Тревожное чувство (СИ) - Лин Элен. Страница 27

-на меня смотри, на меня. – судорожно дышу, хватая воздух. – ты должна слушаться, Аня. 

Толкает меня обратно в комнату, спотыкаюсь о порог на лету, падаю на колени, обдирая кожу, пытаюсь уползти к открытой двери, но он хватает меня за ноги, тянет по полу на себя, обдираю подбородок руки, ногтями пытаюсь схватиться за пол, ломая их до крови. 

Чувствую мокрую тряпку, которую он пихает мне между ног, грубо вытирая промежность. Знаю, что будет дальше, молю остановиться. Пальцы больно впиваются в кожу, дергает на себя, наваливается сверху, вжимает в пол лицом, двигает бедрами, пытаясь войти, пока я яростно, но тщетно брыкаюсь ногами, стирая кожу. Толчок, от которого я вою, срываюсь в непрекращающийся плач, пока он опять насилует меня по еще не зажившим ранам. Словно внутрь вонзается кинжал, разрезая до мяса и двигается по живой плоти. Когда же это прекратится? 

-хвааатит, прошу. – подвываю, приподняв голову, пока он приподнялся.

-заткнись, достала. – бьет меня по голове, впечатывая лбом в бетон.

В ушах глохнет и тихо свистит после удара, в голове словно растеклась вата. Подняться больше не могу, он дергает на себя, приподнимая мой зад и увеличивая темп. Ногти впиваются в бедра, оставляя синяки и царапины. Кончает, резко откинув меня с себя. Меня тошнит и колотит, но желудок пустой, поэтому просто корчусь на полу, сгибаясь из-за сокращающихся внутренностей, лезущих наружу.

-вела бы себя хорошо и больно не было бы. – он стоит надо мной, достает из кармана влажные салфетки, вытирает член, руки, кидает их на меня и идет к двери. – утром принесу еды, ты должна всё съесть. И умойся к моему приходу в этот раз. 

Его уход приносит хоть какое-то облегчение. Когда в голове хоть немного проясняется, нахожу в себе силы очень медленно на четвереньках доползти до ванны, стоя на коленях включить раковину и попить воды, набирая её в ладонь. Умываю лицо,  поцарапанные руки и ноги. Меня постоянно трясет в беззвучном плаче, хотя слёз уже нет. Аккуратно сажусь в туалет, обычный поход по-маленькому заставляет завыть от боли. Долго подмываюсь холодной водой, чтобы хоть как-то снять боль, отек и убрать запёкшуюся кровь и остатки спермы. Противно, больно.

Перебираюсь в комнату, на согнутых ногах, не сводя их вместе. Смотрю в окно. Уже вечер, стемнело. В выходные работников в доме нет, звать кого-то бесполезно. Решетки приварены и толщиной почти сантиметр. Телефон в коридоре, сумка там же. Нет ни одного инструмента, вообще ничего. Стаскиваю с подоконника грязную простыню, заворачиваюсь в нее и ложусь на пол. Долго смотрю на дверь, размышляя, смогу ли как-то открыть дверь, но у меня даже заколок в волосах нет, не считая того, что я вообще не умею вскрывать замки. Меня снова накрывает тошнота и головокружение. Прижимаюсь лбом к холодному полу, чтобы облегчить состояние и незаметно засыпаю.

Снится что-то хорошее. Просыпаюсь в холодном поту. Оглядываюсь, с ужасом понимая, что я всё ещё в своей комнате истязаний. Уже утро, холодное зимнее солнце пробивается через окно, освещая следы моей крови на пыльном полу. Неожиданно заходит Игорь с подносом, ставит его на тумбочку, деловито напевая песенку под нос. Смотрит на меня и улыбается.

-доброе утро. Смотрю, ты умылась, как я просил. Давай кушай. Сейчас у меня нет времени тобой заняться, так что жди до вечера. – смотрит на часы, достает из кармана мой телефон суёт мне. – позвони на работу и скажи, что заболела. Не можешь ведь ты в таком виде идти туда.

Послушно беру телефон, судорожно соображая, смогу ли кому-то кинуть сигнал SOS, но Игорь садится рядом и смотрит в экран. Нахожу номер папиного заместителя, сообщаю, что очень заболела, вызвала врача и не могу выйти в понедельник. Тот выражает соболезнования, расспрашивает о моем состоянии, но муж тыкает на часы, и мне приходится быстро закончить разговор. Он вырывает телефон из моих рук, кидает в карман и гладит меня по волосам.

