Воевода (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 32

— Может быть…

— Что может быть?

— Иоанн вырос в условиях, когда нужно притворятся чтобы выжить. И демонстративно дружить.

— И что?

— Я не знаю, что у него в голове и что ему болтают обо мне. Понимаешь? В свое время Стилихон был чуть ли не вместо отца Императору Гонорию[1]. Но тот усомнился в его верности из-за болтовни завистников и приказал казнить.

Марфа замолчала.

И тут они услышали какой-то шум на улице. Едва различимый.

— Что там происходит? — спросила супруга.

— Может гости пожаловали?

Андрей встал. Вышел в соседнюю комнату и кликнул одного из слуг, отправил его проверить обстановку. Но он вернулся быстро. Слишком быстро.

— Что там?

— Выйти не могу. Дверь чем-то подперли.

Палаты воеводы представляли собой крепкий двухэтажный сруб с крепкими стенами. Их вполне можно было использовать как укрепление во время обороны города, если бы они имели бойницы. Но их не было. Строители почему-то ограничились лишь духовыми оконцами для вентиляции. Из них не только не постреляешь, но и не выглянешь толком. Дверь находилась под навесом крыльца, ведя сразу на второй этаж, и открывалась наружу, чтобы ее не могли сходу выбить. Вот эту дверь слуга отворить и не сумел.

— Черный ход проверил?

Слуга молча бросился к ней. Но вскоре вернулся — оказалось, что и там все закрыто. Не выйти.

А меж тем за окном продолжалась какое-то движение. И говор, но тихий.

— Лезь на крышу. Разбери дранку. Выгляни. — приказал он слуге. А сам начал одеваться, облачаться в доспехи и готовиться к битве. Понимая опасность обстановки, Марфу он тоже решил «упаковать». Просто чтобы ее шальной стрелой или случайным ударом сабли не убили. Благо, что запасные доспехи имелись в его палатах с запасом.

Этим и занялись.

Также требовалось вооружить трех слуг. Фехтовать, конечно, они не умели. Однако мужчина в доспехах и с оружием — это при любом раскладе мужчина в доспехах и с оружием. Какую-никакую помощь, а окажет.

— А-а-а! — завопил наверху слуга. И спустя минуту прибежал, баюкая руку с пробившей ладонь стрелой.

— Это еще как вышло? — ошалел Андрей.

— Там какие люди с оружием. Вроде наши. Они палаты хворостом обкладывают. Как увидели меня — давай стрелы пущать. Едва спасся.

— Хворостом? — переспросила с нескрываемым ужасом Марфа.

— Как есть хворостом. Я вязанки видел. Их тащили к палатам от подвод. Много.

— Как же ты видел? Там же темно!

— Факелы! Они с факелами! Если бы не факелы — они бы меня не разглядели.

— Узнал кого?

— Темно. Да и лица прикрыты шлемами с «совой». Совсем не разглядеть. А голоса и не слышно. Галдят словно сороки, но тихо. Ни по голосу узнать, ни слова разобрать.

— Плохо дело… — констатировал Андрей. — Даже если вырвемся — порубят.

— И что делать? — дрожащим голосом спросила Марфа…

Тем временем к отцу Афанасию вбежал служка:

— Беда! Беда!

— Что случилось? — отвлекся от чтения священник. Влияние Андрея на него сказалось очень ярко. И он из Москвы начал выписывать книги духовного содержания, выпрашивая их у Патриарха. И, получая, не только читал, но и переписывал себе в коллекцию.

— У палат воеводы какие-то люди. С оружием. Факелами. Хворостом.

— Что?

— Обкладывают палаты хворостом.

— О боже! Беги к Кондарту! Спешно беги! Поднимай верных людей!

Отец Афанасий выкрикнул это уже на бегу. Направляясь к купцу Агафону на подворье, чтобы тот выставил своих охранников в помощь.

Однако далеко он не убежал. Его перехватили католики.

— Что случилось?

— Оставьте. Потом. — отмахнулся отец Афанасий.

— Что случилось? Мы можем помочь?

— Воеводу заперли в палатах и собираются сжечь живьем. С женой, детьми и слугами.

— О Боже! — воскликнул Игнатий де Лойола, когда ему перевели ответ. — Мой клинок — ваш клинок. Мы поможем!

