Зимняя коллекция детектива - Устинова Татьяна. Страница 23

– Алла? – предположил Марк.

– Или Сергей Васильевич.

– А Степан?

Кузьмич помотал головой, глотнул и пристроил свою кружку на поленницу.

– Не, не, не. Степан не при делах. Только вот я тоже пока не понял, совсем не при делах или…

– Или?

– Или у него какая-то своя роль. Значит, эта лыжа Володи. Как раз подходит ему… по статусу. Как работнику банка. Они все себе такие покупают в специальных спортивных магазинах для работников банков. Стоит великих денег, красота неземная, дерьмо дерьмом. Крепления опять же.

Марк посмотрел на крепления и засмеялся.

– Это ему в магазине такие поставили, Кузьмич. Сказали, что будет круто.

– Согласен. Ну, эта Женькина, понятно.

Кузьмич быстро и внимательно взглянул на Марка, и тот глаз не отвел.

– Ну, что ты смотришь? – спросил Ледогоров, потому что пауза затягивалась. – Я знаю, что это ее! Я сам выбирал для нее эти лыжи, Паша!

– Ты бы головой подумал, олимпийский чемпиен, – негромко сказал Кузьмич, и Вик, услышав слово «чемпиен», поднял голову и навострил уши. Он знал, что это слово ничего хорошего не предвещает. – Не, ты можешь и дальше молчать, как пень, но ты все-таки подумай.

– Я думаю.

– Медленно ты думаешь! Ты думай, как на трассе, – быстро и толково.

Женькину лыжу он отодвинул почему-то в другую сторону и взял две следующие.

– Вот эти совершенно равнозначные. – Кузьмич посмотрел сначала на ту, что была у него в левой руке, а потом на ту, что в правой. – Вполне профессиональные, надежные, крепы соответствуют. Почему я и не знаю пока, кто из них главнее, мужик или девушка.

– Мужик – это Сергей Васильевич, а девушка – Алла?

Кузьмич кивнул.

– По сравнению с этими лыжами все остальные – фуфло, сам видишь. Женькины не в счет, понятное дело. – Он аккуратно отставил лыжи к стене. – Ну, эта – заморыша, который с телефоном не расстается, последняя модель, раскраска сам видишь, аж глазам больно, в Сети такие рекламируют, он небось из интернет-магазина их и выписал!.. Цена грош, зато красоты много, как раз для него! Во-от, а эта, судя по всему, Степана. Если по лыже смотреть, Степан ни в какие походы по два раза в год не ходит, понятное дело. Или ходит, но на каких-то других лыжах. Эти совершено новые, не опробованные, куплены позавчера. В такой серьезный поход на новых лыжах не идут. Врет Степан.

– А заморыш?

– Не знаю, – сказал Кузьмич с сомнением. – Но он единственный, кто нам брехать не стал, когда мы спросили, кто он и откуда. Не стану, говорит, отвечать на ваши идиотские вопросы!

– То есть или он очень умный, – задумчиво протянул Марк, – и понимает, что врать бессмысленно…

– Или совсем дурак, – подхватил Кузьмич, – и не понимает, что мы и без него все узнаем.

– Кто-то из них зарезал Игоря. Зачем?..

Кузьмич вдруг оскалился, как Вик, почуявший волка.

– Я бы его сам зарезал, Марк. Сволота такая!.. Главное, столько лет вместе, а тут – на тебе!..

– Чего ты сейчас-то бесишься?

– А ты не бесишься?! У нас Олимпиада на носу, нам выступать, и Виноградов вдруг нарисовался! Я ему чуть в рожу не засветил, полночи не спал!

– Ты как раз все проспал, – перебил Марк. – Как это вышло? Почему ты все проспал?! Я знаю тебя сто лет, ты всегда просыпаешься секунда в секунду! Почему именно сегодня ты проспал?

– Сам не пойму, – вдруг обмякнув, сказал Кузьмич. – Вот честно, не пойму, Марк. А Зоя Петровна? Как она могла не услышать, что в доме кто-то ходит? Она за три километра винтовочный выстрел от двустволки отличает!

Они помолчали.

– Скандал будет на весь мир, – произнес Марк задумчиво. – В моем доме председателя союза биатлонистов зарезали.

– Будет, это точно, – согласился Кузьмич. – Ничего, прорвемся как-нибудь, узнать бы только, кто и за что убил. Чтоб не затаскали нас с тобой по инстанциям перед самой Олимпиадой.

– А последняя? – Марк кивнул на единственную оставшуюся лыжу.

– Эта как раз интересней всех.