-ну вот, умеешь ведь быть хорошей девочкой. – встаёт, направляется к двери. – до вечера, дорогая.

Ключ щелкает в замке, я еще минуту прислушиваюсь к звукам шагов за дверью и осторожно подползаю к подносу.

Сегодня тело болит ещё сильней. От боли в правом ребре тяжело дышать, легкие давят на него. Раны опухли, отекли. Запах омлета и свежих овощей дурманит, желудок сводит от голода, рот наполняется слюной, но после первых кусков меня сразу же рвет. Примерно час лежу на полу, открываю окно, промываю рот, потом делаю еще одну попытку поесть, не торопясь, долго жую. Теперь еда доходит до кишечника, становится тепло изнутри, дрожь хоть немного утихает.

Чуть взбодрившийся разум начинает работать над идеей бежать. Раз Игорь сказал взять больничный, значит, отпускать меня не собирается в ближайшую неделю, а что дальше – вообще неизвестно. Тысячу раз обхожу комнату, ванну, ищу хоть что-то, но пока бесполезно, а время тает, как и мои силы. Единственное, что есть в комнате -, абсолютно пустая дурацкая тумбочка, пластиковый поднос, две маленькие тарелки, даже приборов дальновидно муженёк не положил. Мечусь как тигр в клетке, со злости пинаю тумбочку, только отбив себе палец на ноге. Если я так буду тратить силы и дальше, то к вечеру и пальцем пошевелить не смогу. От мысли, что он снова будет меня насиловать, заливаюсь слезами, сидя на полу.

Вечер наступает для меня, как для приговоренного к смерти. Пан или пропал. Одна попытка. Собрать надо все силы. Разобранная, разбитая тумбочка валяется кусками по комнате. Держу увесистый кусок дерева в руках, прижавшись спиной к стене возле двери. Слышу шаги, зажмуриваю глаза. Сердце бьется где-то в животе, мне кажется, что я слишком громко дышу. Игорь открывает дверь, видит накрытую простыней кучу, считая, что это я, шагает внутрь. В этот момент бью его по затылку, вкладывая в этот удар все имеющиеся силы, неизвестно откуда взявшиеся. С воплем ударяю ему по затылку, он летит вперед, падает. Не оборачиваюсь, не жду, выскакиваю за дверь, дергаю ручку, трясущимися руками пытаюсь повернуть ключ, но они слишком сильно трясутся, кричу от досады, наконец, замок издает щелчок, ещё один. Несусь к лестнице, ухватившись за бок, заплетающиеся ноги подкашиваются на последних ступеньках, кубарем падаю вниз, но быстро поднимаюсь, хватаю сумку, накладываю шубу и выбегаю босиком на заснеженную дорожку. Хлопьями валит снег, достаю из кармана шубы ключ от машины. Моя ласточка стоит передо мной, зажигает фары, рычит мотор. Запрыгиваю внутрь, дергаю передачу, нажимаю на ключе кнопку открытия ворот и срываюсь с места, забуксовав секунду на месте. 

У меня нет времени и желания оборачиваться, страх толкает только вперед. Рыдаю за рулем от пережитого, от радости, что смогла сбежать, от мысли, что он может меня догнать. Дороги пустые, поэтому давлю на газ, забив на камеры и штрафы, кое-где даже пролетаю на красный. Мне надо быстрей где-то спрятаться. Но куда бежать? Лера живет с парнем, я не знаю его адрес, а телефон остался у Игоря. У отца Игорь наверняка будет искать, да и в таком виде я его доведу до нового инфаркта. Ирка с семьей заграницей. Есть только одно ближайшее место и один человек, которому я могу верить. 

Белый Porsche стоит припорошенный снегом. Сижу в салоне, думая, как быть. Я не могу войти в бар в таком состоянии. Открываю багажник, достаю огнетушитель, пару раз бью по колесу, пока не раздается свист сигнализации. Прячусь обратно в свою машину и жду. Через секунд двадцать из дверей выходит Дима. Сердце делает кульбит от облегчения и радости. Он подходит к машине, осматривает её, выключает сигнал и только потом замечает мою машину. Недоверчиво смотрит на номера, идет к двери. 

С трудом откидываю дверь, вываливаясь наружу, в прямом смысле слова. Падаю на четвереньки прямо перед парнем. Он сразу же опускается и берет меня за руки, чтобы помочь подняться.

-Аня, что слу…- вопрос застывает вместе с его расширившимися глазами. – Господи! Аня, что произошло?! Вставай! – поднимает меня, усаживает обратно на кресло.