Капкан (СИ) - Лин Брук. Страница 76

Слышу звук открывающейся входной двери, подбираюсь на месте, в ожидании пришедшего. И когда в гостиную входит Роланд, а рядом с ним не оказывается Арианы, по мне словно катком проходятся. Я смотрю на него с надеждой. Жду, когда подойдёт и что-нибудь скажет мне, но мужчина не замечает меня в упор. Приветствует всех остальных, подходит к Лайле, крепко обнимает её и целует в лоб. Пару минут ведёт разговор с отцом, братом и дядей, а после покидает нас, пройдя к лестнице и поднявшись на вверх.

Нетерпеливо встаю с места, желаю всем спокойной ночи и следую к комнате Роланда. Мне необходимо поговорить с ним, узнать новости и понять, что происходит.

Стучусь к нему, в ответ тишина. Вхожу в комнату и, услышав за приоткрытой дверью ванной комнаты звуки воды, направляюсь туда. Неуверенно подхожу к двери и, постучавшись, вхожу в неё. Роланд стоит, опираясь руками об раковину и нависая головой над ней. Мое появление никак не действует на него, он продолжает стоять на месте, полностью погруженный в свои мысли.

Подхожу к нему сзади, нерешительно обвиваю его талию руками и утыкаюсь лицом в крепкую спину. Шестое чувство подсказывает мне, что у него все под контролем, и с Арианой ничего плохого не случилось. Поэтому не бросаюсь на него с вопросами, а лишь говорю:

— Прости, Роланд. Я просто нахожусь в отчаянии, — произношу с надрывом.

Он молчит. Чувствую отстранённость и желание оторвать меня от себя.

— Мне никогда не было так страшно, как сейчас. Я не могу потерять дочь. Это сведёт меня с ума. Моя психика и сердце этого не выдержат, — лишившись остатков гордости, я оголяю перед ним душу со всеми своими страхами и слабостями. И больше всего боюсь, что сейчас он плюнет туда и размажет все ногой, как какую-то грязь.

Он берет мои сцепленные между собой пальцы, разъединяет их и, избавившись от моих объятий, разворачивается ко мне лицом.

— Завтра Ариана будет у тебя. Получишь дочь, новый паспорт и на этом все, покинешь этот дом. Обещаю, что даже если где-нибудь когда-нибудь мы встретимся, я сделаю вид, что не знаю тебя.

И не дав мне что-нибудь ответить, разворачивается и выходит из комнаты.

А я стою, смотрю в закрывающуюся за ним дверь и хочу плакать, несмотря на то, что он сообщил мне долгожданную новость. Я ведь знала, к чему все приведёт, хотела, чтобы мы друг друга забыли. Но, услышав от него последние слова, почувствовала боль, которая оказалась сильнее моего собственного сознания.

Глава 6

За окном светает. Смотрю на рассвет и хочу выть от треска в голове. Поток мыслей так и не позволил мне сомкнуть глаз, а сил вовсе не осталось.

Чувство, будто кто-то схватил меня сзади, отдернул и вернул назад в прошлое. В состояние, которое презираю — когда я, валяясь на полу, собирала себя по остаткам. Когда думала, что во всем виноват мой образ жизни и мышления. Что именно моё желание идти на поводу у собственных эмоций, не подчиняясь правилам, привело к смерти сестры.

Но даже сейчас, когда я изменила свои принципы, когда решила следовать общественным правилам, руководствоваться исключительно разумом, всегда напоминая себе о горьком опыте, у меня, все равно, ничего не вышло. Чтобы я не делала, как бы не жила и как бы не старалась изменить свою жизнь — все приводит к краху и роковым последствиям. Я не могу доверять самой себе — ни сердцу, ни разуму. Продолжаю биться в агонии между этими двумя инстанциями, в надежде, когда-нибудь прийти к их гармонии.

Отчаявшись заснуть, встаю с кровати, одеваюсь и спускаюсь вниз. Прохожу на уже знакомую кухню выпить кофе. Перед глазами всплывает картина из прошлого, как мама работала здесь. Сердце сжимается от тоски. Я скучаю по родителям. Встречаю Османа, который с утра пораньше пьёт, сидя за барной стойкой.

— Доброе утро, — приветствую мужчину и прохожу к плите.

— Доброе, — отвечает с отстранённым видом.

— Чай, кофе?

— Коньяк, — поднимает стопку и улыбается.

Улыбаюсь в ответ и, отвернувшись, глазами ищу необходимое. Взяв турку и найдя молотое, начинаю варить кофе, полностью погружённая в своё состояние.

