Король-Предатель - Михнегер Егор. Страница 47

— Хрен с ним, с этим барыгой, прорвёмся! — Пастырь на пару с Гмарой ловко избавили Скалозуба от лишней одежды. — Праотец всемогущий, как же тебя так отделали-то?! — изумился пророк, разглядывая налившиеся по всему телу пострадавшего огромные синяки.

Кларк пуще прежнего налился краской, став похожим на переспелый помидор:

— Мы немного переборщили давеча на тренировке…

— Да вы со своими упражнениями видать совсем звизданулись от нечего делать! — сурово принялся отчитывать вконец подавленного гнома пророк. — Нашли время между собой поединки устраивать, соображать-то должны хоть чуть-чуть!

У нас братоубийственная война на носу, понимаешь? Эй, Кларк, аууу! Меня там кто-нибудь слышит внутри той малюсенькой головушки?! В такое время, как ныне, нужно не гробить друг дружку, приёмы сраные отрабатывая, а беречь на случай реального столкновения!

Жесть! Так избить своего товарища, никаких врагов, блин, не надо! Обалдеть… Прости Праотец сих глупцов, воистину не ведают, что творят!

Пастырь сокрушенно качал головой, внимательнейшим образом осматривая избитого гнома от макушки до самых пят:

— А ты, Фомлин, куда смотрел? Всё время же наблюдал за их «тренировками». Не мог поумерить пыл трём недоразвитым лоботрясам?

Бойл, прекрасно понимая, кто в данном упоминании является третьим, открыл было рот, намереваясь возразить на выдвинутое супротив него обвинение, но затем передумал. Называть юношу лоботрясом, конечно, было несправедливо, ибо тот пахал каждый Божий день с раннего утра до самого отхода ко сну, но насчёт излишнего переусердствования в боевых упражнениях пророк, безусловно, был прав.

Фомлин лишь раздосадовано цокнул языком, а затем развёл руки в стороны, всем видом демонстрируя полную беспомощность в плане возможности вмешаться в тренировочный процесс юных энтузиастов.

— Ладно, что толку одно и то же теперь обмусоливать, — Пастырь и так и этак повертел в руках голову Скалозуба, после чего приоткрыл лежащему гному зрачки, разглядывая нечто ведомое лишь Праотцу. — Переломов я, вроде как, не обнаружил. Ушибов, конечно, что волос в твоей бороде! Но тут попробуй пойми, какие свежие, а каковые «вчерашние наработки».

Гмара, омой раны и наложи прохладную повязку на голову. Смачивать водой из ручья и менять оную каждые полчаса!

Жмона, кончай громыхать своим богатством! Когда очухается, приготовь настойку из порошка змеевика. Да, принеси-ка ещё пустое ведёрко, на всякий случай. Боюсь, когда наш дружочек очнётся, его может слегка мутить и подташнивать.

Остальные пошли вон! Нечего мешаться тут под ногами, займитесь, наконец, хоть чем-то полезным! От ваших сочувственных взглядов он не исцелиться по мановению волшебства! Расходимся, расходимся, все свободны!

Гмара, ты долго собираешься причинное место ему начищать? Я сказал промыть раны, а не…

Скалозуб лежал на боку, закрыв глаза и отстранённо прислушиваясь к размеренному дыханию ослабшего тела. Мыслеобразы вяло сменяли друг дружку, думалось лениво и трудно. Несмотря на практически непроглядную темноту, царившую в комнате с плотно занавешенным окном, лишний раз открывать глаза не хотелось. Постоянная ноющая головная боль хоть и была терпимой, но крайне истощала. Сил едва хватало на то, чтобы выпить воды, да дойти до ведёрка, использовавшегося в качестве нужника.

«Хех, Пастырь как в воду глядел. Воистину император говна в корытце! Ссышься и гадишь то в один сральник, то в другой, будто малый ребёнок. Но прогресс, безусловно, имеется. Срусь не у всех на виду, как в прошлый раз, а в собственной комнате…»

Кроме Гмары, периодически выносившей продукты жизнедеятельности Скалозуба, да Чоппи, свернувшегося клубком у кровати, к пострадавшему гному захаживал только Пастырь. Говорили мало, да и то всегда полушепотом, за что, несмотря на одиночество и тоску, Скалозуб был весьма благодарен. Свет и шум усиливали беспощадную головную боль, а связывание слов в хоть сколько-нибудь последовательные конструкции требовало неимоверных усилий.

