Мой ненастоящий (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta". Страница 37

— Извини, Тимурчик, моя молодая жена меня в данный момент интересует гораздо больше, — говорю, позволяя себе двойной смысл, — да и подготовка к официальной свадьбе требует моих ресурсов. Стану чуть посвободнее, доберусь и до вас.

Хотя, скорей всего, я быстрей в ад на пару недель скатаюсь, кости погреть, чем к Тагиру «на семейный вечер».

— Ты все-таки уже на ней женился, — отец рвано дергает подбородком, — не слишком ли ты спешишь?

— Со своей женщиной никакой спешки быть не может, — я сужаю глаза, — я не собираюсь вести с вами речи на эту тему. Если у вас все…

— До нас дошли слухи, что ты уволил своего заместителя, — подает голос Тагир, — что такого у тебя случилось?

— Внутренние дела этой фирмы касаются только тех, кто владеет хоть какой-то её частью, — цежу я медленно, глядя в глаза дяде, — я не помню, чтобы подписывал свое соглашение на расширение состава акционеров. А значит — не лезьте в мои дела, дядюшка!

— Зарвавшийся щенок, — тихо, но вполне отчетливо шипит Тагир, — с твоей гордыней ты быстрее пустишь бизнес отца на дно, чем увидишь свои ошибки.

— Да-да, точно, приходите посмотреть на мое разорение, — я раздраженно морщусь, — только учтите, ожидание может затянуться. На неопределенный срок.

Разговор на этом заканчивается. Я, не обращая внимания на выкипающего дядюшку и оскорбленного в лучших чувствах Тимурчика, разбираю бумаги на своем столе.

— Оставьте нас, — наконец коротко вздыхает отец. Удовольствия его просьба не доставляет никому. Хотя… Нет, я, пожалуй, рад, что Тимур пойдет вонять своим хвойным парфюмом в другое место.

Впрочем, Тагир помнит свое место и с отцом как со старшим братом не спорит.

— Ты мог бы быть с ними повежливее.

— Не хочу.

— Они — родня.

— Твоя родня, отец, — я поднимаю взгляд от бумаг, вдосталь получая отцовского недовольства, — это ты решил на старости лет вспомнить о корнях. Моя семья — ты, семья Яра и моя жена. Все прочие — помехи и прихлебатели.

— Тагир прав, — отец раздосадованно кривит губы, — ты не имеешь никакого уважения к другим. Не дорожишь кровными узами.

— Ты опоздал с отеческими наставлениями лет этак на двадцать, — замечаю я, — когда я в них нуждался, ты развалил собственный брак. И нужно сказать, заместитель отца у меня был дерьмовый. Руки распускал только в путь. Научил меня вообще никогда не уважать людей только за то, что они старше меня или кем-то там кому-нибудь приходятся. Хоть даже и мужьями моей матери. Или родственничками моего отца, ни один из которых не вспомнил о тебе, пока ты лежал в коме.

— Я плохо расходился с семьей, — покачивает головой отец, — пошел против традиций, наплевал на мнение семьи. Устроил скандал напоследок, подрался с отцом и Тагиром. Они имели повод не общаться с нами.

— Вот только они живенько забыли обо всех обидах, когда в воздухе запахло наследством, — я презрительно кривлю губы, — у тебя есть, что мне сказать важного? Или ты так, «по-семейному» поболтать зашел? Так, может быть, хватит семейных бесед на сегодня? Мне пора заниматься вопросом наследника, ты ведь так озабочен моей непристроенностью.

— Возьми Тимура на место своего заместителя.

Как я охреневаю от этого требования — ни в сказке сказать, ни пером описать.

Два вдоха, три выдоха. Я смотрю в сторону, прикидывая свои варианты. Их не так много, как мне хотелось бы.

— Просто скажи, что ты пошутил, и я не буду заморачиваться оспариванием твоей дееспособности, — медленно проговариваю я, — предложить мне взять на место правой руки сомнительного щенка, не имеющего ни малейшего понятия о том, как ведутся наши дела… Это крайне рискованное предложение, отец. Слишком непохоже на тебя. Так дела не делаются.

— У Тимура юридическое образование, — отец говорит медленно и суховато, — он уже работал на Тагира, но там другая специфика. Ты, конечно, можешь попробовать со мной повоевать, сынок. Но лучше бы нам с тобой договориться. В конце концов — это моя фирма. Не забыл?

