Зимняя коллекция детектива - Устинова Татьяна. Страница 39
Было холодно, воздух острый и чистый, но под стеной лиственничного дома, где сидела Женька, припекало вовсю. Алла пристроилась рядом.
– Хорошо, – не открывая глаз, сказала Женька. – Так бы и сидела. Ноги только мерзнут.
– Скоро все закончится.
Женька шевельнулась и сбоку быстро взглянула на Аллу.
– Прилетят люди в формах, напишут кучу бумаг, заберут Виноградова. Женька, кто его убил?
– Вы уже спрашивали, Аллочка, – пробормотала Женька. – Я не знаю, правда.
– И даже не догадываешься?
– Я не знаю! Марк точно не убивал! И Кузьмич тоже, и я не убивала!..
– И я, – перебила Алла. – Но кто-то же убил.
Ей казалось, нет, она была уверена, что Женька знает. Знает и не говорит. Вполне возможно, что казалось так исключительно из-за того, что Женька единственная из группы была связана с «лесными людьми» давно и даже когда-то жила с ними общей жизнью – с одним из них! – а все остальные увидели олимпийского чемпиона Ледогорова «своими глазами» впервые, когда он примчался сквозь метель со своей необыкновенной собакой и быстренько спас всех от верной смерти. Или все же в группе есть кто-то, кто, как и Женька, целенаправленно добирался до кордона «полста-три», чтобы… Чтобы убить Виноградова? Чтобы подставить Марка?
Алла была уверена, что это глупость и так не бывает.
– Ты не видела ни у кого из наших фотоаппарат?
Женька пришла в замешательство:
– Не-ет. Какой фотоаппарат, Аллочка, когда мы в зимний поход пошли, каждый грамм веса на счету!.. Помните, Сергей Васильевич на Петю ругался за то, что он телефон с собой потащил?
– Да, – согласилась Алла. – Помню.
– У Степы, по-моему, какая-то штука есть, узкая такая, вроде прибор для измерения силы ветра! Ну, черненькая, длинненькая. Он его всего только один раз и доставал, а никаких фотоаппаратов не было.
– Прибор? – рассеянно переспросила Алла. – Он, кажется, никакую силу ветра не мерил никогда.
– Может, прибор не работает, – предположила Женька.
Они взглянули друг на друга и засмеялись.
– Я не хочу в Москву, – сказала Женька и закрыла глаза. – Если бы вы знали, Аллочка, как я не хочу в Москву!.. Там у меня никого нет. Совсем. Вообще. Я вот когда думаю, как я вернусь обратно в квартиру… Я квартиру в Белой Даче снимаю, за МКАДом! Кругом все серое, грязное, мрачное. Люди злые, глаза опущены. До метро утром добраться – помереть легче. И в вагон не войдешь, поезда три надо пропустить, это в лучшем случае. А потом едешь-едешь, едешь-едешь, – Женька помотала головой, изображая, как качает в метро. – И толпа такая, что дышать трудно. Я себе прошлой осенью пальто купила. И порвали мне пальто! Совсем новое! На спине разошлось, от воротника и до самого низа, я протиснуться сквозь толпу не могла… А вечером домой, и в телевизор глядеть. А по телевизору показывают, как люди в Майами отдыхают! Вы не знаете, почему по телевизору то и дело показывают, как все отдыхают в Майами?! Почему не показывают, как в метро едут, потом в супермаркете пластмассовые помидоры покупают по триста пятьдесят рублей, потом на восьмой этаж поднимаются, а лифт не работает?! Вот этого почему никогда не показывают?!
Женька всхлипнула, выдернула из кармана темные очки и нацепила на нос.
– На работе только и разговоров, как все подорожало, а к лету еще подорожает, кто какой кредит взял и что в Интернете написали про то, как певец Прохор в Майами отдыхает со своей девушкой топ-моделью.
– Женька, – сказала Алла, – если ты хочешь в Майами…
– Я не хочу! – закричала Женька. – Я здесь жить хочу! Я хочу сидеть на завалинке всю оставшуюся жизнь, и наплевать мне на Майами! На Урале лучше, неужели вы не понимаете, Аллочка?! Мы здесь сколько уже, а про кредиты никто ни слова не сказал, и про певца Прохора тоже, и про тяжелые последствия пластических операций! Вот вы, Аллочка, хоть раз в жизни делали пластическую операцию?
– Нет.
– А собираетесь?
Алла улыбнулась Женькиному отчаянию.