— Лежи спокойно и не суетись, Безбородый, — Пастырь ощупывал голову гнома с таким невозмутимым лицом, что никаких вопросов в целесообразности сего ежедневного ритуала не возникало. — Все живы, все здоровы. Без тебя разберутся. Ещё неделю или две, от тебя толку, один пёс, не больше, чем от младенца. Не разговаривай! Молчи и не о чём не думай, быстрее на поправку пойдёшь.

И опять-таки мудрый старик оказался всецело прав. Время лучший целитель, а молодое тело обладает воистину огромным потенциалом к самовосстановлению.

Первыми стали рассасываться многочисленные ссадины и синяки. Скалозуб прямо физически ощущал прилив сил в как следует отдохнувшем от каждодневных тренировочных нагрузок организме. Хотелось поупражняться, но ходившая ходуном комната по-прежнему ограничивала большую часть активности походом к нужнику и до кровати обратно.

К счастью, головокружение и тошнота с каждым днём донимали уверенно идущего на поправку гнома всё меньше и меньше. И только боль в душе не проходила, а лишь усиливалась, терзая несчастное сердце переживаниями. О прошлом. О настоящем. И о туманном будущем.

Так убегало драгоценное время, которое Дорки и его «воины швободы», в отличие от Скалозуба, использовали на всю катушку.

Глава 12. Восстановление справедливости

Лех с крайне озабоченным видом отцедил очередную порцию своей «волшебной настойки». Хотя разжиревший торгаш наотрез отказывался раскрыть секрет сей микстуры, Дорки догадывался из чего оная состоит. Подобные настои он, будучи помоложе, заливал в себя литрами, нимало не беспокоясь о плачевных последствиях. Ну может, конечно, и не совсем такие настоечки, как выверяемые до капли Лехом, но суть воздействия у них была одинакова.

Отбросить ненужное рассудочное и в полной мере ощутить себя зверем. Почувствовать беззаботность, азарт текущего мгновения, а там хоть сожги Проявленный сущее! Набить морду первому встречному, совокупиться с любой мало-мальски симпатичной особью противоположного пола и хохотать до упаду! Пробудить истинную тёмную сущность, что так старательно скрывается всеми от окружающих и часто даже от себя самого.

«Жалкие притворщики и трусы, упрямо отказывающиеся признать, кто они есть на самом деле. Звери! Вот кто мы все. Похотливые, жаждущие доминировать и пировать. И срать хотевшие на то, что будет завтра».

Ух, как же ненавидел Дорки всех этих лицемеров, призывающих строить долбанное светлое будущее, ущемляя желания здесь и сейчас. Он-то прекрасно знал, как поведут себя эти святоши после очередной кружечки горячительного. Как легко отбросят все свои высокие убеждения и идеалы. Особенно, если дело дойдёт до возможности трахнуться с женщиной.

«Бррр, пустословы и наглые лжецы! Есть лишь простые животные потребности, а все пространные философские рассуждения — не более чем жалкие попытки слабаков удовлетворить данные хотелки путём запудривания мозгов окружающим».

— Дорки, кончай изображать мыслительный процесс, у тебя это получается хреново и неубедительно, — Лех смахнул пот со лба. «Жирный ублюдок. Можно подумать, не по капле отцеживал невесть что, а телеги целый день разгружал!» — Всё готово. Пусть «мясо» из передовых отрядов хлебнёт по порции для храбрости. Остальным скажешь, что нальём после дела.

Дорки, я с тобой разговариваю, будь так любезен, обрати свой мечтательный взор в мою сторону. Да что с тобой такое в последние дни?! Тебя часом Фомлин не покусал? Охреневаю от этакой глубокой задумчивости!

Как же хотелось врезать по оборзевшей ряхе, визжащей на него с утра до ночи! Держать себя в руках и подчиняться указаниям мерзкого хряка давалось привыкшему руководить бандой гному невероятно тяжело. Но без помощи Леха и его «Покровителя», Дорки никогда не смог бы поднять на бунт такую толпу.