Государевы люди - Ильин Андрей. Страница 18
И дама там была совсем иной, в длинном, по самые щиколотки, платье с кружевным воротником и глубоким овальным вырезом. Звали даму Ольга, а фамилия у нее была Романова. С приставкой — Великая княжна.
Великая княжна Ольга — дочь Императора Всея Белая и Малыя Руси Николая Второго и императрицы Александры Федоровны. На ее шее, на серой, старинной фотографии, было то же самое, что Мишель-Герхард-фон-Штольц имел удовольствие созерцать и собственноручно трогать колье!
На чем его миссию можно было считать исчерпанной, так как проведенная сравнительная экспертиза с вероятностью девяносто шести с чем-то там процентов доказала идентичность того и этого украшений. И можно было прервать столь бурно начавшееся знакомство.
Но... Мишелю девяносто шести процентов показалось мало. И он настаивал на продолжении знакомства, обещая сделать новые, более качественные фотографии и даже попытаться добыть само украшение. Живьем.
Для чего ему необходимо было сблизиться с объектом еще больше. Чтобы иметь возможность снять с него это украшение, сняв до того все остальное. А как иначе?.. Без уважительной причины — никак! Просить даму сбросить только, к примеру, сережки — значит, оскорбить ее до глубины души, показав, что тебя интересует не она, а то, что на ней надето! А вот если сорвать те сережки, срывая верхнюю и нижнюю одежду в порыве страсти, то это не вызовет никаких возражений!
И, значит, предстоящую процедуру можно считать боевым заданием! К выполнению которого Мишель-Герхард-фон-Штольц приступил незамедлительно и по всем правилам военного искусства!
Вначале он провел рекогносцировку на местности, изучив каждую, которую предстояло брать с боем, высотку, каждый, за который можно было зацепиться, выступ и каждую, где можно было отлежаться, ложбинку. Затем, как водится, провел разведку боем в направлении главного удара, но, встретив неожиданное, хотя и не очень ожесточенное, сопротивление, отступил на исходные позиции, перегруппировался, поставил словесную, из комплиментов, признаний в любви и цветов завесу, под прикрытием которой неожиданными фланговыми охватами, зашел противнику в тыл, где тщательно и с удовольствием прощупал его оборону и, уже уверовав в свои силы, решительно ринулся в атаку, преодолевая остатки сопротивления, опрокидывая и ошеломляя своим напором и, наконец, прорвав самую последнюю линию обороны, глубоко вклинился в чужую территорию передовыми своими частями, которыми, умело и с должным натиском направляя, добился окончательной и безоговорочной капитуляции...
Всё!
Ура!
Белый флаг!
Когда утомленная боевыми действиями дама блаженно уснула, ее кавалер, встав с постели, заботливо укрыл любимую одеялом. С головой. И тихо вышел на лоджию, чтобы выкурить гаванскую сигару, плотно задернув за собой штору. Наверное, чтобы дым не попадал внутрь. Он оперся о парапет, раскурил сигару, помахав в воздухе горящей спичкой, и случайно уронил что-то вниз. На кого-то, кто случайно проходил мимо. Тот, кто случайно проходил мимо, поднял то, что случайно упало на него сверху, и побежал к нежданно-негаданно оказавшемуся рядом микроавтобусу, где вместо сидений были установлены столы. А на столах — микроскопы.
Упавшую вещицу положили на приборное стекло и, дав увеличение, рассмотрели со всех сторон и сфотографировали с помощью специальных, для микросъемки, насадок.
Затем осторожно разгибая усики, вытащили из оправы камни, и каждый из них тоже сфотографировали и положили на аптекарские весы, другую чашку которых аккуратно, пинцетом, нагрузили микрогирьками.
Двенадцать целых, двадцать четыре сотых карата...
Кавалер курил сигару... Он курил долго, со вкусом, никуда не спеша, отдавая должное табаку.
Он выкурил одну сигару.
Выкурил вторую.
И успел выкурить половину третьей... Когда рядом с ним, на пол лоджии, шлепнулся прилетевший из темноты какой-то черный сверток.
Из которого выпало колье.
Хм... Откуда оно здесь взялось?..
Могла спросить неожиданно появившаяся дама.
