Девять негритят - Ильин Андрей. Страница 41

И кто-то из них, один…

— Смотрите! — вдруг в ужасе, даже большем, чем когда увидела обливающегося кровью командира, закричала Кэтрин Райт.

И стала, в истерике мотая головой, показывать, тыкая пальцем куда-то в сторону.

— Смотрите же, смотрите!

Смотреть надо было на монитор. На тот, на который был выведен таймер. Который остановился. А теперь!.. Теперь пошел снова!

Побежали, стремглав побежали цифры, обозначающие секунды. Поплыли, сменяя друг друга, цифры минут. А за ними скоро, очень скоро стронутся с места цифры, обозначающие часы…

— Он включился!

И все всё поняли! Поняли, что никакой это не конец. И что то, что только что произошло, — это предупреждение. Наверняка последнее.

Цифры бежали, а по модулю плыли, затекая во все «углы», прилипая к лицам и одежде, красные — невозможно красные — шарики!

И значит, ничего еще не кончено! Он не отказался от своих намерений, он всего лишь дал им передышку, чтобы подтвердить свои угрозы действием.

Его ультиматум не был шуткой — его ультиматум был предупреждением!

Который должен был истечь через:

Двадцать пять часов.

Тридцать семь минут.

И четырнадцать секунд.

… Тринадцать…

… Двенадцать…

… Одиннадцать…

США. ГОРОД ВАШИНГТОН. ШТАБ-КВАРТИРА НАЦИОНАЛЬНОГО АЭРОКОСМИЧЕСКОГО АГЕНТСТВА (NASA)

В последней просьбе отказывать нельзя! Это — великий грех. Последнюю просьбу имеют право высказывать даже приговоренные к смертной казни преступники, даже самые отъявленные убийцы, получая свою, последнюю в их жизни, банку пива, гамбургер или свидание с близкими.

Астронавты не были преступниками, хотя их — приговорили! Приговорил к смерти неизвестный маньяк! Но даже он не отказал им в возможности еще раз, может быть последний, пообщаться с родственниками, предоставив связь с ЦУПом!

И уж тем более им не мог отказать в этой просьбе ЦУП,

Встреча астронавтов с вызванными ими родственниками происходила в главном зале русского ЦУПа в Королеве при стечении нескольких десятков журналистов.

Таким было условие шантажиста — чтобы встреча почему-то проходила в России и чтобы на ней присутствовали репортеры CNN и еще нескольких новостных телеканалов. Настоящие журналисты, не липовые, потому что репортаж должен был вестись в прямом эфире, ретранслируясь через спутники связи на весь мир.

Таким было его условие, которое пришлось выполнить.

Тем более что и так весь мир уже все знал.

Но более потому, что преступник доказал, что он не шутит!

Этот репортаж, хотя это был всего лишь разговор родственников, потряс мир. Его снова и снова прокручивали по телеканалам целиком и отдельными фрагментами, сопровождая взятыми у родственников астронавтов интервью.

— Привет! — приветствовал немецкий астронавт Герхард Танвельд своих близких, естественно, по-немецки. И сразу стал говорить о самом главном. О деньгах! — Когда получите мою страховку, не вздумайте тратить ее попусту! Помните, как она мне досталась…

И дальше большую часть разговора он инструктировал своих родственников, как нужно обращаться с заработанными им деньгами и под какие проценты и куда класть.

Он говорил о них так, словно вопрос их получения уже был решен! Словно его уже не было. Как видно, он считал, что уже не вернется домой.

Что задало тон всему сеансу связи.

— Я же говорила тебе, я же чувствовала, что этот полет не кончится добром! — утирала слезы жена Рональда Селлерса. — Я же просила тебя!..

А ее муж в ответ только молчал, так как единственный не мог говорить из-за перехлестнувшей шею повязки.

Или не хотел говорить.

Он лишь согласно кивал головой, жадно всматриваясь в лицо своей жены, своих детей и родителей. Которые все были там, перед мониторами.

— Зачем, зачем ты меня не послушал, — уже рыдала Салли.

— Ну все, все, успокойся, — шептал изменившимся от раны, а может, не от нее, голосом Рональд. — Ну неудобно, люди смотрят.

