Картонный воин - Ильин Андрей. Страница 58

— Входите!

Генерал с майором вошли. И недоуменно остановились.

— Что у вас? — скалясь и страшно дергая глазами, прокричал им навстречу Иванов.

Чего это с ним? — удивились генерал с майором. Заболел, что ли?

Но вида не подали, потому что куда более страшные физиономии видели. Например, когда сходились с врагом лоб в лоб в рукопашных схватках.

— Разрешите обратиться?

— Обращайтесь! — проорал Иванов, заглушая сам себя.

Вообще-то он напоминал бьющегося в припадке эпилептика, но со стороны себя не видел. И слава богу, что не видел.

— Мы подготовили план операции, — доложил генерал Трофимов.

— Какой операции? — не понял Иванов, у которого еле-еле хватало сил удерживать на лице нужное выражение.

— По зачистке объекта.

Очередным объектом был Юрий Антонович.

— А... — вспомнил Иванов. — Отлично! Кто его будет чистить?

— Как кто? Вы! — ответил генерал Трофимов. У Иванова мгновенно встала на место челюсть, ушла куда-то злоба, а во взгляде появился животный страх. И волосы стали просто грязными, а зубы нечищенными.

— Как я? Разве я?

— Так точно — вы!

— Но я не согласен!

Хотя согласия Иванова никто не спрашивал. Его кандидатура в этом деле была единственно возможной и замене не подлежала.

— И все равно не согласен!

— Ну хорошо, а как вы согласны? — устало спросил генерал капризного киллера.

— Так, как раньше! Как будто это я, но на самом деле не я, а все пусть думают, что я!..

Что и следовало ожидать! Иванов ни в какую не хотел засвечивать свое участие в этих делах. Правда, на открытый конфликт с заказчиками он не шел, заставляя отдуваться за свои капризы других.

Что те и делали.

— Но почему вы не хотите? Там работы всего ничего. Минут на пять, не больше, — уговаривали генерал с майором раскапризничавшегося киллера.

— Нет, не буду! Не хочу! Не могу! — отнекивался Иванов.

— Но почему? — хором удивились генерал Трофимов и майор Проскурин.

— Потому что... Потому что не хочу рисковать. То есть я хотел сказать — не имею права! Это было что-то новенькое.

— Чем рисковать?

— Собой! — многозначительно сообщил Иванов. — Я должен беречь себя... Для будущих дел. А то, если со мной что случится, вы тут без меня таких дров наломаете!..

Вот наглец! Но очень сообразительный наглец. Так все перевернул.

— В общем идите и подумайте. Не дело генералам... — генерал Трофимов подтянулся, но Иванов имел в виду вовсе даже не генерала Трофимова, — в атаку бегать...

Это, кажется, тоже было из какого-то кино.

— На войне каждый должен заниматься своим делом. Вы — своим. Я — своим.

Чем будут заниматься генерал с майором, было более-менее понятно, а вот что должен делать Иванов?..

— Кто-то должен осуществлять общее руководство, — разъяснил Иванов свои обязанности. — Так сказать, в стратегическом масштабе.

И встал, посуровев и поправив несуществующий ремень на отсутствующем кителе.

— Представьте мне план операции к исходу завтрашних суток. Мы должны использовать наметившийся на нашем участке стратегический перевес.

Какой перевес?.. В какую сторону перевес?..

— Сверим наши часы.

У генерала Трофимова с майором Проскуриным были наградные командирские часы с гравировкой Начальника Управления. У Иванова вообще никаких часов не было.

— Завтра в пять. Все свободны!..

Глава сорок восьмая

— Пять, — показал раскрытую пятерню ассистент режиссера.

Четыре — четыре пальца.

Три — три.

Два — два.

Один...

Разом включились осветительные приборы.

— Мотор!..

Передача должна была идти в прямом — послезавтра — эфире.

Присутствующие в студии гости и сидящие на ступенях амфитеатра зрители были поделены на две примерно равные группировки, одни должны были выступать “за”, другие — “против”.

