За белым кречетом - Орлов Валерий Константинович. Страница 19
Отбросив аппарат, которым снимал «работу» Сергея, я схватил фоторужье и несколько раз успел нажать на затвор, когда кречеты пролетали надо мной. Самка летела довольно низко, и я успел разглядеть ее раздутый зоб. Должно быть, совсем недавно она плотно пообедала. Птицы вели себя на удивление спокойно. Не стали пикировать, не налетали на приблизившегося к гнезду человека, как сделали бы в этом случае чайка, поморник, бургомистр. И даже крохотная пичуга подлетела бы к гнезду, попытавшись увести за собой людей. Кречеты же, владыки в птичьем мире, вели себя так, как будто их не волновала судьба птенцов. Скользя на расправленных крыльях, демонстрируя прекрасное умение не только стремительно летать, резко и почти непрерывно работая крыльями, но и парить на ветру не хуже орла, птицы, оглядев сверху происходящее, медленно удалились. Покружив неподалеку над тундрой, вскоре они и вовсе исчезли.
— Где птенцы, куда сели? — подбежал ко мне, ужом соскользнувший с дерева Сергей. В руках он держал красную лапку кулика — все, ради чего и были раньше времени выгнаны из гнезда птенцы.
— Гринь ку-ку, птенцы,— не сдержался я, мысленно кляня его на чем свет стоит.— Стоило ли ради этого разгонять их?
— Ничего страшного,— бодро отвечал тот, азартно оглядывая окрестности.— Найдем и непременно в гнездо посадим.
Я указал ему направление, куда улетел птенец постарше, а сам отправился искать меньшего. Паря кое-как, он мог промахнуться и шлепнуться в реку. Но кречетенок не пропал. Я отыскал его у самой реки, где он беспомощно повис на кустиках полярной березки. Распластанные крылья держали его на весу, лапы беспомощно болтались, не доставая до земли. Без моей помощи ему бы так и погибать. Загнанно озираясь, он дал мне спокойно спеленать себя курткой, а затем что есть силы ударил своим острым клювом с зубцом в руку да так, что кровь потекла струей.
Зажав рану, я поднялся по склону, сунул кречетенка в свой репортерский кофр и, отсасывая кровь, краем глаза мог наблюдать, как вдали Сергей подкрадывается ко второму кречетенку.
Присев, расставив пошире ноги, раздвинув в стороны руки, отрезая пути к бегству в тундру, он прижимал беглеца к обрыву. Бороденка в тот момент у него была выставлена вперед, хищно топорщилась, глаза, мне не трудно было это представить, возбужденно сверкали. Что оставалось делать несчастному кречетенку при виде неумолимо надвигавшегося этакого Карабаса-Барабаса. Только головой вниз с обрыва. Что он и сделал. И скользнув вниз на расправленных крыльях, подхваченный ветром, он неожиданно для себя полетел. Серега застыл у обрыва с разинутым ртом. А кречетенок, продолжая полет, перелетел реку и оказался над нашей палаткой, совсем в незнакомом месте и от страха вдруг закричал. Тотчас же ему откликнулся птенец, остававшийся в гнезде. Впервые парящий кречетенок неловко, чуть не упав, развернулся и все так же на расправленных крыльях полетел к гнезду. Долетел и плюхнулся в него. Я вздохнул с облегчением, теперь бы водворить на место последнего. Но возвратившийся Сергей, увидев спеленутого птенца, заартачился. Сначала надо окольцевать, сфотографировать, а уж потом и сажать в гнездо. Раз уж такой случай представился, грех упускать, доказывал он.
Так мы и сделали: надели на лапу кольцо с номером, потом посадили на ветку, сфотографировали. «Как натуральный,— заходился в восторге Сергей,— никто никогда и не подумает, что это птенец. Слеток, настоящий слеток!» И я не жалел пленки, хоть такого снять, но себя обманывать не мог. Конечно, это был еще птенец. Комары, не теряя времени, усаживались ему на голову, вонзали хоботки у самых глаз и тут же наливались кровью. И это будет отлично видно на фотографии. Разве взрослый кречет позволил бы такое!..
Подойдя к дереву с кречетенком в руках, Сергей подбросил его кверху. И тот, распахнув крылья, оказался на уровне гнезда, еще немного, и он бы был у себя дома, но братцы будто на чужого с криками устремились к нему, и кречетенок, отвернув, спланировал в тундру. Тут уж мы ничего больше сделать не могли. Поднесли птенца поближе к дереву, а сами быстро скатились вниз, сели в лодку и переправились на другой берег.