Люди — смотрели.

Весь мир смотрел на это странное и страшное шоу!

— Все, успокойся.

И словно внимая его невысказанной, но всем понятной просьбе, камера выхватила из толпы родственников его отца.

— Держись, сынок, — сказал Селлерс-старший. — Я горжусь тобой.

Хотя глаза отца тоже неестественно поблескивали, а нос шмыгал. Но старик держался, потому что не хотел опозориться перед всем миром.

— Позаботься о моих, если что… — прошептал Рональд.

— Будь спокоен, — ответил отец.

И отвернулся от камеры, чтобы найти платок. А потом долго и натужно сморкался, чтобы скрыть предательски выступившие слезы.

Тверже всех держался Ли Джун Ся.

— Я верю в светлое завтра китайского народа, руководимого мудрой Коммунистической партией, — заявил он, обращаясь к своей жене, детям, родителям и многочисленным братьям и сестрам. — Поэтому, если что-то случится, я умру спокойным, зная, что до конца выполнил свой долг!

Его родственники зааплодировали национальному герою, о котором трубили все китайские газеты, и замахали заранее припасенными флагами.

А потом прозвучала запись сводного хора китайских школьников, исполнивших для народного героя Ли Джун Ся его любимую песню — Гимн Китайской Народной Республики!

Все это было очень трогательно и печально.

Китайский астронавт персонально попрощался с каждым из своих родственников, на что ушло почти все его время. В заключение он попросил передать руководителям Партии и Правительства, что он до конца был верен светлым идеалам коммунистического будущего Китая!..

Чуть подпортил общее настроение русский космонавт.

Он сказал, что: все нормально, что пока он еще жив и думает остаться живым, надеясь на русское «авось», которое всегда его выносило!

Что это за лекарство такое, которое может спасти от смерти, — телезрители не поняли.

И еще русский космонавт на всякий случай сказал, где его похоронить, кого пригласить на поминки и что поставить на стол.

И в самом конце, то ли в шутку, то ли всерьез, пригрозил жене, что, когда вернется, узнает, чем она занималась в его отсутствие и разберется с ней по-свойски.

На что его жена расплакалась и сказала, что ничем таким не занималась, а только и делала, что ждала его. И что будет продолжать ждать, если понадобится — вечно.

А может, и так — русские женщины странные — живым мужьям рога наставляют, а покойников, случается, всю оставшуюся жизнь ждут, оставаясь им верны!

Но добила всех американка Кэтрин Райт.

— Я рада вас видеть, — сказала Кэтрин. — Тебя, Рональд, и вас…

И помахала своему мужу и своим стоящим возле отца детям рукой. И они ей тоже. Как тогда, в день старта…

— Как вы там живете? — спросила она, крепясь, потому что знала, что сейчас ее видит весь мир.

— Все хорошо, у нас все в полном порядке! — ответил, улыбнувшись, ей муж. — Мари все-таки исправила ту свою двойку по английскому языку. Она получила отлично!

Кэтрин улыбнулась.

И ее улыбку показали все телестанции мира.

— Я очень рада. Молодец, Мари!

И Мари обрадовано заулыбалась.

— Мама, мамочка, я буду самой первой ученицей! — затараторила она. — Только ты возвращайся, ладно?..

— Ладно, — прошептала Кэтрин, борясь с собой. — Я вас всех очень, очень люблю!..

И голос ее дрогнул.

Но время тикало, время неумолимо уходило, и ей пора было уступать место другому, следующему астронавту. Потому что никто бы не согласился пожертвовать этими, возможно, последними своими минутами!

— Возвращайся быстрее, мы ждем тебя! — крикнул ее муж.

Зря так крикнул!

— Да, я вернусь, я хочу… к вам… — ответила Кэтрин.

И на большее у нее выдержки не хватило.

У нее задрожал, задергался подбородок, и из глаз брызнули слезы. С экранов миллионов телевизионных приемников брызнули! И не потекли по щекам, потому что там, где она плакала, нет силы тяжести, они повисли на ресницах блестящими бусинками, оторвались от них и повисли в воздухе. Много-много серебристых бусинок.