Приграничное владение 3 (СИ) - Матюшенко Артем. Страница 91

* * *

Якоб родился на маленьком хуторе недалеко от Кайры — большого имперского города. Его мать была дочерью зажиточного горожанина, красивая, образованная женщина. Как они познакомились с отцом Якоба, она никогда не рассказывала, но полюбив его сбежала из дома лишившись и родительского благословения, а с тем приданого и наследства. У ее отца, служившего в муниципалитете города, было еще две дочери, а потом и много других внуков помимо Якоба и его старшего брата Карла, скорее всего поэтому свою сбежавшую дочь он не простил и связаться с ее новой семьей попыток не делал, хоть и знал где она сейчас жила.

Отец Якоба был мельником. Денег за помол муки он с крестьян-землепашцев не брал, предпочитая забирать зерном за свой труд. Собственную муку он возил в Кайру, где продавал ее на рынке, иногда за день, а иногда и за два-три. Старшего Карла он оставлял приглядывать за мельницей, а Якоба всегда брал с собой. Поэтому Якоб с самого детства помнил эти длинные мощеные улицы, высокие каменные дома и сложный запах морского города, состоящий из дыма очагов, запаха выловленной рыбы и морских водорослей.

Когда Якобу было семнадцать лет, его отец умер и мельницу унаследовал старший сын. На тот момент Карлу было уже двадцать два и он давно был знаком с мукомольным ремеслом. Старший брат подошел к наследству весьма деловито — починил старую водную мельницу заказав новое колесо, расширил склад, а потом и нанял себе в помощники батрака, увеличив и производительность и собственную прибыль. После этого он привел в дом невесту — дочь старосты. Девушка была полновата, с несимпатичным одутловатым лицом и водянистыми глазами на выкате, но как слышал Якоб, в приданое дочери староста дал двух коней и большой участок заливного луга с хорошим покосом.

Мало того, что невестка была некрасива, так еще и отличалась склочным характером, сразу возомнила себя новой хозяйкой в доме. После нескольких скандалов устроенных молодой женой, свою мать Карл из большой горницы отселил в малую комнатку, а своему брату и вовсе указал на дверь.

В восемнадцать лет Якоб остался один одинешенек, без кола и двора и без крыши над головой. В кармане штанов позвякивали три тяжелые медные монеты по ливру каждая — мать утирая глаза платком отдала младшему сыну все накопления. Если тратить эти деньги разумно, то трех ливров хватит на месяц. Но это, если покупать пироги с требухой и рыбой на рынке и в дешевых придорожных кабаках раз в день брать миску рыбной похлебки, а если снять самую дешевую комнатенку в таверне, то этих денег не хватит и на пару недель.

«Вот, что мне делать?» — Задавался вопросом парень, когда брел в сторону города из родного хутора.

Когда они с отцом ездили в Кайру продавать муку, то спали прямо в телеге и никто их не гнал. Ну так это когда ты приехал в город торговать и спишь на своем товаре, заплатив за место на рынке, а теперь? Теперь заночуй он в городе, прямо на улице, стража непременно схватит его как бродяжку и хорошо если просто с пинками выдворит из города, а если потащат в суд, то имперский судья с большой долей вероятности определит бедолагу на каменоломни или на галеры, где вечно не хватает людей.

Было бы как в той сказке, что он смотрел в передвижном кукольном балагане, в одну из своих поездок с отцом. Там младшему сыну мельника тоже не досталось никакого наследства и он взял себе рыжего кота, которому подарил башмаки и берет с пером. Потом кот спас хозяина от страшной ведьмы и нашел спрятанный ей клад. Ну то, сказка, — усмехнулся Якоб, — хорош бы он был еще и таща под мышкой своего серого кота. Да и не был Якоб уверен, что усатому разбойнику было бы лучше путешествовать с хозяином бродягой, нежели привычно охотиться на толстых мышей, что залезают в мельничный склад воровать зерно.

Первые несколько дней Якобу дались тяжело, он был дважды бит другими бродягами, когда пытался наняться грузчиком на рыночной площади, хорошо хватило ума прикопать деньги данные матушкой, у приметного дерева росшего у городской стены, не то быть бы еще и ограбленным.

