Господа офицеры - Зверев Сергей Иванович. Страница 16

– Ваше высокопревосходительство... – начал было Сергей.

– Не благодарите, докажите верность моего решения в бою, – прервал его Юденич. – Или вы имеете что-то сообщить?

– Имею! – с отчаянной решимостью ответил Голицын. – Я знаю, как можно уничтожить «Большую Берту».

Юденич и Огановский переглянулись: что за фанфарон такой объявился?! Непроходимые горы, а в долинах и ущельях – «секреты» турок, колючая проволока и тройная линия окопов. И появляется какой-то гусарский поручик, который, изволите ли видеть, за пять минут придумывает некий план. Ну-ну... Дай бог нашему теляти волка сожрати...

– Ваше высокопревосходительство! Позвольте высказаться! – поручик Голицын умел быть настойчивым, когда этого требовали интересы дела.

Генерал Юденич чуть надменно усмехнулся, покачал головой, достал из кармана кителя позолоченную луковицу «Мозера» и щелкнул крышкой. Он указал Голицыну на часы:

– Даю вам три минуты, поручик. Высказывайтесь. Начинайте.

Сергей взял со стола адъютанта карандаш, вновь шагнул к карте:

– В обороне турок есть слабое место... Ударить надо оттуда, откуда они нас не ждут. Если бы мы...

Он уложился в три минуты. Огановский и Юденич вновь переглянулись, но теперь, пожалуй, задумчиво. То, что предлагал этот молодой гвардейский офицер, явственно отдавало авантюрой. И именно поэтому подобный план имел реальные шансы на успех.

– Откуда не ждут? – с некоторым сомнением в голосе, но скорее одобрительно переспросил Юденич. – И вы беретесь сами реализовать свой замысел? Если мы дадим санкцию?

Сергей на секунду задержался с ответом, что не ускользнуло от генерала, потом в знак согласия решительно кивнул.

– Пока я такой санкции не даю, – Юденич выделил голосом слово «пока». – Подождем результатов аэроразведки. Но план интересный. Поэтому, поручик, начинайте прорабатывать его в деталях. На всякий случай. Это ваше первое боевое задание здесь, на Кавказском фронте. Я рад видеть такого инициативного офицера. Я ведь знал вашего отца...

Когда окрыленный Голицын уже шагал к входной двери, собираясь покинуть штаб Кавказской армии, сзади послышался голос Огановского:

– Что станем делать с этим типом, Николай Николаевич? Который выдает себя за воспитателя великого князя?

– Мы – ничего не станем! – в голосе Юденича слышалось сильное раздражение. – И так полтора часа на него потратили. Нам воевать надо, а не нянчиться с явными психами. Или мошенниками. Завтра он скажет, что самого наследника цесаревича воспитывал! Отправить под конвоем в Тифлис, в Метехский замок. Пусть с ним обер-полицмейстер разбирается! Или начальник губернского жандармского управления. Или еще кто угодно, вплоть до господ докторов тифлисского сумасшедшего дома.

Князь Голицын ушам своим не поверил: неужели это след великого князя Николая?! Тогда этот мужичок с перевязанной рукой – дядька князя, Бестемьянов? А ему, выходит, не поверили? Но где же в таком случае его воспитанник?

Голицын резко повернулся и вновь шагнул к Юденичу:

– Ваше высокопревосходительство! Позвольте обратиться...

12

Николая сбросили прямо на камни, словно мешок с тряпьем. Жуткая тряска во время скачки, когда его похитители уходили от погони, привела оглушенного юношу в чувство. Ох, лучше бы не приводила! Великий князь еще никогда за свои шестнадцать с небольшим лет не чувствовал себя так плохо... Очнувшись, он первую пару минут не мог поверить, что ему это не снится. Все произошло так быстро... Нет, как ни печально, это был не кошмарный сон, а еще более кошмарная явь.

Он то и дело проваливался в полуобморочное состояние. Ужасно болела голова. Мало того, что Николеньку основательно попотчевали дубинкой, так, что он даже сознание потерял. К этой боли добавлялась маета жестокого похмелья. Ломило все тело, точно юношу долго избивали. Это легко объяснимо: Николай неплохо ездил верхом, но на этот раз он исполнял роль тюка или бараньей туши, скачка в положении «через седло» отбила ему все бока. После удара по голове и с похмелья его сильнейшим образом тошнило. Неимоверно хотелось пить. Занемели до судорог крепко связанные руки и ноги. А теперь ко всем этим мукам добавлялся леденящий холод камня, на котором он лежал.

