Я тебе не ровня (СИ) - Шубникова Лариса. Страница 32

Князь ехал молча, да и Андрей не болтал. У развилки с Берестово боярин Аким отмахнул поклон князю и отбыл со своими. Все за Фадю переживал. А тот вроде ничего, токмо молчал пока.

До Савиново добрались еще темень не пала. Пока коней отдали, рассупонились, князю почести оказали, как смогли, уж свчерело.

— Андрей, можа в баньку, а? — тот кивнул и пошли.

Уж опосля парной уселись в предбаннике душистом, квас пили. Князь все смеялся, что Андрейка обещал кадушку с пивом, да зажал. А Шумскому не до веселья! Уразуметь не мог, что ему воевода-то говорил об Арише. Тьму раз пожалел, что не выведал — народу много, суета. Надо бы поехать, да расспросить.

— А что, сармат, когда свататься пойдешь? Грамотка-то при тебе.

— Скоро, княже. Вот спроважу тебя и отправлюсь без промедления.

Всеслав намёк понял, но снова посмеялся.

— Андрюх, а кто пойдет с тобой? Отец-то твой не приехал.

Шумской насторожился.

— Сам. А тебе что с того, княже? Иль со мной собираешься? Так идем, нето. Князь-сват — честь великая, — решил пошутковать, да и обомлел, когда Всеслав закивал.

— Идем. Что вылупился? Козу узрел о десять рог? Вот завтра утресь и отправимся.

— Вот не пойму я тебя. И обидеть не хочу, но и промолчать не в силах. Ты чего прилип-то, как смола? Есть дело до меня? — Шумской чуял подвох, не разумел, чего ждать.

— А то нет? Андрей, хучь верь, хучь нет, а долг за собой чую. Завтра сосватаю тебя. Да и любопытно на Арину-то твою глянуть. Это какой же павой надо быть, чтобы боярина окрутить? Да еще такого как ты, смурного.

Шумской уж рот открыл, чтобы дать князю отлуп, да примолк… Воевода сказал не отдаст Арину, так вот пусть князю и перечит. Ишь, удумал, не отдать! Андрюха вмиг смикитил выгоду свою и заулыбался.

— Идем, коль не шутишь. Токмо имей в виду, Арина и отказать может.

Всеслав аж глаза выпучил и квасом облился.

— Чего? С какого ляду?

— С такого. Упрямая. Не хочет своим худородством меня порочить. Уговариваю уж давно.

Всеслав только глаза возвел к притолоку.

— Чудны дела твои Господи, но средь них самое чудное — баба.

Глава 17

У Ариши почитай с самого утра все из рук валилось. Металась по ложнице своей, мыслями маялась. Ить Андрей велел ждать сватов и время указал — два дня. Вот и он, сам-третий. Ужель, сегодня?

За рыжей метался щеня — подросший, охудевший — видать думал, играет она с ним, а ей, бедняжке, не до веселья вовсе. Отказать Андрею, согласиться ли? Отец ведь его пожалел, не исторг из рода-то, а стало быть, опора есть. А ну как люди не примут Аринку-то худородную? И не поклонится никто, не послушается? Андрей-то не стерпит, вступится, обидит кого… А народ-то все помнить будет.

Ох, что же делать? Быть как?

Однако готовилась сватов-то встречать! Хозяйка же, того никто с нее не снимал. Вчера велела холопкам дом чистить, снеди готовить. Те и не спросили — почто. Хозяйке-то видней. Дед тех хлопот и не заметил.

Два дня как сам в мыслях пропадал. Аришка было с вопросами пристала, а тот поначалу отмахнулся, а потом призвал внучку к себе, обнял крепко и поцеловал. На ночь и благословил еще, вот отродясь за ним такого не водилось!

А с утра и сам метался, как и Ариша. Все выглядывал, высматривал… Ждал кого-то? Аринка средь своих мытарств мысленных и не уразумела, не счуяла ничего.

Но мысли, все же, собрала, скрутила узлом и отправилась на боярское подворье — Ксения ждала к уроку. Шла посолонь двора и узрела боярича Фаддея: он намедни приболел, гриба-самопляса опробовал неосторожно. Маялся горлом и животом, но лекарь был, сказал сдюжит. Молодой, нето, ражий.

Фаддей сидел на скамеечке, привалясь к стене большой хоромины, и взглядом жёг таким, что впору бежать. Ариша скрепилась, и проходя мимо, отдала урядный поклон. А потом шаг-то ускорила, но спиной чуяла, смотрит вослед, прожигает.