Не иначе это он, в порыве страсти, сорвал его со своей любимой и, отбросив в сторону, отбросил на лоджию, сам того не заметив.
Должен был, если что, ответить он.
Но отвечать не пришлось.
Он просто отнес украшение в спальню, бережно положил его на туалетный столик и лег спать. Тут же захрапев...
Шесть из восьми ювелиров, участвовавших в экспертной оценке представленного им материала, заявили, что форма и техника исполнения позволяют предположить, что колье старинное, изготовленное, пожалуй что, в семнадцатом веке и доработанное во второй половине девятнадцатого века, по всей видимости, кем-то из ювелиров мастерской Фаберже. И лишь двое экспертов с этим категорически не согласились, настаивая на том, что к нему приложили руку не ювелиры мастерской Фаберже, а сам Фаберже! Семь экспертов из восьми заявили, что на аукционе Сотби за это колье дадут никак не меньше полумиллиона долларов, а один утверждал, что больше. И все восемь экспертов из восьми предложили свои услуги в реализации данного ювелирного изделия за меньший, чем берет Сотби, процент.
На этот раз вероятность ошибки при идентификации колье составила лишь ноль целых восемь десятых процента. То есть на девяносто девять целых и две десятых процента можно было быть уверенными, что это колье — то самое колье, что было подарено императрицей Александрой Федоровной ее дочери — великой княжне Ольге в день ее ангела!
И хотя Мишеля-Герхарда-фон-Штольца сильно беспокоили эти ноль восемь процента, отчего он настаивал на продолжении своих еженощных изысканий, все посчитали, что он справился со своей задачей.
Принадлежность, по меньшей мере, одного из украшений, относящихся к царской коллекции, была установлена. Остался сущий пустяк — осталось, ссылаясь на акты экспертиз, потребовать ревизии изделия номер 36517А в Гохране, отправиться в государственные закрома, установить отсутствие наличия и назначить по факту хищения официальное расследование.
Всего лишь...
И кто бы мог подумать, что подобный пустяк будет иметь столь неожиданные и трагические последствия!..
Глава 18
Что-то в последнее время Густав Фирлефанц занемог душою.
Казалось, без всякой причины... Потому что все-то у него теперь было — и каменный дом, каких в Москве по пальцам счесть, и денег столько, что сундуки не закрываются... Да не рублей, а все больше гульденов да аглицких фунтов.
Русским рублям Густав, на всякий случай, не доверял — сегодня они в цене, а завтра за них гроша ломаного не дадут. Или вовсе отменят царским указом и заставят снесть да в кучу свалить, в казенный приказ для переплавки.
Беспокойно и бестолково живут русичи, сами не зная, чего от самих себя завтра ждать. Не как в доброй и славной Европе, где жизнь размеренна и предсказуема, а деньги остаются деньгами, какие бы короли ни садились на троны.
Да и не собирается он свой век в России доживать, поэтому меняет рубли на привычные ему гульдены у купцов в очень невыгодном для себя соотношении. Наживаются на нем купцы, не стесняясь, но, кроме как у них, брать деньги не у кого, отсюда такая бессовестная мена.
Ну да с него не убудет — торговля у него идет бойко, заказы прибывают, один другого выгоднее — не обманул его посол, суля золотые горы...
А только все одно невесело! Гложет его тоска, аки голодный волк, а с чего — не понять.
А может, именно с этого? С того, что получил он все желаемое и больше ему желать стало нечего! Потому что одному того, что он имеет, до конца дней хватит и еще столько же останется!
Вот и потянуло Густава в родные края, в далекую и милую сердцу Голландию, где решил он отстроиться и жениться на доброй, из хорошей семьи, девице в чепчике и белом переднике, которая родит ему наследников.
Пора уже...
И стал Густав снаряжаться в дальний путь. Хоть и отговаривали его всячески купцы, стращая тем, что ныне путешествовать небезопасно, так как пошаливают в лесах шайки лихих людишек, ни за грош губя людские души. И впрямь, дня не проходило, чтобы не привозили в Москву на телегах раздетых донага, зарезанных да задушенных мертвецов, собранных вдоль дорог. А на дыбе, на площади, то и дело не повисал новый, взятый преображенцами разбойник. Но только все одно спокойней не становилось.