Вольная (СИ) - Ахметова Елена. Страница 18

«Попросил» он, видите ли!

— Среди тех саклаби, что выследили твои люди, был хоть один маг? — по-прежнему неестественно спокойным тоном осведомился Рашед.

Сабир-бей даже приподнял голову в недоумении:

— Конечно, нет, мой тайфа, это же женщины!

Я не выдержала и, все-таки высвободив запястье из захвата тайфы, обреченно сдавила себе переносицу. Отвлекшись на близкое движение, Рашед впервые за весь разговор отвел взгляд от чорваджи-баши, и тот вдруг шумно выдохнул с облегчением. Тайфа, напротив, плавно зверел, и от неудержимого стремления вбить-таки в Сабира немного мозгов его отвлек только Малих, наконец-то вернувшийся из внутренних помещений мастерской.

Таким образцово послушным я его не видела, кажется, вообще никогда: не получив дополнительных указаний, раб подошел на расстояние двух шагов к тайфе и склонился перед ним, молча протягивая глубокую миску с водой. Затребованная ветошь свисала с его предплечья — белее алебастра и мягче пуха, словно ради нее он поставил на уши всех городских ткачих и мастериц.

Рашед, уже набравший воздуха для хорошей отповеди, медленно выдохнул и отступил назад, кивнув в мою сторону:

— Бакри, помоги Аизе.

Позабытый всеми евнух проворно сдернул с предплечья Малиха ветошь и обмакнул в воду, чтобы смыть грязь с моих ладоней. Я дернулась было с возражениями — что я, сама руки не вымою?! — но наткнулась взглядом на безмолвствующих вельмож и промолчала.

Наложнице полагалось быть покорной. Если господин и хозяин сказал, чтобы всю работу проделал евнух, — значит, так и будет, иначе вельможи могут начать сомневаться в том, что тайфа занимает свое место по праву. Рашед-то докажет, что они в корне неправы, но как это скажется на мне?..

— Скажи, что я велел приставить к Аизе новую служанку, — рассеянно велел Рашед и отвернулся, но мы с евнухом все равно склонили головы, едва не столкнувшись лбами: он — покорно, я — с напускной благодарностью. — Сабир-бей, из уважения к твоему господину, султану, долгих лет правления ему под этими небесами и всеми грядущими, я сохраню тебе жизнь, но впредь под моей крышей ты не приблизишься к Аизе ни на шаг.

Я едва сдержала смешок, оценив изящество формулировки, а Рашед-тайфа уже отыскал взглядом Нисаля-агу и продолжил говорить — все тем же невыносимо ровным голосом:

— Надеюсь, одной демонстрации было достаточно, потому что больше я не позволю подвергать ее опасности. Ищи слабое место в плетении, оно не может быть таким безупречным, каким кажется поначалу: во всякой красоте есть изъян*.

— Но для прекрасной ас-сайида Аизы из этого правила нашлось исключение, — все-таки подал голос один из вельмож — почтенный седой старец в белой чалме. Кажется, он попросту решил таким образом со всем уважением напомнить тайфе, что тот все-таки явился в мастерскую вовсе не ради наложницы, но второй вельможа его не поддержал: только опасливо помалкивал и все еще посматривал на Рашеда диковато, словно раздумывал, не присоединиться ли к Шади в его клетке.

Тайфа едва заметно напряг плечи и оглянулся. Похоже, замечание не пришлось ему по вкусу, но вежливость все-таки взяла верх:

— Почтенные Вафаи-паша и Джанах-бей пришли посоветоваться с тобой, Нисаль-ага, по поводу тех свитков для городских ворот, — спокойно сообщил он и посторонился, позволяя вельможам пройти к станку для изготовления свитков. — Совет все же поддержал решение о поставках зачарованной бумаги из Арсанийской пустыни, но здешняя мастерская продолжит работу. Аиза, иди за мной.

Я с недоумением приподняла брови, но все-таки послушно шагнула вперед. Бакри увязался за мной, пытаясь обработать мои ладони на ходу, и Малих невольно двинулся следом, по-прежнему держа перед собой миску с водой, как оберег. Тайфа же уверенно направился к выходу, но у самых дверей остановился и окинул задумчивым взглядом напряженно выпрямившихся янычаров с алебардами.

