Забудь обо мне (СИ) - Субботина Айя. Страница 107

— Прости, мне нужно ответить, — извиняется Алиса, когда у нее звонит телефон — и после взгляда на экран на ее лице мелькает теплая улыбка.

Именно теплая, а не просто дружеская.

Подкатил товарищ на «Порше»?

Ее долго нет — успевают принести десерт и кофе к нему, но, когда Алиса возвращается и делает глоток, заметно морщит нос — уже почти остыл.

— Извини, пожалуйста, — извиняется совершенно искренне.

Даже не предпринимает попытку сказать, что это был за разговор и с кем.

По работе? Она бы сказала, наверное. Или если бы это были родители.

Внезапным звонкам подруг она раньше так тепло не улыбалась.

— Ты переехала, я слышал? — поднимаю безопасную для разговора тему, в большей степени для того, чтобы не дать себе снова вломиться на ее территорию.

— Ага, — еще одна довольная заячья улыбка. — До сих пор живу жизнью человека в вечном ремонте. Все время хочется что-то поменять, стены перекрасить, цветы переставить.

— Кота уже завела? — вспоминаю ее давнишнюю мечту о двух мейнкунах, черного и белого цвета, чтобы были как парочка инь и янь.

Она немного тушуется и почему-то уходит от ответа, сворачивая тему в сторону орхидей, которых ей пока хватает с головой, потому что каждой нужен уход, забота и колыбельная.

— Ты о себе почти ничего не рассказываешь, — переходит на меня. — Видела твое имя на пару строчек выше. Где твой орден за налоговые заслуги перед Родиной?

Я пиздец, как отвык от всего этого.

Ее интересных фраз о самых банальных вещах.

Ее способности сделать из простого и скучного — забавное и смешное.

Я так отвык, что теперь жопой чувствую — меня укроет с первой дозы. И что я буду делать со всей этой хуйней теперь — вообще не понятно.

— Не поверишь, Зай, каждый день бью себя по рукам, чтобы не надеть эту почетную хуйню. Жду, когда стукнет пятьдесят и тогда уже будет можно выкатывать грудь колесом.

Она посмеивается и краем глаза смотрит на мой десерт — что-то с орехами, клюквой и горьким черным шоколадом. Типа, для спортсменов.

— Хочешь? — выразительно подталкиваю вперед тарелку.

Раньше она без проблем просто совала свою ложку или вилку в мои тарелки и брала без спроса все, что хотела. Никогда этому не раздражался, даже кайфовал, что у моего Зайца нет этих бабских ужимок и игры в «невинную целку».

Но сейчас она отрицательно качает головой, ссылаясь на то, что у нее уже и так вес выше нормы и такими темпами придется менять «Ровер» на КамАЗ.

Когда приходит время расплачиваться, и я на автомате тянусь к карману, грозит мне кулаком.

Мне не хватает мозгов придумать повод не заканчивать эту встречу. Пытаюсь, но все, что раньше с ней работало, теперь можно смело выбрасывать на мусорку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мой Заяц больше не дергает тигра за усы,

Я подвожу ее обратно до магазина, где остался припаркованный «Ровер».

Алиса не ждет, пока помогу ей выйти — выпрыгивает сама.

Я открываю дверцу, выставляю вперед ногу и тут же торможу порыв ломануться за ней, сгрести в охапку и трясти до тех пор, пока не скажет, что там у нее за хер на «Порше».

— Зай! — окрикиваю на одних рефлексах. Хуй знает, что сказать.

Она останавливается — и мне не по себе, что за огромными солнцезащитными очками ни хрена не разбирать выражение ее лица.

— Давай на футбол сходим?

Улыбается.

Футбол — это не кино, там безопасно, ни один Бармаглот не протянет лапы, когда погасят свет.

— Когда? — спрашивает Заяц.

— А хуй его знает, я еще не купил билеты, — пожимаю плечами.

— Марк Игоревич, ваши маты — это то, чего мне очень не хватало в моей скучной жизни.

— Ой, да не пизди, — не могу не сказать в ответ.

Она хохочет.

Просто смеется, а у меня встает, как у школьника, которому обломилась свиданка.

— Позвоните мне, Бармаглотище, я с удовольствием.

Я еще слежу за ней: как садится за руль, как начинает рычать ее «Ровер». Убиваю в себе желание проверить, пристегнулась ли, хоть и знаю, что это машина — одна из самых безопасных и защищенных. Иначе я бы ее не выбрал.