— Я так и не принёс тебе свои соболезнования, — говорит мне в спину.

— Ваша семья помогла с похоронами и обеспечила нам безопасность, — бросаю на него взгляд через плечо. — Я сочла это за соболезнования.

— Это меньшее, что мы могли сделать.

Между нами вновь возникает тишина, только теперь она тяготит. Непроизвольно в голове всплывают все слова сестры об этом мужчине. Её мечты, чувства, слезы.

— Не было и дня, чтобы я не винил себя в её смерти, — вдруг произносит он, заставив меня оторваться от своих дел и мыслей и развернуться к нему лицом. — Она ехала в тот день ко мне, — отвечает на моё недоумение.

Его слова звучат, как гром средь ясного неба. Я точно помню, что она сказала нам в тот день. Она ехала с друзьями отдыхать. Об этом мужчине и речи не было.

— Прости, но я тебя не понимаю. Мы говорим о Эмми? — решаю, что неправильно поняла его.

— О ней. Никто об этом не знает, — залпом выпивает остаток алкоголя. — Когда тебе тридцать лет и за спиной сотни прожженных и доступных девиц, невинная влюблённая девочка семнадцати лет кажется удивительным цветком среди грязи, — он переводит взгляд на меня и грустно улыбается. — Я не понял, как привязался к ней. Однако, до последнего держал дистанцию. Не мне тебе объяснять, что такой, как она, не место среди нас.

Молчу. Меня тянет куда-то вниз, в бездну прошлого.

— Я тогда встречался с одной, решил познакомить их с Эмми. Хотел, чтобы она перестала часто появляться у нас дома и мелькать перед глазами. Хотел оградить и её, и себя от ненужных проблем. Так и получилось. Появляться стала реже. Но я начал сходить с ума. В тот день, сорвался, позвонил ей, придумал глупый повод для встречи, лишь бы увидеть её. Ты бы слышала её, — он замолкает, снова наполняет стопку коньяком, печально улыбается. — Никогда больше я не слышал в женском голосе столько счастья, связанного со мной, хоть она и старалась его скрыть. Я хотел приехать, забрать её, но она попросила встретиться в городе. И я ждал её в центре. Звонил, но абонент был недоступен. Прождал несколько часов, прежде чем мне сообщили, что её убили у подъезда.

Глаза наполняются слезами. Его слова разрывают заштопанное сердце, наполненное воспоминаниями об этом дне.

В голове просыпаются сотни «а что если бы?». Что, если бы он сам приехал за ней? Что, если бы позвонил за день раньше или позже? Что, если бы она была сейчас жива?

Эти вопросы ураганом проносятся в сознании, превратив всё в хаос.

— Я знал, что нельзя давать волю эмоциям, понимал все вытекающие последствия. Но не знал, что мой срыв приведёт к таким последствиям…

Слышу кипячение кофе сзади и не успеваю обернуться, чтобы убрать турку с плиты. Все проливается на столешницу и стекается на светлые брюки. Нервно вскрикиваю на напиток, хотя понимаю, что дело совсем не в нем, а в сдерживаемых и подавляемых эмоциях.

— Она была в тебя влюблена, — говорю, успокоившись и выключив плиту. — Уверена, твой звонок сделал её, хоть и ненадолго, но самой счастливой, — вновь смотрю на него.

— Прости, что заговорил об этом. Увидел тебя и вернулся в тот день.

Не найдя больше слов, устало опускаю плечи. Я отдала бы все на свете, умоляла бы все высшие силы обыграть тот злосчастный вечер иначе. Но это невозможно. Как говорит Аннет: «Из любых проблем, которые нельзя разрешить, извлекай урок. Именно для этого они и были тебе посланы». Но, к сожалению, хоть я и была отличницей в учебных заведениях, в школе жизни я оказалась круглой двоечницей. И извлекать истину из трагедий так и не научилась.

Однако, слова Османа напомнили мне о том, что человек не вечен. И того, от кого сегодня мы отказываемся по глупым причинам, завтра может просто не стать. И важно вовремя произнести вслух то, о чем внутри все кричит изо дня в день.

Он встаёт с места, предлагает мне подышать свежим воздухом и, получив согласие, выходит из помещения. Налив оставшийся кофе в чашку, следую за ним во двор. Оказавшись на крыльце рядом с ним, замечаю снизу бодрого Рената Яновича, играющего с собакой, которая когда-то стала причиной нашего столкновения с Роландом. Он приветствует нас, желает доброго утра, а после продолжает игру с Графом.