— Которую я уже шестой год веду в светлое будущее, — приходится напоминать себе, что я говорю со своим отцом, и агрессивный рык здесь будет неуместен, — в которую я вложился своим капиталом. И сорок процентов этого агентства — мои.

— Но не сто, — если бы не ехидство в голосе отца — я бы и вправду усомнился в трезвости его мысли, — и даже не шестьдесят, сынок. Ты — не единоличный владелец. Да, ты — молодец, кто спорит? Но тебе нужна помощь. Ты слишком многое берешь на себя, как я когда-то. Как твой отец я просто обязан помочь тебе разгрузиться. Да и Тимура неплохо бы подготовить… Вдруг мое условие ты не выполнишь.

Где-то там, позади меня взрываются звезды.

И ручка, которую я держу в пальцах, уже трещит от напряжения.

— Впрочем, я не спорю, что это предложение весьма радикальное, — на движущейся половине лица отца расцветает милостивая улыбка, — мы можем обсудить это. Вечером. Тагир сегодня отмечает юбилей, думаю, там мы найдем с тобой время обдумать этот вопрос.

— Какое одолжение ты мне делаешь, папочка, — ярость так и рвется из моей груди, — не мытьем, так катаньем решил затащить меня на тусовку к дядюшке?

— Приезжай с женой, — отец будто и не замечает моего тона, — девочке не помешает выйти в свет и развлечься. Не приедешь — будем считать, от диалога ты отказался. И Тимур станет заместителем директора этой фирмы по воле её владельца. Мои условия тебе понятны?

— Предельно, — выдыхаю сквозь зубы.

Щенок Тагира мне здесь не нужен. Я ему не доверяю. Да и есть в моей жизни информация, которую я от своего отца предпочел бы все-таки скрыть.

Что ж, значит, Цветочку и вправду придется выйти со мной в свет.

31. Маргаритка

— Боже, какая красота, — в один голос ахают и Оксана — свадебный администратор, и Виола — хозяйка этого пафосного салона свадебных платьев, и Кира — мой новый телохранитель. С недавних пор, как я перешла на короткие платья, у меня резко сменился состав охраны. Рустам ушел в бессрочный отпуск, вместо него рядом со мной вечно крутилась то Кира, то Марина — две этакие коммандос, каких частенько показывают в американских фильмах, когда заходит речь о женщинах, служащих в армии. Крепко сложенные, подкачанные, глянешь на такую — и поймешь, что она не только коня на скаку остановит, но и зубы ему пересчитает при необходимости.

В общем-то это было все, что поменялось в моей жизни с того момента, как я решила довести своего вынужденного муженька до ручки.

Он не доводится.

Я смотрю в зеркало и пытаюсь смотреть именно на платье. Красивое. Белое. Роскошное, если быть уж до конца откровенной.

И я в нем…

— Настоящая фея, — Оксана восторженно обходит меня вокруг — но платья не касается даже кончиками пальцев, — Владислав Каримович глаз от вас не оторвет.

Сомневаюсь.

Если бы дело было только в той тряпке, что на мне надета…

Но вряд ли хоть кто-то готов сейчас слушать мое нытье на эту тему.

Да, я и представляю, как оно звучит.

Девочки, меня совершенно игнорирует мужчина, которого я по-настоящему ненавижу. И мне это до слез обидно!

Вот уж правду говорят, чем меньше женщину мы любим…

Нет, ну идиотка же, скажите! Столько времени тратить ежедневно — на макияж, чтобы скрывать следы постепенно заживающих синяков, на подбор такого платья, чтоб резало глаза, на чертовы укладки — а Ветрову просто плевать!

Ни единого слова. Ни единой попытки сближения. Ни единого прикосновения.

Адамантиевое у него там все ниже пояса, что ли?

И как он, спрашивается, собирается заниматься вопросом наследника?

— Ну, что скажете? — покашливает Виола. — Возьмете это, или нам еще поискать?

Еще. Нет, еще несколько примерок я не переживу. Сколько их сегодня было? Десять? Пятнадцать? Понятия не имею, как я выжила после этого. Да и честно говоря… Вряд ли мы найдем что-то лучше.

В этом платье я сама себе нравлюсь.

Смотрюсь статусной невестой. Что ж, Ветров же хотел там всем показать, какую красивую он выбрал куклу? Вот в этом я ему и пригожусь.