Мне не хочется ее отпускать.

Была бы моя воля — закинул на плечо, утащил бы в свою берлогу и не выпускал, пока мы не разберемся со всеми нашими нерешенными вопросами.

А потом как-то отпускает, потому что нерешенных вопросов у нас не осталось.

Сначала я натворил хуйни, потом мой Заяц высказалась о наболевшем.

И при всем этом мы расстались почти цивилизованно.

Когда ярко-желтый «Ровер» Зайца исчезает за поворотом, набираю номер своей помощницы и даю задание найти билеты на футбол. Она переспрашивает, потому что меня трудно назвать человеком, которому может быть интересно смотреть, как двадцать два взрослых мужика пинают мяч. Прошу устроить это на следующую пятницу, потому что, даже если мне хочется увидеть Зайца пораньше, во вторник, среду и четверг у меня полный завал на работе. Да и она, конечно же, сошлется на свои дела.

А так, если я позвоню ей во вторник или среду, повода отказать у нее не будет.

Хочется посмеяться от души над всем этим дерьмом, но смех застревает где-то в горле.

Мы с Зайцем натворили дел.

Знать бы, куда теперь выгребать.

Уже когда подъезжаю к дому, начинает трезвонить телефон — и на экране всплывает имя «Марина».

Расстались мы с ней… на повышенных нотах, если говорить обо всем этом языком цивилизованных людей. А если по-простому — расстались хуево, со скандалом, истерикой и длинной отповедью на тему того, что я — говно, мудак и просто использовал ее для секса. А все потому, что женский мозг очень склонен додумывать какую-то розовую хуйню в простых для мужика вещах: я просто подарил ей ювелирную безделушку, которую даже выбрала моя помощница, а Марина придумала всему этому целое молчаливое предложение о серьезных отношениях и обещание жениться.

Обычно мне как-то везло на женщин: даже те, что уходили со скандалом, или от которых уходил я, не названивали сутками и обычно прекращали попытки вывести меня на серьезный разговор уже через пару дней. Так что, как ни смешно это звучит, единственная женщина, чей номер я наглухо заблокировал — это Заяц. И то сделал это в большей степени для того, чтобы не сорваться и не нагородить огород, после которого бы не отмылись мы оба. Все другие мои бабы просто исчезали с горизонта, и я преспокойно удалял номера их телефонов, потому что не имею привычки отвечать на незнакомые цифры, если звонят на мой личный.

Номер Марины не удалил просто потому, что тупо на все это забил сразу после нашего расставания. Она пару раз приезжала ко мне в офис — приходило сообщение от моего начальника СБ — но в итоге потом как-то все затихло.

Я пару секунд смотрю на экран, прикидывая, стоит ли отвечать.

Но было бы как-то не по-мужски тупо прятаться.

Кроме того, у меня в квартире осталось немного ее вещей. Я пару раз давал понять, что не люблю, когда на моей территории есть женские вещи, но у Марины на этот счет были свои планы. Притащила какие-то статуэтки, косметику, зачем-то купила посуду.

— Я хочу забрать свои вещи, — говорит Марина без вступления. — И вернуть тебе кольцо.

Мысленно громко матерюсь.

Эта история с «Я верну тебе все, мудак!» — стара как как мир.

Не знаю, что должно быть у мужика в голове, чтобы он забрал назад подарки. Ну пиздец головного мозга — как минимум.

— С кольцом делай что хочешь, я уже говорил. Вещи можешь забрать завтра утром.

— Мне от тебя ничего не нужно, — высокомерно огрызается Марина.



— Ну так не храни — выброси, передари, продай. Скорми собаке. Мне вообще по хуй.

И, когда начинает что-то орать в ответ, просто заканчиваю разговор.

Глава сто двенадцатая: Бармаглот

За вещами, ожидаемо, Марина так и не приехала. У меня уже были женщины, которые любили использовать какой-то предлог, чтобы выйти на контакт, причем делали это регулярно. Потому что если в доме мужика, с которым ты рассталась, остался хотя бы носовой платок — этой темой можно спекулировать вечно. Поэтому я отвез коробку с ее вещами в ячейку хранения, прислал ей сообщением код и на этом мысленно поставил точку на всех возможных контактах.