Снежник (СИ) - Елисеева Александра. Страница 38

Мужчина опережает меня и проносится через стражу, выходя в город.

– Лия, ну что вы замерли? – торопит он меня, – Быстрее!

Я нерешительно застываю перед каменной стеной, ограждающей поместье от остальной Арканы, и, наконец, бегу вперед. Стража Таррума, находящаяся у входа, смотрит на меня лишь деланно-равнодушно, но я чувствую сквозящее от них приторно-едкое любопытство. Их взгляды жгут мне спину. Я успеваю подумать, что часть прислуги удалось-таки подкупить…

А у входа стоит неприметная повозка. На ней нет ни гербов благородных, ни слепяще-золотых богатых узоров. И рядом я ощущаю приторно-сладкий, цветочный знакомый запах…

Мужчина, одетый в ношеное платье слуги, распахивает мне дверь, и я сажусь внутрь.

Ну, здравствуй, Асия…

Повозка тут же трогается.

***

Лицо Асии Бидриж скрывает тонкая, что паутинка, гридеперлевая [(от франц. gris de perle) – жемчужный оттенок серого цвета, который выделяли щеголя прошлого] вуаль, а мягкие жемчужные перчатки плотно обтягивают сложенные на коленях тонкие руки.

– Теперь в моде серый? – задаю я вопрос, глядя на ее платье чистого пепельного цвета. Оно не отливает вкраплениями других тонов – признак того, что это не другой, более насыщенный цвет. Ведь волку, рожденному среди сумерек, не различить ярких красок.

Губы нари трогает легкая улыбка:

– Но не серость, – с иронией отвечает она. Женщина окидывает меня беглым взглядом, задерживаясь на ране, оставшейся на плече после пущенного в меня болта. Под ее взглядом рука начинает снова саднить. Я морщусь.

– Надеюсь, все прошло успешно? – интересуется жена Лени, друга Ларре Таррума.

Я позволяю себе ухмыльнуться:

– А если нет, высадите меня? – зачем-то спрашиваю.

На ее лицо падает тень. Голос Асии не выдает ни единого чувства и цветом оказывается под стать надетому на нее сегодня платью.

– Тогда я буду вынуждена отвести вас назад, – произносит нари Бидриж, но я почему-то ей не верю. Меня по-прежнему не покидает ощущение в этой женщине лживой фальши.

Любовница Ларре теряет терпение:

– Кулон с вами? – уточняет она у меня.

– Да, – наконец, я признаюсь.

– Чудесно, – отмечает Асия, пытаясь изобразить радость, и протягивает ко мне руку.

– Нет, – подражая людям, машу я головой – движение, совсем не свойственное волку, – Отдам, когда покинем Аркану, – обещаю я.

Женщина недовольно поджимает губы и, передергивая плечами, просит меня:

– Тогда хотя бы покажите.

Я распахиваю душаще-узкий ворот платья, обнажая шею и плечи так, чтобы был виден переливчатый мутно-белый камень.

– Достаточно. Спасибо, – благодарит Асия, но я чувствую, что напряжение не покидает ее. Как положено благородной, она сидит, гордо выпрямив спину, но при этом в осанке собеседницы ощущается тревога.

– Долго едем, – вдруг замечаю я.

– Да, – рассеянно отвечает нари, задумчиво глядя сквозь меня, – По вечерам много повозок бывает, – поясняет она и затем резко приказывает, заметив, что я пытаюсь отодвинуть занавеску с окна, – Не нужно. Вас могут заметить.

Я щурю глаза и вижу, что ей не по себе от моего пристального взора, хотя лицо женщины не дрогнуло ни разу. Затем, наперекор ей, я открываю окно. Полумрак повозки озаряется кипенным лунным светом.

Ладони жены норта Бидриж все влажные. Я чувствую тонкий запах ее нервного пота. И эта тревожность передается мне. Разве она не должна радоваться тому, что заполучила дорогой ей кулон?

– Мы успеем до закрытия ворот? – задаю ей вопрос.

Я ловлю в ее голосе странное облегчение. Почему? Почему Асия ощущает его? А потом понимаю – потому что я сама подняла скользкую тему.

– Нет, – качает она головой, – Вы переночуете в моем доме и покинете Аркану завтра.

– Мы так не договаривались, – зло бросаю ей.

Нари Бидриж улыбается обманчиво мягко:

– Не переживайте. Вам не о чем беспокоиться.