— Ты отправишься чистить стойла, — с ленцой приказал он побледневшему парню у левой створки и повернулся ко второму. Тот на глазах побледнел. — А ты пойдешь и успокоишь мальчишку — похоже, он опять вспомнил охоту, что, кстати, весьма странно… а новых стражей для своей мастерской Нисаль-ага выберет сам.

Янычары, не смея спорить, поклонились господину и дружно разбежались в разные стороны. Похоже, это был их любимый маневр.

— Жестко, — прокомментировала я, когда за нами закрылись двери.

Рашед раздраженно дернул уголком губ.

— Оба посчитали себя выше того, чтобы принести воды поранившейся наложнице, и тем самым нарушили мой приказ. А зачем мне такие стражи во дворце? — он пожал плечами и вдруг добавил: — Ты можешь идти, Бакри, и ты, Малих, тоже.

Евнух испарился прежде, чем господин закончил говорить (наверное, опасался, что ему тоже достанется за неповиновение), а вот Малих все-таки задержался, презрев все страхи и здравый смысл заодно.

— Нет, этот день все же закончится кровопролитием, — обреченно вздохнул Рашед, и я едва удержалась от улыбки, как наяву услышав непроизнесенное «а ведь так лень!». — Чего тебе, раб? Хочешь обратиться ко мне?

Прим. авт.

«Во всякой красоте есть изъян» — арабская пословица.

Глава 9.2

Малих потемнел лицом, но бросил короткий взгляд на янычаров тайфы и все-таки заговорил — предельно вежливо, ничем не напоминая о прошлом вечере, когда ему было дозволено сидеть в присутствии господина и вести беседу на равных:

— Это я обезвредил заклинание Сабира-бея, мой тайфа, когда оно вышло из-под контроля и едва не убило Аизу, — сказал он, склонив голову. Особого уважения в этом жесте, впрочем, не было: высокий, массивный раб и в таком положении умудрялся смотреть на господина сверху вниз. — Я выхватил у чорваджи-баши свиток и разорвал.

Рашед нетерпеливо поинтересовался:

— И ты обратился ко мне, чтобы потребовать награду?

Кажется, если бы Малих сказал «да», то на него немедленно пролился бы дождь из прозрачных алмазов и темных изумрудов — просто ради того, чтобы тайфа смог, наконец, уйти по своим делам и не прослыть скупым хозяином. Но раб кивнул на меня и негромко признался:

— Аиза жива, мой тайфа, и это и есть лучшая награда для меня.

Я не сдержала растроганную и слегка смущенную улыбку. Рашед покосился на меня — и радоваться этакой экономии внезапно раздумал.

— Тогда чего ты хочешь? — с ленивым недовольством в голосе спросил он.

— Свиток разорвал я, — повторил Малих с нажимом, — хотя сидел на полу возле клетки. А ближе всех к чорваджи-баши стоял Нисаль-ага.

Улыбка сползла с моего лица. А Рашед-тайфа так изумился этому наушничеству, что, кажется, забыл разозлиться.

— Так ты обвиняешь моего придворного чародея в стремлении убить мою наложницу? — переспросил он, явно весьма позабавленный.

Малих молча склонил голову еще ниже, но в его исполнении это выглядело так, словно он только сильнее набычился, и тайфа быстро растерял все веселье.

— И в самом деле обвиняешь, — безо всякого выражения констатировал Рашед, и один из янычаров за его спиной превентивно потянулся к плети, свернутой в кольцо и прикрепленной к поясу. Тайфа не оборачивался, и страж замер, по-прежнему держа руку наизготовку. — А знаешь ли ты, что Нисаля-агу купил еще мой отец, и чародеем он стал при нем? Это самый преданный и самый дорогой из моих придворных, и он согласился тратить свое драгоценное время на твое, неразумный раб, обучение. И чем ты его отблагодарил?

Малих раздраженно поджал губы. Разговоры о неблагодарности преследовали его с пеленок и способствовали чему угодно, кроме смирения.

Но янычар с кнутом все еще бдел.

— В мастерской было достаточно людей, которые могли бы подтвердить мои слова, — упрямо сказал Малих, сжав и тут же снова расслабив огромные кулаки. — Если правдивость будет стоить мне гильдейского дозволения — так тому и быть. Но прошу, господин, не допустите, чтобы недоверие стоило вам Аизы.