Галерейщица (СИ) - Илан Анна. Страница 2

— Мы-ы — м! — сказала она, когда эти нелюди успешно поставили её на ноги.

Выяснить, что означало сие восклицание рысьеухим не удалось, поскольку в их междусобойчик вмешалась третья сила:

— Опять эти орки! Стоять! Руки вверх!

Орки замерли и подняли руки вверх.

Елена Владимировна, лишившись поддержки, снова упала на дорожку.

— Ау-х!

— Еще и пьяные! Подрались!

Доблестные стражи порядка, а это были они, не разбираясь, кто прав, кто виноват, и, собственно, чем тут означенные орки занимались, погнали рысьеухих в “воронок”. Елену Владимировну обозвали пьяной шалавой, заставили подняться и добраться до средства передвижения, сопроводив для скорости небольшим разрядом из “волшебной палочки”, нисколько не сомневаясь в своей правоте. Она, шатаясь и путаясь в ногах, кое-как доковыляла до означенного транспорта, слабо обращая внимания на окружающую среду, перед ней открыли дверь с мелкой решёткой и впихнули во внутрь. Орки, проворчав что-то вроде “волколаки позорные”, поднялись и помогли Елене Викторовне сесть на жёсткую лавку рядом с ними.

Елена Владимировна тихо охреневала от происходящего.

Мало того что впервые лайфхак её бывшей свекрови “Молчи, за умную сойдёшь!” был как никогда кстати и успешно работал. Так ещё и творящееся вокруг безумие заставляло думать, что возможно она сошла с ума.

Или как посмотреть.

Может быть та, почти бездарно прошедшая жизнь, была просто страшным сном, а вот сейчас, сидя в обезьяннике с орками, она зажила своей настоящей жизнью?

— Волколаки*! Позор волколакам! — орал один из орков.

Рыжеватые кисточки на его ушах гневно тряслись, отчего Елене Владимировне стало почему-то смешно. Но она не засмеялась, а лишь устало улыбнулась, глядя на то, так орк пытается расшатать прутья клетки.

— Кыш! Кыш, не ори, у Галерейщицы башка болит, ещё ты тут орёшь! — подобно грому проявил человеколюбие второй орк, кисточки на его ушах были серо-чёрные.

— Волколаки! У Галерейщицы голова болит! Напишет о вас в Галерее, что вы настоящие тупые пёсьеголовые волколаки, будете знать!

Елена Владимировна честно пыталась в своём сознании уложить стройными рядами и орков с их очаровательными кисточками на ушах и то, что она (она!) сидит в обезьяннике, где воняет немытым телом, экскрементами и мокрой шерстью. Занятие оказалось совершенно непродуктивным, ибо то кисточки выглядывали, или лязг решеток сбивал с мысли, но тем не менее, ни то, ни другое не помешало ей задремать, практически улёгшись на надёжное плечо ближайшего орка.

Сколько она спала? Минуту? Полчаса? Проснулась она внезапно, от … тишины.

Сон оказал на Елену Владимировну благотворное влияние, он словно дал ей небольшую часть огромной мозаики под названием “Новый мир”. Окружающая действительность уже не казалась ей декорациями третьеразрядного водевиля, подготовленным фоном для чьего-то злого розыгрыша. Не стоило опасаться, что вот сейчас выскочит некий ведущий и идиотски-радостно сообщит, что “вас снимает скрытая камера!”, а всё это настоящее — и вонь, и камера, и орки, и даже разбитая голова, которая продолжала болеть, но уже не так сильно.

Своему знакомство с камерой в полиции, похоже, она была обязана реноме всё той же троицы орков. Эти парни тут считались дестабилизирующим элементом. Глуповатыми и неспособными к чему-то более сложному, нежели тупому труду “отсюда и до обеда” и “с утра и до забора”. Их считали хулиганами, злостными нарушителями общественного порядка. Ну да, парни не выглядели ангелочками, не говорили высоким штилем, однако ничего плохого за то время, которое Елена Владимировна находилась в этом мире, “мальчики” никому не сделали, ни ей, ни кому-то другому. Даже их крики и расшатывание решетки показались ей естественной реакцией на несправедливость.

— Госпожа Ева? Ева Кадр?

На сцене показался еще один персонаж.

В той другой жизни Елена Владимировна таких называла “гладенькими и сладенькими”. Иногда совершенно случайно пропуская в слове “гладенький” букву “л”.

