Забудь обо мне (СИ) - Субботина Айя. Страница 51
Примерно об этом я и рассказываю весь остаток дня, пока мы с Танян напиваемся в дым.
Потому что нам обеим есть что «забывать» и от чего выключить голову.
Господи, если бы мужики были лапочками и не морочили женщинам головы, алкогольная промышленность уже через год стала бы убыточной и исчезла как вид! Может, это какой-то мужицкий заговор?
Кажется, это последние более-менее связные мысли в моей голове после того, как мы с Танян по очереди идем в ванну, переодеваемся в пижамы и укладываемся спать. Только уже сквозь сон крем уха слышу, что где-то, как будто в другой вселенной, «голосом» входящего от Андрея, звонит мой телефон.
Даже если я хочу ответить.
Даже если бы могла связно говорить, а не еле-еле ворочать языком.
Я все равно ни за что на свете уже не смогу встать с кровати.
И все это меня радует. Почти так же сильно, как и вертолетики над головой в облаках цвета «Skittles». Потому что, если бы была трезвой, обязательно ответила бы. Чтобы, конечно, услышать очередную порцию его ругани.
Лучше буду существовать в том мире, где Март, такой идеальный и со всех сторон хороший, уже тысячу раз пожалел о своих словах.
Глава пятьдесят первая: Сумасшедшая
Март (как месяц), приходит в мою жизнь вместе с дурным настроением.
Прошло уже две недели с тех пор, как Андрей безмолвно, словно тень, исчез из моей жизни.
Порой, когда утром спешу на работу и убиваю время в метро, читая что-то в телефоне, на глаза попадаются его фотографии. Или ключ от его квартиры, который на виду все время, каждый раз, когда я достаю собственную связку. Даже не буду считать сколько раз порывалась позвонить ему и спросить, как лучше вернуть ключи, но все время вовремя убирала палец с иконки вызова.
Потому что, конечно, мы оба знали, что после тех его слов даже такой чокнутой дурочке, как я, не хватило бы ума прийти без приглашения и воспользоваться ключом от его квартиры.
Но в глубине души я все равно продолжаю верить, что Андрей просто взял паузу чтобы подумать о случившемся, переварить мою измену и, возможно, дать нам второй шанс.
Потому что те полтора месяца до нашей ссоры были просто идеальными.
И могли развиться во что-то настоящее.
Наверное.
И, хоть Танян активно продвигает мысль о том, что лучший способ избавления от двух недоумужиков — найти третьего, целого и нормального, меня бросает в дрожь от одной мысли, что к неразберихе в моей голове добавиться еще один повод нервничать.
Так что, пользуясь своим одиночеством, все силы бросаю на то, что принято называть «развитием личности»: изучаю форумы кондитеров, разучиваю новые рецепты, делаю подборки из разных красивых интерьеров. Завела огромную магнитную доску и вывешиваю на нее все это богатство, воображая, что когда-нибудь стану владелицей своей кондитерской и, как героиня «Шоколада», стану поражать москвичей своими нетрадиционными сочетаниями шоколада и пряностей. Разбогатею, стану крутой, женщиной, которую все хотят, но никто не может себе позволить, а потом, однажды, случайно столкнусь с Мартом.
И он поймет…
В общем, как любая женщина, лечу душевные раны дурацкими мечтами. По крайней мере, это хоть немного облегчает тоску.
В субботу, перед восьмым марта, закупаюсь всякими полуфабрикатами и несусь к маме, чтобы вместе с ней испечь красивый трехслойный бисквитный торт с розами и сердечками, видео рецепт которого не дает мне спать уже вторую ночь подряд.
Но когда мама открывает двери, вид у нее очень взволнованный.
Даже сначала кажется, что она пытается найти причину не дать мне пройти дальше порога: мнется и то и дело косится в сторону кухни. Откуда как раз доносится сдавленный женский всхлип.
— Ты кого-то держишь в плену? — говорю нарочито громким шепотом, но мама тут же одергивает меня, прижимая палец к губам.
