Последняя дуэль (ЛП) - Джагер Эрик. Страница 8

Что же касается Жана де Карружа, то его даже в Париж не пригласили. После свары за Ону-ле-Фокон граф Пьер не горел желанием включить в свою свиту скандального сквайра во время визита к королевскому двору. Карруж, отпрыск знатного дворянского рода с не менее знатно раздутым самомнением, должен был стоять в сторонке и наблюдать, как его старый друг Ле Гри, пусть и худородный, но более тонко чувствующий придворную политику, поднимается всё выше и выше по карьерной лестнице. Тогда как его собственное и без того шаткое положение лишь усугубляется.

В 1382-ом между Жаном де Карружем и графом Пьером вспыхнула новая, ещё более яростная ссора. В том году умер отец Жана, оставив сыну все своё состояние и освободив должность капитана Беллема, довольно престижный пост, занимаемый покойным Карружем последние двадцать лет. Жан рассчитывал унаследовать эту должность, поскольку звание капитана часто переходило от отца к сыну. Но его желаниям не суждено было сбыться. Граф Пьер, унаследовавший Беллем после смерти своего брата Робера доверил управление этим важным замком другому придворному.

Узнав, что его карьерные ожидания обмануты, Жан пришёл в ярость. И было от чего: почти одновременно от него ускользнули и принадлежавший Тибувилям Ону-ле-Фокон и занимаемая его отцом должность. Жан всё острее чувствовал себя обделённым при дележе наследства. Решение графа не просто принижало влияние и общественный статус Жана, но фактически было публичной пощёчиной. Всё это словно открыто заявляло всем придворным в Аржантане, что Жан не достоин идти по стопам отца и возложить на свои плечи ответственность за знаменитую крепость и её военный гарнизон. Ещё сильнее его раздражало то, что Жак Ле Гри продолжительное время был капитаном другого ключевого форта — в Эксме. Поэтому, лишившись Беллема, Жан опускался на ступень ниже Ле Гри при дворе графа Пьера.

Из-за Беллема Жана де Карружа обуял такой гнев, что он вновь начал процесс против графа Пьера. Средневековье было эпохой тяжб, а нормандская знать славилась своей склонностью к сутяжничеству, да и не было ничего необычного в том, что нормандский дворянин обжаловал в суде решение своего сюзерена, как это уже делал Жан в отношении Ону-ле-Фокона. Тем не менее, повторно втянувшись в эту тяжбу Жан ступил на скользкую дорожку, которая впоследствии заведёт его ой как далеко.

Вторая попытка Карружа выиграть дело потерпела фиаско. И вновь эта тяжба ещё больше углубила пропасть между ним и графом Пьером, и это в те времена, когда вся карьера и положение вассала в обществе зиждились на расположении его сюзерена. Свара из-за Беллема напрямую не касалась Жака Ле Гри, но после спора за Ону-ле-Фокон он, несомненно, принял сторону своего покровителя и сеньора. И в результате повторной тяжбы отношения между Карружем и Ле Гри окончательно испортились.

Вскоре за второй ссорой между Жаном де Карружем и графом Пьером последовала очередная, уже третья за столь короткий промежуток времени, окончательно разведя двух сквайров по разные стороны баррикад. Новый спор вспыхнул, когда Жан в очередной раз заявил свои права на земли и власть.

Желая отыграться за недавние неудачи и имея для этого необходимые средства (вероятно, из приданого Маргариты), Жан решил прикупить новые земли. 11 марта 1383 года он приобрёл два феода, Куиньи и Плейнвиль, у рыцаря Жана де Воложера. Оба поместья, одно возле Аржантана, другое — на севере, в местечке, известном ныне под названием Кальвадос, славились как плодородные сельскохозяйственные угодья, обещающие богатые урожаи и отличную ренту. Если желание Карружа обладать ими ещё можно объяснить, то расположение Куиньи аккурат между землями графа Пьера и Жака Ле Гри было для Жана тревожным звоночком, к которому тот не прислушался.

Вскоре сделка сорвалась. 23 марта 1383 года, спустя всего двенадцать дней после продажи, граф Пьер заявил свои законные права на оба поместья и потребовал, чтобы Карруж их уступил{5}. Знал ли Жан о претензиях графа на эти земли и сознательно пошёл ему наперекор? Всё может быть, учитывая скандальный характер сквайра. Напористость, превращавшая его в отважного воина и, возможно, не раз спасавшая ему жизнь на поле боя, тянула его карьеру при Аржантанском дворе ко дну. Там для продвижения вверх требовались тактичность и дипломатия, а не примитивная бравада или грубая сила.