— Никогда не поверю! Не мог один человек угробить такое количество народа! — сомневались первые. — Это просто невозможно.

— А Гитлер? А Сталин? Или Пол-Пот? — возражали другие.

Сравнение Иванова с Гитлером было сильным.

— Сравнивать Русского Монстра с Гитлером некорректно, — возмущались первые. — Гитлер был фигурой исторического масштаба!..

— А вот он перевалит за три сотни жертв и тоже станет исторической фигурой. Как Герострат!

— И все равно не верим! — не верили первые.

— А как же материалы уголовного дела, экспертизы, свидетельские показания?

— Это все подтасовки правоохранительных органов, которые пытаются скрыть свою недееспособность, списав застарелые “висяки”. Нет никаких дел, есть фальсификация!

— Может, вы скажете, что и Иванова нет?

— А может, и нет!

— А побег из французской тюрьмы? — задохнулись от возмущения зрители, которые должны были выступать “за”.

— И побега не было. Это фантазии французских журналистов, купленных нашими олигархами на деньги международного сионизма!

— Ах ты!..

— А ты!..

Дискуссия перешла на личности, и двое разгоряченных зрителей, обменявшись звонкими оплеухами, схватились врукопашную. Аудитория их поддержала.

Пронзительно засвистел милицейский свисток, и в студию ворвались охранники, растащившие драчунов.

— Вы что, вы все тут с ума посходили? — возмутился прекративший съемку режиссер. — Вы чего тут устроили?.. Вы почему деретесь? Сейчас? Вы когда должны были драться?

— После фразы “это чистой воды демагогия”.

— А фраза была?

— Не было, — признались поправлявшие одежду драчуны.

— Так какого вы черта схватились?!. Вы же интеллигентные люди, академии театральные закончили! Вас для творческой работы наняли, а не для драки! Понятно?

— Понятно. Мотор...

Теперь гости и зрители оскорбляли друг друга и мутузили друг друга строго по сценарию.

— Снято!..

Утирающие кровь и сопли зрители потянулись в гримерку.

— Эпизод два...

Во втором эпизоде дискутировали приглашенные в студию политики. Они горячились перед камерами, отстаивая друг перед другом свои позиции, причем одни отстаивали до обеда, а другие, возражавшие им, — после. Что было нормальной для телевидения практикой, так как собрать столь занятых людей в студии одновременно было затруднительно.

— Иванов не Монстр, Иванов — жертва преступной политики государства, обесценившей не только рубль, но и жизнь своих граждан...

— Нет, позвольте с вами не согласиться, — не соглашался с оппонентом другой политик, записывавшийся спустя пять часов. — Что значит обесцененный рубль? Рубль не мог обесцениться, потому что никогда не соответствовал декларируемой властями цене. Но тем не менее в России была твердая валюта, но это не рубль и не доллар — это поллитра, более мелкий ее эквивалент — чекушка и разменная монета в виде стакана, рюмки и из горла на троих.

Аплодисменты благодарных зрителей.

— При этом за десять последних лет цена гекалитра алкоголя на душу населения в сравнении, например, с итальянской лирой не снизилась, а возросла на сорок два и три десятых процента, одновременно увеличив свое содержание в потребительской корзине более чем вдвое! В связи с чем можно говорить об укреплении истинно национальной валюты и повышении благосостояния народа!..

Ну вообще-то...

— Вот я тут слушаю своих коллег и диву даюсь, — подал голос третий, записавшийся вчера политик. — Мы говорим о долларе, о преступности и не говорим о главном — о воспитании подрастающего поколения! Да если мы сегодня не обратим внимания на наших детей, то завтра у нас будет не один монстр, а тысячи монстров, причем в каждом городе и отдельно взятом дворе. Вот в чем проблема!..

Политики горячились, обвиняя власть и друг друга во всех смертных грехах. Монтировать их было очень просто, потому что говорили они обтекаемыми фразами, которые легко состыковывались друг с другом в любой последовательности.

Но зрителям мало было слов...

— Это чистой воды демагогия... — сказал, давая отмашку, ассистент режиссера.