в посмертии.

Нечестивый делец, решил, что самый умный и можешь откупиться от кого угодно, дав пару взяток? Ха! От Него не откупишься. Праотец видит всё. ВСЁ! Ты заслужил эту кару, грешник, действительно заслужил».

«Я не хочу страдать в вечных муках! — содрогнулся всем своим естеством Скалозуб. — НЕ ХОЧУ!!! Праотец милостивый, сжалься над душой сей заблудшей. Никому, никому не желал я зла от сердца своего, никому и никогда не хотел причинять боли и вред!

Знаю, что совершил много ошибок, знаю, что грешил. Знаю и раскаиваюсь! Я дурак! Просто безмозглый дурак, польстившийся на власть и богатство! Я… я не хотел никому причинять страдания, Отец. Никого не хотел обижать! Не от злого умысла так всё вышло…»

«О, да ну, правда что ль? Вы только посмотрите на него — раскаивающийся грешник! Я прямо сейчас расплачусь от умиления! — циничный голос одной из составляющих его сущности глумливо насмехался над страхом и паникой остальной части личности гнома. — Он не хотел творить зла! А слуг своих, ты должно быть от доброты душевной гнобил каждый день?! Вспомни, как наслаждался их беспомощностью и собственной властью над жизнями нижестоящих. Во, то-то и оно. И это только малая часть твоих злодеяний против рода гномьего.

Не ты ли врал всем направо и налево, называя сие деловой хваткой? Ух, а как радовался каждому грошу, недоплаченному голодавшим рабочим. Как хвалился, продав втридорога практически несъедобную гнилятину собратьям из соседней пещеры! Как смотрел заискивающе снизу-вверх и лизал задницы бюрократам во дворце, а за глаза поливал их грязью и костерил на чём свет стоит!

Уродец, ты жалкий моральный уродец. Да, каждый раз ты неизменно себя оправдывал, всегда находил себе тысячу оправданий! И совершал новые преступления.

О чём вообще можно тут толковать, ты даже детишек избил до полусмерти, воин добра недоделанный! Показал свою силу? Молодца! Есть повод гордиться собой, настоящий мужик!»

«Детишки, детишки… Они чудом не искалечили меня! Не подоспей вовремя Фомлин, могли и насмерть камнями забить! Понимаешь, ты, судья хренов?! Расцеловать мне их что ль надобно было за то? А?! По головкам погладить? Может подойти и жопу каждому полизать?!»

Словно отозвавшись на упоминание, из-за угла близлежащей улицы с радостными воплями и улюлюканьем выбежала та самая детвора. Ну, почти та же самая. Глаза у ребятишек были вырваны с той же безжалостностью, что и у всех остальных, чёрные круги вокруг пустых глазниц растекались жуткими кляксами.

Тем не менее, несмотря на свой ужасающий вид, подростки со свойственной юности неуёмной энергией принялась играть в свою странную игру недалеко от колодок. Широкой палкой один из ребят подбрасывал избитый труп крысы и тут же ударом пытался попасть ею в кого-нибудь из стоящих по кругу товарищей. Те с визгом уворачивались от не самого приятного снаряда и выцеливали следующую мишень.

— Ахаха, Моглик лошара! — завопил Григги, угодив дохлой крысой прямо в грудь самого младшего из их шайки. — Фу! Фууу! Он «целовался» с крысой!!! Фууууу!!!

Маленький гномик отчаянно начал оправдываться, что труп грызуна задел его лишь чуть-чуть, чем вызвал ещё большее количество издёвок и насмешек со стороны подростков.

На стоявшего в десятке метров от них Скалозуба детвора, казалось, не обращала ни малейшего внимания.

— Жестокое время — жестокие игры, — печально вздохнул приятный женский голос.

От неожиданности и удивления у Скалозуба отвисла челюсть. Потрясение было настолько сильным, что даже мимоходом отмеченный факт наличия у него бороды казался сущим пустяком, не имеющим никакого значения.

В белоснежном свадебном платье, с заплетёнными на макушке в один пушистый пучок волосами, традиционной причёске невест, перед ним стояла та, в ком столь долгое время несчастный и потерянный нынче гном души не чаял. Та, ради которой он готов был пойти на любые свершения. Сделать всё возможное для её счастья прямо здесь и прямо сейчас! Исполнить любой её каприз в кратчайшие сроки.

Ненаглядная суженная, великолепная в своей красоте. Такая милая и ласковая в повседневном общении, всегда слушавшая его с таким пониманием…

— Бригитта… — прошептал Скалозуб с трепетом, достойным обращения к самому Праотцу.

Румяные щёчки молодой гномихи казалось стали ещё краше прежнего. Моргнув пару раз длинными ресницами, Скалозуб мысленно возвел хвалу Всеобъемлющему — в отличие от окружающих, глаза у Бригитты были на положенном месте, невеста подобрала юбки и присела перед ним в реверансе:

— Привет, Скалозубик. Бедненький мой! Должно быть, тяжко стоять весь день в столь неудобной-то позе?! — милое личико сморщилось в гримасе сожаления и сочувствия. — Ты не забыл, что сегодня наша свадьба? Пойдём скорее, все давно уже собрались!