По итогам третьей тяжбы с графом Пьером Жан де Карруж вынужден был уступить Куиньи и Плейнвиль, так и не успев вступить во владение. Граф Пьер полностью компенсировал сквайру потраченные на покупку земель средства. Но если бы это стоило Карружу лишь земель и ренты, которые он мог бы завещать своим потомкам! Ведь его снова макнули лицом в грязь, причём на глазах у всего аржантанского двора.

Возмущённый своевольством графа, но вынужденный подчиниться воле сюзерена, Жан де Карруж обрушился с праведным гневом на своего соперника. Карруж негодовал из-за того, что Ле Гри втёрся в доверие к графу Пьеру, стал его новым придворным фаворитом и злоупотреблял своим положением при графском дворе. Ле Гри был капитаном крепости в Эксме, а Карружа лишили Беллема. Ле Гри ездил в Париж и стал королевским сквайром, а Карруж остался не у дел. Хуже всего, что Ле Гри получил в дар от графа драгоценное поместье Ону-ле-Фокон, а Карружу пришлось прилично потратиться на покупку дорогих земель, и то лишь за тем, чтобы граф вскорости оттяпал их себе.

Вне себя от собственных неудач и карьерных успехов Ле Гри, Карруж сделал вывод, что Жак плетёт интриги за его спиной. Всё это время, рассуждал он, Ле Гри настраивал графа против него, получая при этом личную выгоду. Причина, по которой граф Пьер за последние годы трижды захватывал законную собственность Жана (сперва Ону-ле-Фокон, затем Беллем и, наконец, Куиньи и Плейнвиль) заключалась в том, что за всем этим стоял Ле Гри, нашёптывающий сюзерену дурные советы. Для озлобленного и подозрительного Карружа напрашивался один вывод: его старый друг, которому он некогда безгранично доверял, нагло предал его ради собственных карьерных интересов. Ле Гри делал карьеру при дворе, наступая на голову Карружу.

Пламя третьей ссоры Жана с графом Пьером спалило последние мосты, соединявшие двух сквайров. Карруж, винивший старого друга во всех своих несчастьях, теперь начал откровенно ненавидеть Ле Гри. Должно быть, Жан жаловался другим на своего коварного соперника. Возможно, при дворе в Аржантане он даже публично бросал ему в лицо гневные обвинения.

Агрессивное поведение Жана лишь закрепило за ним репутацию вспыльчивого, импульсивного ревнивца, и он покинул двор. Хотя официально Жан по-прежнему числился графским камергером, фактически он стал персоной нон-грата. В течение последующего года, а то и больше, Жан избегал появляться при дворе в Аржантане, который хоть и находился всего в двенадцати милях от замка Карружа, однако их разделяла непреодолимая пропасть. В августе 1383 года Жана призвали на службу, помогать графу Пьеру во Фландрии, но он покинул кампанию уже на восьмой день — ещё один намёк на возникший разлад между ним и сюзереном.

Должно быть, для Маргариты это были трудные времена. Они были всего три года как женаты, а её озлобленный, сварливый муж полностью изолировал себя от двора и затворился в фамильном замке и за его толстыми крепостными стенами не переставая брюзжал о несчастьях, обрушившихся на его голову. Несомненно, она была наслышана о Жаке Ле Гри, про которого ей без умолку твердили вот уже несколько лет, но никогда его не видела.

Отчуждение Жана от графского двора и от Жака Ле Гри продлилось год, а то и больше. Лишь на второй год, в 1384-м, когда, видимо, вражда несколько поутихла, произошло определенное сближение. Событие, вырвавшее Жана из добровольной ссылки от графского двора, вероятно, случилось осенью того же года или, скорее, ближе к Рождеству.

Яблоневые сады в Нормандии уже полностью лишились листьев и плодов, а её бескрайние поля лежали под паром, лишь некоторые щетинились зелёной озимью. Осень принесла в Нормандию холод и дожди, а зима выдалась ещё хуже. Дождь, вперемежку со снегом и ледяной крупой превратил дороги в непролазное грязное месиво, а затем их сковало зимней стужей, от которой люди пытались скрыться, сгрудившись вокруг пылающих очагов. Огромные дровяные камины высотой с человеческий рост и как минимум такие же по ширине в больших залах нормандских замков обогревали высокие, продуваемые сквозняками залы, чьи толстые каменные стены одинаково сырые и холодные в любое время года{6}.