Позже удалось познакомиться со старшиной портовых грузчиков. На парня посмотрели пару дней, а потом даже взяли в артель на постоянной основе и выделили место в большой комнате портовой таверны, где обитала большая часть артельных работников. Правда спать приходилось вповалку, кидая тюфяки прямо на грязный пол.

Когда парень немного осмотрелся в городе, то пристроился помощником управляющего к одному из купцов, что имел в портовом городе целых три лавки и большие продовольственные склады. Купец, глядя на Якоба, вначале не верил, что деревенский паренек умеет читать, писать и споро считает товар. Но проследив за расторопным пареньком только довольно покивал головой и взял его на работу.

Ну, это заслуга матушки, она сама была обучена, и письму, и счету. Всему что знала сама, научила и своих сыновей. Кроме Якоба и Карла, из всех жителей хутора грамотный был только сам староста, да и то считал он загибая пальцы, а читал долго, по слогам, смешно шевеля при этом губами.

Проработал Якоб помощником управляющего полгода, а потом познакомился с распорядителем поместья, что находилось в миле от главных городских ворот. Он туда часто возил товар со склада — поместье ордена святого очищения. Конечно в народе братьев-храмовников не любили и называли палачами и инквизиторами.

Но какое дело Якобу до дел ордена святого очищения, если господин управитель позвал парня работать в поместье кладовщиком? Не в инквизиторы же зовут, а продовольственными складами заведовать, да продукты закупать для всех слуг и самих братьев-храмовников. Всего народу в поместье, со слугами и воинами-рыцарями, было десятка три, но бывало частенько, небольшие отряды приезжали в Кайру, на недолгий срок и потому еды на складе всегда должно было быть с небольшим запасом.

Своими обязанностями Якоб старался не манкировать, все поручения выполнял тщательно, со старанием и записывая в толстую тетрадь все складские расходы и прибытки. Что там сложного — записать все, что купил в городе или привезли представители купцов прямо в поместье, посчитать потраченные и оставшиеся деньги, а потом записать сколько и чего выдал из продуктов на кухню? Поэтому от Кривого Каверта, как звали за глаза все слуги одноглазого управителя поместья, к нему не было никаких вопросов. Он даже несколько раз хвалил парня за расторопность и смекалку.

Комнату ему выделили в крыле для слуг, хоть и небольшую, но отдельную, жалование положили — девять ливров в месяц, что даже превосходило среднее жалование простого городского стражника, да еще и питание из котла для слуг было бесплатным.

Три месяца парень работал и жил в поместье представителя ордена, и только ему стало казаться, что госпожа судьба одарила его своей улыбкой и волшебным медяком, как грянула настоящая беда. Император объявил орден святого очищения вне закона. Братьев и слуг ордена, что не успели бежать, стражники хватали прямо на улицах и в поместье.

Якоб сам видел как одноглазый управляющий схватился за кинжал висевший у него на поясе и тут же получил арбалетный болт в брюхо, а потом его труп подвесили прямо на перекладине ворот поместья. Псаря спустившего на солдат двух здоровенных и свирепых псов, не мудрствуя лукаво изрубили глефами, как и его злых животин. Конюха и садовника не убили но знатно поваляли в пыли, пиная их во дворе поместья, а потом связали им руки и увели. Что имперские солдаты делали с рыжей кухаркой и ее дочерью, Якоб не видел, но визг и крики из их комнаты доносились громкие.

Когда полтора десятка имперских солдат и дюжина городских стражников явились в поместье, Якоб был на своем складе, считал мешки с сухим горохом и вел учет оставшегося и уже выпитого храмовниками вина. Крики и визг снаружи привлекли его внимание и он осторожно выглянул из дверей склада, как раз застав картину расправы над одноглазым управителем. Спрятался за мешками с горохом и ножом расковырял небольшую щель, уже в нее увидел как выволокли из поместья старого воина ветерана, что не успел уехать, а может и не захотел. Ему было на вид лет семьдесят и ходил он сильно ссутулившись опираясь на палку и вовсе не носил никакого оружия, но братья относились к нему уважительно, выделяя все так же рыцарскую долю из дохода. Его не били, а просто связав руки за спиной, кинули в телегу и увезли.