— У, черта** принесло! — прошептал почти неслышно Кыш, тот у которого были рыжие кисточки на ушах.

У нового действующего лица имелся хвост, который в данный момент слегка обвивал ногу в отглаженной брючине. Тот ли это был чёрт, которого малевали иконописцы или некий другой нелюдь, но в его волосатых руках была папочка с документами, на запястье блестел хронометр, наверняка недешёвый, и сейчас он с интересом энтомолога пытался что-то разглядеть во всклокоченной дамочке, лежащей на руках у орка.

Представить его с вилами у чана с грешниками Елене Владимировне не удалось, но в абстрактном зале суда — вполне себе.

— Вы действительно Ева Кадр?

Наверное следовало прервать молчание и что-то ответить данному субъекту.

— Да, я Ева, — прохрипела Елена Владимировна. — Я получила травму, хочу пить, умыться и в туалет!

К её удивлению, чёрт, или кто он там, задрав хвост, в полном смысле этого словосочетания, быстро скрылся из зоны видимости. Где-то там, в конце коридора, лязгнула дверь, кто-то быстро-быстро что-то сказал. И вновь наступила тишина.

— Это правильно, — одобрил орк с тёмными кисточками, на котором спала Елена Владимировна. Что он имел в виду было не ясно, но отчего-то стало приятно, когда он погладил своей здоровенной лапищей её по плечу. Это успокоило. — Пусть знают!

— Пусть, ага, — согласилась Елена Владимировна.

Кто и что должен знать она не поняла, но ей было абсолютно всё равно. Елена Владимировна облизнула сухие губы и вновь стала пристраивать свою многострадальную голову поспать. Не успела она смежить веки и начать уплывать в сон, как в конце коридора послышался лязг открываемой двери, чья-то торопливая речь и шаги.

Шаги приближались.

Елена Владимировна нехотя приоткрыла глаза. В поле зрения показался человек в форме. Правильней всё же будет сказать, наверное человек, поскольку в этом мире, как выяснилось, далеко не все были людьми.

— Ева Кадр? На выход!

Она начала было подниматься, однако до неё дошло, что выпускать, если выпускать, собираются только её, а товарищей по несчастью оставят тут, томиться без нормального туалета, голодными и без воды.

— Я, — вышло хрипло, Елена Владимировна закашлялась. Каждое движение отдавалось у неё в затылке. — Без них не пойду. Сдохну тут. И завоняюсь.

Ставить условия возможно было не самым умным ходом. Неизвестный перестал звенеть ключами, замер истуканом и, видимо офигевая от такой наглости, даже забыл как дышать. Потом вспомнил, вспомнил еще также какое-то своё национальное ругательство, Елена Владимировна такого не знала, и открыл камеру настежь:

— Выходите все. Вещи и документы заберите у дежурного. И поживее! — и добавил тихо: — А то, не ровен час, действительно завоняетесь.

- “Зэ” — забота. — прокомментировала его слова Елена Владимировна, стараясь встать так, чтоб не сильно тревожить голову. Черноухий решил вопрос радикально, просто подхватил её на руки и сопя понёс на выход к свободе, воде и медицинской помощи.

У Евы Кадр, оказывается, был с собой рюкзачок, в котором находился кошелёк с внушительной суммой в золотых монетах, карта безналичной оплаты Объединённого Альфарского Банка, зеркало, коммуникатор — аппарат, вроде смартфона, серебряная фляжка с водой и — о, чудо! — документы. Документы на Еву Кадр.

С постоянно вертящейся фотографии, показывающей Еву со всех сторон, на Елену Владимировну смотрела она, Елена Владимировна. Вот только такая, какой она была лет так тридцать назад, когда ей была слегка за двадцать.

“Слепые они тут все что-ли?” — подумала Елена Владимировна и взяла в руки зеркальце. На всякий случай, чтоб убедится, что все ошибаются, права лишь она одна. Или наоборот. Или просто взяла в руки, она же женщина! — имеет право.

Стеклянная поверхность бесстрастно отразила ту же личность, что и на документах, только с синяками и царапинами на лице, свалявшимися в сосульки от крови волосами и вытращенными глазами. Не каждый день становишься моложе на тридцатник. Ну, собственно, и имя тоже не часто меняешь.