Вода плескалась у палатки. Пришлось срочно переносить лагерь в глубь кустарников. Заросли скрыли палатку от соколов, и уже через полчаса в бинокль мы смогли наблюдать удивительную сцену. Кречетиха возвратилась на гнездо. Она принесла добычу, отрывала куски клювом и кормила птенцов. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами, именно нечто подобное я и мечтал снять, но, увы, даже пятисотмиллиметровый объектив не позволял с такого расстояния сделать хороший снимок. Подобраться же ближе не было никакой возможности, птица сразу бы покинула гнездо. А тут еще кричал, не давал покоя, вывалившийся из гнезда птенец. Непрестанно взмахивая крыльями, он карабкался по стволу, как мотылек, но поднимался лишь до середины и сваливался вниз.
Я не спал всю ночь, слышал, как кричал птенец. По звуку можно было определить, что он далеко ушел от гнезда. Рано утром я разбудил Сергея — надо было спасать птицу. Он нехотя поднялся. Недовольно взялся за весла. Переплывая реку, мы увидели кречетенка среди низких кустиков на обрыве. Пригнув голову, он поспешил скрыться от нас. Каково же было наше удивление, когда вместо двух мы увидели в гнезде опять одного птенца. А где же второй? Не понимая, в чем дело, мы принялись его искать и обнаружили сидящим под деревом. Увидев нас, он легко взлетел и опустился в гнездо. Гнездарь превратился в слетка! Теперь за него можно было не беспокоиться. Оставалось разобраться с окольцованным. Мы нашли его в кустарнике. Пригибаясь, переваливаясь с ноги на ногу, он неуклюже заторопился к обрыву и, как первый, спрыгнул, расправил крылья и полетел. Да так лихо, что стало ясно, нечего нам больше ему помогать, сам до гнезда доберется. И этот превратился в слетка.
— Ладно,— сказал я,— достаточно. Не нужно мне больше никаких снимков. Давай-ка лучше дадим им пожить спокойно.
И мы с Серегой забрались в лодку и стали грести к берегу, где у костра нас поджидала Таня, все эти дни собиравшая жучков и букашек, так и не выразившая желания хоть раз поглядеть на птенцов кречета.
— Эка невидаль,— сказала она.— Да этих кречетов мы еще не раз увидим.
Удивительная это река Щучья. Я назвал бы ее иначе: рекой птичьих грандов. Вслед за орланами и кречетами мы повстречали семейство дербников — небольших, но смелых и вертких соколков. Это о них в наставлении к «Уряднику Сокольничья Пути» царь-сокольник сразу после похвальбы кречетам писал: «Угодительна потешна дермлиговая перелазка и добыча». У сокольников дербник ценился как специалист по охоте на жаворонков, и особым успехом этот элегантный сокол пользовался у дам. Его легко держать на руке, а красотой он не уступает и большому соколу. Да и стремительностью полета, и отвагой, пожалуй, он своим признанным собратьям не уступает.
Затаившись в отнятом у ворон гнезде, птицы долго молчали, пока Сергей по наклонному стволу дерева не подлез к гнезду на метр. И тут из гнезда с истошными воплями вынеслась самка, откуда-то сразу же возник самец, и дербники подняли такой невообразимый гвалт, с таким остервенением стали падать на голову нашему исследователю-самоучке, что тот, прикрываясь руками, поспешил отступить. В гнезде дербников были еще пуховые птенцы.
Сплавляясь дальше, мы обнаружили два гнезда, канюков, а на одиннадцатый день пути наткнулись на второе гнездо кречетов. Встреча опять произошла как-то внезапно. Издали мы увидели огромное гнездо орланов, похожее на стог. Гнездо покоилось на склонившемся, словно атлант, старом, засохшем дереве, а вокруг выстроились стройные зеленые лиственницы. И опять гнездо нам показалось давно заброшенным, пустым. А когда наши лодки проплывали под гнездом, мы, подняв головы, увидели в нем четырех почти взрослых кречетенков. Стоят на краю, крылышками машут и кричат, глядя на нас, так, словно мать им в клюве добычу несет.
Попутчики мои, знакомые с поведением птиц, удивились. Должно быть, для птенцов мы были первыми живыми существами, которые осмелились приблизиться к их гнезду. Вот и приняли они нас если не за родителей, то вроде как за родственников.