Это меня и тревожит…

– А ваш муж уехал на границу с Бергом вместе с Ларре? – интересуюсь я.

– Да, – кивает женщина, не стремясь продолжить со мной разговор.

Мы едем в тишине. Слышен лишь шум стучащих по мостовой колес. Как вдруг неожиданно я ощущаю едкий, подобный кислоте, панический страх. Он, жаля, продирается по моему позвоночнику и обволакивает меня густым туманом.

– Остановите повозку! – громко кричу.

Асия переводит на меня взгляд и кажущимся спокойным голосом произносит:

– Не тревожьтесь, – мягко просит меня. А сама ведь ждала, что я так отреагирую. Ждала и боялась…

– Остановите, – рычу я совсем по-звериному.

А страх все нарастает. Непривычное, неприятное чувство. Когда оно еще раз так овладевало мной? И тут я вспоминаю. Фасций.

Чутье зверя не подведет. Рядом инквизитор. И не один, их много.

Повозка останавливается. Асия Бидриж смотрит на меня прямо, в упор и, уже не таясь, приказывает:

– Кулон! – жестко велит она.

Я ненавистно смотрю на нее:

– Снимете его с моего тела, – яростно говорю ей, скаля зубы.

– Договорились, – вдруг хладнокровно улыбается нари.

В тот же миг двери распахиваются. В повозку непрошеным гостем врывается яркий лунный свет. И я вижу людей, не имеющих запаха, но которых мне удалось недавно почувствовать. Они стоят замерев, словно ледяные скульптуры. Не шелохнутся. Даром, что в поверьях, старых сказках их зовут мертвыми…

Все-таки это была западня.

Я резко достаю из голенища сапога кухонный нож, что стащила в поместье Ларре Таррума. На серебряной стали все еще виднеются следы крови Инне, и я ощущаю его запах.

Не дамся! Живой не дамся…

И, разворачиваясь, вонзаю его в тело прекрасной нари. Той самой, что дала пред всеми богами клятву верности своему мужу Лени. Той, что находила утешение в объятьях Ларре. И, наконец, той, что сама вонзила нож мне в спину.

Лживая тварь.

Служащая серому гнету кобринской инквизиции. Даром, что платье Асия надела того же безликого цвета.

Она издает стон и удивленно смотрит на меня. Затем переводит взгляд на нож, торчащий из ее груди. Глаза нари широко и испуганно распахнуты. Кровь окрашивает ее светлое платье в чернильно-черный цвет.

Фасций с бельмом на левом глазу улыбается, но на его лице я не вижу ни радости победы, ни горечи от того, что я нанесла вред благородной, служащей карателям женщине. Лишь холод… Мертвецкий холод.

От его руки отползает ко мне непроглядно-черная змея. Тень движется по выложенной булыжником мостовой, вьюном изгибая свое тонкое тело.

Но я не боюсь. Не стою, замерев, как тогда, а готова напасть.

Кольцо, некогда надетое Ларре, чтобы я не обернулась волчицей, все горит, раскаленное. Волшба инквизицию чует…

А фасции кругом окружили повозку. Не выбраться, не скрыться…

Тень подползает.

А я вдруг понимаю, что ее тогда остановило. Ведь во время прежней встречи я думала о горячем пустынном солнце, о жарких раскаленных барханах. Извечная истина: тьма чурается света.

Творение карателя вьется у моих ног.

Жар, огонь…

И вспоминаю. Не Айвин. Ларре… Касания его рук, едва уловимое дыхание на моей коже.

Мои руки горят. Кольцо, что вода, растекается по пальцам. И скупые на эмоции инквизиторы стоят ошеломленные.

Я беру в руки тень, присланную карателем. Она бешено, будто на горящих углях, остервенело в агонии изгибается, но я держу ее крепко, не позволяя выбраться. Мои руки наполнены светом… Они слепят.

Тьма, зажатая меж моих ладоней, рассеивается, как сумрак, уходящий с рассветом. Исчезает, рассеваясь в воздухе, наполненном светом.

Я встречаюсь взглядом с карателем, что приходил в поместье Таррума. Его глаза полны черной бушующей ярости.

– Только оружие! Не применять теневую атаку! – громко приказывает он остальным, – И не убивать! Ее хочет заполучить Ультор.

Имя старшего инквизитора облетело весь материк. И даже достигло притаившегося на севере полуострова. Айсбенг полон хладного ужаса перед главным карателем. А я... Что же, мне давно было пора забыть трусливое слово «страх».