— Славно, славно… — покивал отец Афанасий, — тогда берите оружие и подходите вон туда. — Указал он рукой на подворье Агафона. После чего продолжил свое движение. Бегом.

Игнатий де Лойола был в прошлом профессиональным военным, дворянином с достаточно богатым боевым опытом. И не только воином, но и дуэлянтом, а также сердцеедом каких поискать. Поэтому навыки обращения с оружием он имел весьма серьезные. По местным меркам, во всяком случае.

Среди его спутников тоже хватало людей с прошлым. Конечно, не таким ярким и горячим, то почти все они — младшие сыновья дворян, получившие в детстве сносную подготовку и знали с какой стороны хвататься за оружие.

Строго говоря, браться за оружие и проливать оружие священники не имели права. Ни католические, ни православные. Даже военные. Но был нюанс. В случае необходимости они могли сражаться, но при условии не выполнения в это время никаких таинств и богослужения. А после того, как необходимости в применении оружия более не будет, им можно будет вернуться к своим обычным обязанностям только после выполнения, наложенной на них епитимьи. И да — братья-рыцари духовно-рыцарских орденов исключением не являлись, как некоторые могли бы подумать. Просто потому, что священниками они не являлись. Так что Игнатий де Лойола, без всяких лишний рефлексий, бросился в выделенный им домик для проживания, чтобы достать свое оружие. Он, и его люди. В путешествии всякое бывает. Поэтому оно при них имелось.

И уже через десять минут они стояли у ворот подворья Агафона, откуда выходили вооруженная толпа. Не только бойцы. Всякие. Купец и слуг всех своих успел вооружить, да выдвинуть.

Отец Афанасий окинул взглядом де Лойолу и его спутников. Одобрительно кивнул. И жестом поманил за собой. Туда, куда служки должны были вывести верных Андрею людей. Он прекрасно знал, что в полку не все лояльны воеводе. И что хватает тех, кто спит и видит его в гробу. Но поделать ничего не мог. Ведь никаких проступков они не совершали.

Верные вышли.

Сотни две стрельцов и около двух десятков помещиков. Остальные либо решили воздержаться, либо участвовали в заговоре. Плюс разъезды и выезд в вотчину. Как-то так сложилось, что почти все помещики верные или хотя бы лояльные Андрею оказались в отлучке. Вся надежда была только на стрельцов, что связывали свое будущее с воеводой.

— Скорее! Скорее! — воскликнул один из доминиканцев. — Они подожгли хворост!

И люди устремились вперед.

Бегом.

Им попытались преградить путь, но Игнатий де Лойола выхватил свою рапиру и среди первых бросился в бой. А секунд тридцать спустя началась стрельба из пищалей. Стрельцы — подключились.

Этот импровизированный залп хоть и был дан в упор, но в разнобой и в темноте, да еще и в спешке. Поэтому упало едва десяток человек. Остальные же, испуганные перспективами, резко дали ходу.

У палат воеводы изначально собралось около сорока человек заговорщиков. И бодаться с тремя сотнями, причем вооруженными преимущественно огнестрельным оружием они не решились. Тем более, что в первую минуту боя потеряли шестнадцать человек. Очень уж решителен оказался натиск спасателей.

Хворост уже горел.

На подоспевшая подмога начала отбрасывать его от стен палат воеводы где руками, где подручными средствами. Даже пищали и рапиры с саблями в дело пошли. Главное — отпихнуть от стены, чтобы огонь не перекинулся на крышу. Вчера был дождь и дранка, которой оказались крыты палаты, лежали еще отсыревшая. Поэтому пока дымились, но не загорались. Лишь в отдельных местах фрагменты щепы занялись, но не сильно и почти что сразу потухли, как отбросили из-под них горящий хворост.

— Дверь! Дверь отворяй! — крикнул отец Афанасий.

Несколько стрельцов бросилось к двери и ударами ног выбили подпорки. Секунда. Другая.

И дверь отварилась.

За ней стоял Андрей в полном боевом облачении с щитом, перекрывающим дверь. И копьем, готовым проткнуть любого, кто сунется внутрь.

— Слава Богу! — воскликнул отец Афанасий. — Жив!

Стрельцы же отошли.

Они прекрасно понимали — воевода их на взводе. Не каждый же день тебя пытаются сжечь заживо. А возможно и не в себе, как тогда — на поле под Селезневкой, когда он рубил противников пока они не кончились. После же едва на своих не бросился.