Но физические страдания были сущей ерундой в сравнении со страданиями моральными. Юноша не был полным дураком, он догадался, в какой дурной переплет угодил. Страха он не испытывал. Точнее, страх заглушался невыносимым стыдом. Да, впервые в жизни ему стало по-настоящему стыдно. А на людей непривычных это чувство производит ошеломляющий эффект.

Вот тебе и Босфор пополам с Дарданеллами, вот тебе и православный крест над Святой Софией. Вот тебе и чудеса храбрости, вот тебе и геройская кончина на поле брани. Того и гляди, просто перережут глотку, как барану!

Единственным положительным моментом в теперешней ситуации было то, что Николай протрезвел мгновенно и полностью, к нему вновь вернулась способность соображать.

Впрочем, существовал еще один положительный момент, о котором он не подумал: его не убили сразу! Значит, похитителям от него чего-то нужно, а это дает хоть тень надежды на спасение.

Рассвет не торопился. Высоко в небе, почти в самом зените, стояла луна. Она была такая яркая, посеребренная, имела такой ликующий вид, словно улыбалась солнцу, которое ей было видно с небесной высоты и которое для обитателей земли еще скрывалось за горизонтом.

Чуть влево от луны ярко блистал предутренний Юпитер. С северо-запада тянуло холодным резким ветром.

Юноша с трудом извернул шею, скосил глаза. От этого замутило еще сильнее, а голову точно стальным обручем сдавило, но Николай терпел. Он хотел разглядеть своих похитителей. И разглядел, хоть смотреть из такого положения – снизу вверх – было очень тяжело.

Шагах в пяти от него горел небольшой костер. В его неверном, мерцающем свете можно было различить силуэты троих коней. Рядом с костром сидели всадники в бурках и громадных косматых шапках. Похитители, на взгляд Николая, были похожи друг на друга, как родные братья, резкими чертами хищных костистых лиц, яростными черными глазами. Рты их густо заросли бородами.

«Горцы, – подумал Николай. – Чечены. Как там? Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал... Или черкесы. Какая мне разница? Кинжал для меня у них, в любом случае, найдется. Бог мой, какой позор! И какая глупость! Хорошо, что они не догадываются, кто я такой на самом деле. Документы у меня отличные, не этим дикарям распознать подстановку. Никто, пожалуй, не распознает. А что же с Николаичем?! Неужели убили?»

Душа у Николеньки все-таки была добрая, прав оказался граф Фредерикс. Только теперь, подумав о своем дядьке, о заботливом и безотказном Бестемьянове, которого втравил в эту авантюру, великий князь не удержал пару слезинок.

Опаловый дым поднимался над костром тонкой струйкой и незаметно таял в чистом прохладном воздухе. Начало светать. На востоке горизонт окрасился в багрянец, от него кверху поднималось пурпурное сияние, от которого розовели снега на высоких горах, и лишь в долинах лес еще грезил предрассветным сном. Луна побледнела, тьма быстро уходила на запад. Предрассветный воздух был холоден и чист, словно вода в озере Ван. Легкий ветерок подул теперь снизу, из долин, и принес тонкую смесь запахов жасмина, глицинии, олеандра и дрока.

Уже хорошо были видны могучие, покрытые вечными снегами вершины Армянского нагорья, и над ними, как дым костра, струились к зениту и таяли облака.

Его похитители грелись у огня, курили короткие трубки, темпераментно обсуждали что-то на своем гортанном, похожем на орлиный клекот языке. Ах, как хотелось бы Николаю понять, о чем они говорят! Но юноша блестяще знал французский язык, очень прилично немецкий и английский, а вот с кавказскими диалектами встречался в первый раз.

«Наверное, решают, что со мной делать, – мрачно подумал Николай. – Сразу горло перерезать или помучить сперва. Интересно, по-русски хоть кто из них понимает? Может, им выкуп предложить? Э, что мне за ерунда в голову лезет! По документам я прапорщик запаса, из совсем недавно окончивших курс студентов. Откуда у такого деньги на выкуп? Богатая семья, родители? Ага, не хватало только, чтобы эта сволочь моей семьей и родителями заинтересовалась! Нет, идея с выкупом отпадает. Если выберусь, то сам!»