У Ксении долго не задержалась, та за сына дюже душой болела, а с того и махнула Арине, мол, иди нето, опосля уроки будешь исполнять.

Так и ушла. А за воротами богатого боярского дома такая ее печаль взяла, что впору выть. Застыла посередь тропы, взглядом мечется, будто знак какой ждет! Уставилась на маковку церковную, в разум вошла и потекла в Божий дом.

Молилась истово, просила Всевышнего помочь-пособить. Знак какой подать: идти за Шумского, аль отказать? Ведь сердцем-то с Андреем была, и как тут взять и отвернуться? Отказаться от любви? Не всякий сможет, а Аришка уж и пробовала, так и что ж вышло? Себя почитай угробила, и Андрею солоно сделала.

И ведь отмолила у Бога-то знак, выпросила! Уж выходя из церковных дверей услыхала.

— Иди за него, думать тут нечего! — Две славницы шли мимо и про свое балакали, а Аринке-то и ответ дали.

Арина обернулась к образу, что над входом в церковь висел, привечал страдальцев и днем и ночью, крест положила и поклон земной. А уж потом и вдохнула легко, благостно.

Уж не думая более, отправилась к деду: давно уж пора было обсказать про себя и Андрея. И не боялась вовсе, а радовалась, что Всевышний услыхал и дал ясность разуму.

С того должно и походка стала легкой, скорой. Неслась, словно соплюха малолетняя на торг, где пряники медовые раздавали без деньги. А вокруг зелено, светло! Ветерок летний обдувает, разгоняет зной, дарит прохладу. Небо синеет так, что впору с радости песни петь! Дышится-то сладко, привольно!

На своем подворье увидала коня воеводского — Василька. Дядька Фрол тут? Это его деда выжидал, высматривал? С того в гридницу не сунулась, а села на скамеечке малой терпеливо ждать, пока пожившие мужи меж собой говорят.

Долго-то ждать не пришлось. Дед Мишка сам вышел на крыльцо и поманил внучку.

— Арина, пойди-ка… — договорить не успел.

На улице послышались крики, детвора побежала, заулюлюкала!

— Сваты!! Сваты едут к Дорофеевым!! — На те крики из дома вышел Фрол Кузьмич.

Аринка вскинулась, и не узрела — оба деда совсем и не удивились такому-то.

Народ из домов повыскочил, да и повис на заборе Дорофеевском, будто смородина на кусте, гроздьями.

В открытые ворота въехала сватовская ватага: все конные, кафтанные. Впереди незнакомый муж в богатейшей одежде и шапке. За ним Андрей, а позади Дёмка: на плече нарядный рушник с красной вышивкой, а в руке сватовской каравай*! А далее ратники из Савиново, самые почитай уважаемые.

Пыль взвихрили, Дёмка еще и посвистом все огласил. Деваха соседская — Луша — аж не сдержалась.

— Ох, вот внесло ж как! Богато! Кто жених-то? Ратный, нето? Савиновский? А кто ж сватом?!

Аришка застыла, не поняла, откуль рядом с ней появилась Машутка и утащила за хоромцы: невместо быть при сватовстве невесте-то!

— Ты чего застыла, курёха?! — Машка сияла очами, аж подпрыгивала от нетерпения. — Тебя сам князь Всеслав сватать притёк! Честь немалая.

А потом накинулась на бледную Аришку:

— И мне ведь ничего не сказала! Подруга называется. Сколь у вас с Шумским-то длится? Если б не Дёмка, я так бы и не знала! Утресь мне все и рассказал и про Шумского, и про Всеслава. Ладноть, я тебе помщу, рыжуха молчаливая! Тоже ничего не расскажу. Глянь! Ох, тыж!

Арина во все глаза смотрела на нарядного князя, а тот балагуристо так, гулко на весь двор молвил:

— Здравы будьте, хозяева хорошие! Слыхали, есть девица у вас — краса золотая. Явились мы свести ее от вас, да не абы куда, а к добру молодцу… — и замолк!

Глазами ел деда Михаила, молчал, а потом как заорет!

— Михал Афанасьич, ты ли?! Глазам не верю! Ай, не признал? — с коня слетел и пошел к деду, а тот глазами-то захлопал, да переглянулся с воеводой.

Дядька Фрол и сам стоял обомлевши!

Князь деда Мишку обнял, тиснул крепенько, на ухо что-то шепнул, а потом к народу развернулся и залился соловьем.

— Это ж мой думный боярин*! Когда я в бега подался, он ить тоже исчез! — а потом деду, — Радость-то какая, что выжил ты! Ведь с внучкой бежал, помню я!