Кузьмич взял лыжу, покрутил из стороны в сторону и сунул Марку.

– Сам погляди.

Марк взял, посмотрел так и эдак, поднялся и подошел под свет.

– Да, – согласился он и еще посмотрел. – Интересно.

Кузьмич сопел у него за спиной, тоже рассматривал:

– А эти не ты выбирал, нет?

Марк отрицательно покачал головой.

– А такое впечатление, что ты. Или я. Я бы, например, для зимнего похода только такие выбрал. И вот вопрос у меня к тебе – откуда такие лыжи у толстого чувака, который утверждает, что он программист на складе?

– Не на складе, а в логистической компании!

– Это одно и то же.

Свет мигнул, померк, но не погас.

– У нас солярки-то хватит, Кузьмич?

– Хватит у нас всего. Если б я тебя слушал, то без света бы и сидели! А я запасливый. У нас еще угля полно, брикетов топливных.

О некоторых дополнительных запасах в ангаре, про которые Марку уж совсем не следовало знать, он умолчал.

Марк допил кофе и прошелся перед голландской печкой туда-сюда, закинув руки на шею. Остановился и провел ладонью по Женькиной лыже.

Вик поднял голову, замер на секунду, а потом часто и жизнерадостно задышал. Хвост шевельнулся туда-сюда.

– Идет кто-то, – сказал Кузьмич.

– Я не убивал, – выговорил Марк медленно. – А ты?

– Я тоже не убивал.

– Остаются чужие, Женька, Зоя Петровна и Антон.

– Антону зачем? Он у Игорька как сыр в масле катался! Тот его везде за собой таскал – и на острова, и на яхты, и на курорты разные! Игорек без вертолета жить не мог, ты же знаешь!.. Где это Антон себе другого такого золотого шефа найдет?

– А Зое Петровне зачем?

– И ей незачем. А про Женьку сам думай. Я тебе не помощник.

На крыльце стукнуло, Вик вскочил и потрусил к двери. Белый хвост мотался из стороны в сторону.

– Здорово, мужики, – произнесла с порога фигура, замотанная от метели почти до глаз.

– Проходите, Зоя Петровна.

Она расстегнула пуховик, стащила его и в несколько приемов старательно отряхнула снег.

– В «оружейной» охотничий нож, – проинформировала Зоя Петровна безразлично. – Не наш, чужой чей-то. Я его оставила где был, дверь заперла от греха. В шкафу медицинском ампулы одной не хватает. Звериное снотворное, что по весне заряжаем, когда медведи голодные. В медицинской врачиха была, этот с растяжением и Алла. Больше никто не заходил.

Марк и Кузьмич переглянулись. Зоя Петровна продолжала без выражения:

– Толстый ихний до смерти перепугался за свой рюкзак. Я велела вещи разобрать, так он рюкзак вырвал и понес. А потом оказалось, не его рюкзак-то. Так он сразу успокоился и повинился, не люблю, мол, когда в моих вещах копаются.

Зоя Петровна помедлила, потом подложила полено в чугунный зев «голландки» и стала ловко заметать щепки.

– Женька плачет, – добавила она как ни в чем не бывало и ссыпала щепки туда же. – Ужин скоро. Приходите, мужики.

Потрепала Вика по загривку, надела пуховик и ушла в метель.

Спали плохо – решили дежурить по очереди, но от Женьки не было никакого толку. Вечером она почему-то рыдала, правда, быстро успокоилась и читала на диване «Похождения бравого солдата Швейка», а потом завалилась на свою кушетку в «комнате девочек», накрылась с головой лоскутным одеялом и заснула.

– Я ее разбужу, – сказала Алла Марине, – немного подежурю, потом разбужу ее. А после уж ты.

Спать по очереди было очень правильным решением, но невыполнимым. Алла долго прислушивалась к тишине дома, к метели, которая все терлась о стены, к Женькиному дыханию, задремывала, просыпалась в ужасе и опять задремывала.

…Спать нельзя! В доме человек, убивший другого человека. Скорее всего, он тоже не спит и прислушивается к тишине и всматривается в темноту. Как вообще можно спать после… убийства?.. Алла пыталась себе представить и не могла. Вчера в это самое время Игорь Виноградов был жив, а тот человек только готовился его убить. Собирался и прикидывал, как он это сделает – как войдет в комнату спящего крепким сном человека, подождет, пока глаза привыкнут, прикинет, как ловчее всадить нож. Потом он поднимается, неслышно идет по дому… убивать. Он знает, зачем идет, знает, что будет делать.