– Не собираюсь, Жень.
– И я не собираюсь! Но почему-то мне кажется, что я должна, понимаете?! Если мне с утра до ночи все рассказывают про пластические операции, а я ничего в них не понимаю и слушать не хочу, это значит, что я ненормальная, да?! И в Майами я не хочу! И певец Прохор меня не интересует!
– Что ты разошлась, Женька?
– Я хочу, чтоб был смысл, – сказала та твердо. – Вот у Марка он есть, смысл. И у Павла есть. И у меня раньше был!.. Кредиты, пластические операции и Майами – бессмыслица.
…Смысл – это очень трудно. Трудно и непонятно, где его добыть. Раньше, до похода на Приполярный Урал, у меня тоже был смысл, или мне казалось, что он есть, и теперь его не осталось. Мне тоже предстоит заново его найти, и я не знаю – как. Только мне давно уже не двадцать четыре года, и я ничего не могу решить, сказав правильные и нужные слова. В моей жизни давно уже ничего не решают слова! Да, собственно, и говорить их некому и незачем. Я точно знаю, что никто не станет мне помогать, решать за меня самые трудные вопросы, подставлять плечо, тащить за руку из болота. Я никому не нужна, я не строю никаких иллюзий, и мне придется обходиться только собственными силами. В этом нет ничего хорошего, но и ничего особенно плохого. Это просто такая данность – я одна, мне не на кого рассчитывать, и я не рассчитываю. В мои двадцать четыре года все было по-другому. Только вот я никак не могу вспомнить, интересовал ли меня тогда… смысл? Или без малейшего моего усилия жизнь казалась осмысленной и прекрасной?..
– Ты пришла сюда, на этот кордон, чтобы увидеть Марка, – сказала Алла и поднялась.
– Да, ну и что?
– Какого еще смысла тебе надо?
Женька немного подумала.
– Бери лыжи и иди катайся, – велела Алла. – Лыжи тебе Марк подарил.
Женька просияла, как будто услышала что-то очень хорошее.
– Ты накатаешься, а вечером мы будем варить глинтвейн. С апельсинами, яблоками и куантро! Самый биатлонный напиток. А потом ты будешь читать «Похождения бравого солдата Швейка». И если только ты не самая распоследняя идиотка, так может быть всегда. У тебя-то уж точно!
И Алла ушла в дом, а Женька осталась сидеть.
После обеда Марк опять ушел на лыжную тренировку, Алла мыла посуду и все гадала, пойдет Женька за ним или не пойдет. Она гадала и то и дело выглядывала из кухни, как только кто-то проходил мимо.
– Не мечись, – сурово приказала Зоя Петровна, когда Алла в очередной раз высунулась в коридор и чуть не стукнула ее по носу.
– Вы Женьку не видели?
Зоя Петровна вошла и стала расставлять отмытые цветастые тарелки – в буфете они стояли не боком, одна к одной, а лицом, и это было на редкость красиво и празднично.
– На лыжне, – буркнула Зоя Петровна, когда Алла уже и не надеялась на ответ. – Только ушла.
Алла так обрадовалась, как будто это она сама только что ушла на лыжню вслед за Марком.
– Зоя Петровна! Какая вы умница!
– Где уж нам.
Теперь важно было не пропустить момент, когда олимпийский чемпион и Женька явятся обратно. По их лицам все сразу станет понятно. Алла слонялась от окна к окну, высматривала, в общем, совершенно извелась.
Зоя Петровна затеяла пирог «на скорую руку», и когда в печке начали трещать дрова, в кухню потянулся народ. Сергей Васильевич со Степаном теперь резались в нарды, Петечка скучным голосом попросил чаю или еще чего-нибудь и получил кружку компота, даже Марина пришла со своей книжкой, и Володя с Антоном пришли, уселись и стали смотреть, как играют.
Потом явился из ангара Кузьмич и удивился:
– О как! Все в сборе.
Он стал калить над огнем какую-то длинную железку, и в кухне моментально запахло паленым.
– Я завтра тоже на лыжах пойду, – сообщил Степан, сгребая с доски деревянные кругляшки. – Сидеть надоело, сил нет!
– Ты погоди, может, завтра все пойдем, – отозвался Сергей Васильевич. Он выигрывал напропалую, и вид у него был довольный и благодушный. Тем более Зоя Петровна пироги затеяла!..
Кузьмич согнул свою железку, сунул в воду, она зашипела. Зоя Петровна покосилась неодобрительно, но ничего не сказала.