Мой взгляд падает на стоящие на обувной стойке сапоги — красивые, явно дорогие, из тонкой замши. Точно не моей мамы — она такие каблуки не носит уже лет десять, с тех пор, как начались проблемы со спиной.
Так что…
— Мила? — слишком громко озвучиваю свою догадку, и мама снова дергает меня за рукав куртки.
Есть только одна причина, по которой жена Бармаглота может лить слезы на кухне моей мамы, с которой они в последнее время так сдружились, что мне даже как-то не по себе.
У нее проблемы с Миллером.
Что в общем не такая уж и редкость.
Но в этот раз что-то изменилось, если она прискакала искать утешения у старшей женщины.
Я стряхиваю куртку на пол, не глядя, стаскиваю ботинки и прусь прямо туда.
Меня жутко злит все это.
В моей жизни и так дерьмо, куда ни глянь, так теперь еще и это!
Мила выглядит ужасно, и только поэтому я немного сбрасываю пыл и не набрасываюсь на нее с вопросами, почему она вообще льет слезы здесь, а не с подружками, как это делают все нормальные женщины. Глаза красные, опухшие, губы искусанные, нос раздут и шелушится, как будто его старательно «полировали» грубой стороной мочалки для мытья посуды. Сейчас она выглядит на свой возраст, и даже с запасом.
На столе — любимые папины бокалы для коньяка, открытая бутылка какого-то крепкого алкоголя, потрепанная горка закуски в красивой тарелке, нарезанный и присыпанный кофе лимон.
Мила смотрит на меня сначала с удивлением — как будто мое появление здесь намного более неожиданное, чем ее — потом перетягивает губы в тонкую линию и, не морщась, опрокидывает в себя хороший глоток алкоголя.
— Алиса, может ты пока… — суетится мама, заходя на кухню вместе с полными пакетами моих покупок. — Я пока заброшу все это в холодильник.
— Отец вернется скоро, — говорю, не сводя глаз с Милы, — он не любит ужинать, когда вокруг него возня и шумит кухонный комбайн.
— Папа сегодня задержится.
— Мы же торт собирались делать?
Нарочно делаю вид, что не понимаю, что происходит.
Но когда первый шок проходит, я завожусь опять, и на этот раз с пол-оборота.
Мне не хочется, чтобы эта женщина была здесь. Она словно живой укор всем глупостям, которые я успела натворить. И огромный тройной восклицательный знак о том, почему нужно держаться подальше от Бармаглота, даже если он выглядит как мужик мечты.
Потому что на месте Милы может оказаться абсолютно любая женщина, которая потеряет бдительность и позволит себе влюбиться в этого кобеля.
— Алиса, — через силу выталкивает из себя Мила, изображая что-то похожее на кивок. — Не беспокойся, я уже ухожу.
— Спасибо, — так же сквозь зубы цежу я. Улыбаюсь, хоть это скорее нарочитая злая усмешка.
Может, я и стерва, и меня ни капли не трогают ее крокодиловы слезы, но правда не знаю, как после всех ее взглядов, прозрачных и совершенно прямых намеков, можно приходить к моей матери и жаловаться, что ее муж гуляет по бабам.
Это выше моего понимания.
Мать все-еще пытается меня одернуть, потому что, хоть Мила уже идет в коридор, мои ноги несут меня следом. Как будто хочется самой убедиться, что она одела свои дорогущие сапоги, пальто, забрала сумку от «Луи Виттон» и убралась на хер из дома моих родителей. Потому что это моя территория, мое безопасное место, моя мать, черт поддери! А у нее есть Бармаглот, и пусть не тащит сюда свое семейное дерьмо, словно это какой-то туалет!
— Алиса, — мать придерживает меня за локоть, не дает сделать следующий шаг, и у Милы появляется преимущество, чтобы сбежать.
Оглядываюсь на маму, и она медленно, но решительно качает головой — нет, этого не нужно делать.
— Я просто…
— Хвати! — повышает голос мать.
Впервые за кучу лет.
Я даже не сразу понимаю, почему она защищает не меня.
— Алиса, прекрати вести себя, словно ты — не моя дочь, а маленькая ядовитая дрянь.