Усадьба ожившего мрака - Корсакова Татьяна. Страница 8

– А если бы только башку?

– Не знаю, не стал рисковать. Не о том сейчас нужно думать, Влас Петрович.

– А о чем? – Наконец-то дыхание восстановилось и сердце перестало выпрыгивать из груди.

– Я о том, что вот таких… – Гриня помолчал, подбирая правильное определение, но так и не подобрал, махнул рукой. – Вот таких ходячих мертвяков создавать могли только фон Клейст и его чокнутая сестрица. Сестрицу убила тетя Оля. Труп ее я видел собственными глазами. А фон Клейста, предположительно, взорвал твой человек.

– Сева сказал, что видел фон Клейста в Гремучем ручье.

– Видел, – Гриня кивнул. – И я допускаю, что этот кровосос до сих пор жив.

– Тогда что тебя смущает?

– Фон Клейст всегда был очень осторожен и никогда не оставлял следов.

– А кто оставлял? – сердце замерло, а потом снова понеслось вскачь.

– Ирма. Его сестра. Эта считала лощину своими охотничьими угодьями, а людей своими живыми игрушками. Но Ирмы нет, а упырей становится все больше и больше. Если их создает не фон Клейст, тогда кто?

– А сами они не могут как-нибудь… плодиться? – спросил Влас растерянно. – Ну, куснул упырь простого человека, выпил кровушку – и все, готов новый упырь.

– Нет, – Гриня покачал головой. – Упырь не может создать себе подобного, потому что не может вовремя остановиться. Упырь не выпивает кровушку, как ты изящно выразился, а рвет свою жертву в клочья. Там вообще другой… механизм.

– Хотелось бы знать, какой. – Власу и в самом деле было важно знать. Так сказать, ради будущей борьбы. – Ты уж прости за бестактный вопрос, но каким образом ты стал вот таким? Почему сохранил рассудок и… человечность?

– Мне бы тоже хотелось это знать. – Гриня пожал плечами. – Есть у меня кое-какие догадки.

– Поделись.

– Поделюсь, только давай по дороге. Слышу, ты уже отдышался.

– Слышит он, – проворчал Влас и первый тронулся с места.

Какое-то время шли молча, а потом Влас не выдержал:

– Так что за догадки, Гриня?

– У них, у упырей, имеется какая-то своя иерархия. Ну, как я это разумею, – Гриня говорил, не глядя на Власа. Чувствовалось, что говорить ему о таком неприятно и больно. – Насколько я понимаю, раньше у них вообще не получалось создавать этих… упырей. Просто жрали людей по-тихому, так и жили. Но в Гремучей лощине все изменилось. Ирма говорила, что это особенное место, очень благоприятственное для таких, как они. Я пока не разобрался, в чем тут соль, но голос лощины я стал слышать намного отчетливее.

– Особое место, понятно. С упырями что? – Власу не терпелось, это чувство было сродни зуду. Так сильно ему хотелось знать правду!

– Сначала жертвы просто умирали. Все началось с Клауса фон Клейста. Это старший брат Ирмы и Отто. Старший и сумасшедший. Его привезли в усадьбу в дубовом ящике, как дикого зверя. И так же, как зверя, держали на цепи. Но однажды охранник сплоховал, и Клаус сбежал.

– Зверь из лощины… – начал было Влас.

– Да, это не Горыныч, это он, – закончил за него Гриня. – Клаус фон Клейст. И это он напал на тетю Олю, когда та возвращалась из усадьбы в деревню. Напал, хлебнул ее кровушки, но не растерзал. Вот такая странность. Ты уже странного много навидался, Влас Петрович, поэтому одной больше, одной меньше. Тетя Оля и Танюшка, внучка ее, они особенные. Что-то связывает их род с родом фон Клейстов. Что-то такое было в их крови, что-то одновременно опасное и жизненно необходимое упырям.

– Насколько особенные? – деловито поинтересовался Влас.

– Насколько? – Гриня замедлил шаг, обернулся. Его глаза снова блеснули в темноте красным, но Влас уже не отшатнулся. Кажется, он и в самом деле начал привыкать к странностям. – Горыныча видел?

– Трудно не увидеть.

– Так вот, это тети Оли пес. Она его позвала. Или призвала?

– Откуда призвала?

– Не знаю, но думается мне, с какого-то другого света. Горыныч служит их роду уже много веков, но это долгая история. Главное, что тебе нужно знать, основное его предназначение – оберегать женщин рода.

– Так ведь некого больше оберегать. Или я чего-то не знаю?

– До недавнего времени я тоже так думал, а теперь вот начинаю сомневаться. Если бы не было кого, так и Горыныча тут уже не было бы.

– Ладно, с этим мы обязательно разберемся, – пообещал Влас и Грине, и самому себе. – Дальше рассказывай.

– Да нечего особо рассказывать. Как Клаус тети Олиной крови напился, так сначала чуть не сдох, а потом у него в мозгу наступило просветление. А те, на кого он нападал, стали превращаться в упырей.

– В обычных упырей, из тех, которых мы уже видели? – уточнил Влас.

– Да, в обычных. И пока Клаус охотился в лощине, Ирма развлекалась в усадьбе, а Отто предавался научным экспериментам. Каждый из них был одержим одной целью – созданием себе подобных. Вот только неувязочка… созданные ими упыри долго не жили. Если это вообще можно назвать жизнью. Митяй мой – он ведь тоже из подопытных кроликов фон Клейста. Представляешь, что пацану довелось пережить?

Влас не представлял, но вот понимать Митяя начал чуть лучше. И Митяя, и Гриню.

– В чем суть экспериментов была, не знаешь? – спросил он.

– Могу догадываться. Видел, как старуха заставила одну из своих… игрушек выпить ее крови. Девочка та долго не прожила.

– Какая девочка?.. – Влас схватил Гриню за рукав, потянул, заставляя остановиться. – Про кого ты сейчас говоришь?!

– Про девочку из прислуги, такую же, как Соня наша. Знаешь, как они действовали, товарищ командир? Набирали молодняк из городских. Ну, вроде как, на службу в усадьбу, а потом потихонечку этим молодняком кормились. Фон Клейсту нравились пацаны, а Ирма предпочитала девочек. – Гриня вдруг замолчал, устало потер глаза. – Девочки эти у меня до сих пор перед глазами стоят. Самых первых старуха просто выпивала до донца, выпивала, а тела прятала в водонапорной башне. В отопительном котле. Наверное, ты не видел.

Влас видел. И башню видел, и в котел заглядывал. Не было там никаких мертвых девочек.

– Зимой же холодно. И в башне тоже холодно. Понимаешь? Девочки эти мертвые на первом уровне в котле, а Митяй мой под крышей на цепи. – В голосе Грини послышалась боль пополам с яростью. – А потом она решила тоже эксперименты ставить, как ее братец. Вот ту последнюю девочку она как раз и напоила собственной кровью. Они же послушные становятся, связь у них какая-то образуется с упырем. Вот и у Митяя моего до сих пор эта связь…

– Как девочку зва…

Договорить Влас не успел, Гриня дернул его за плечо, впечатал в стену и зажал рот рукой так, что ни вздохнуть, ни пикнуть. Вырываться Влас не стал, понял, что к чему. Мимо метрах в десяти прошел немецкий патруль.

Гриня ослабил хватку, лишь когда фрицы скрылись за поворотом, сказал виновато:

– Извини, инстинкты…

Влас кивнул, а потом задал свой самый главный вопрос:

– Как звали девочку, Гриня?

Прежде, чем ответить, Гриня на него посмотрел. Вроде бы только в глаза заглянул, а показалось, что в самую душу. Еще и раскаленной кочергой в этой душе пошуровал. А с чего бы еще она так разболелась?

– Ее звали Настей, Влас Петрович, – сказал Гриня почему-то виноватым голосом.

Влас судорожно вздохнул, спрятал лицо в ладонях. Была надежда, что это «не та» Настя, но правду он уже знал. Ту правду, из-за которой перекапывал в овраге братскую могилу, из-за которой, как одержимый, рвался в Гремучий ручей.

– Родственница твоя? – Послышался над ухом голос Грини.

– Племянница, – сказал он, не открывая глаза. – Единственная. В подпольщицы записалась. Хотела, как я, но знала, что не позволю, поэтому без моего ведома, против моей воли. Я от Ефима узнал, уже за сутки до операции.

– Потому и пошел сам, вместо связного?

– Да. Я матери ее, сестре своей покойной обещал, что буду за Настеной приглядывать.

– Я тоже много кому обещал, – вздохнул Гриня. – Веришь, до сих пор толком ни одного обещания не сдержал…

– Что с ней стало? – спросил Влас и открыл глаза.