Девушка и Ворон (СИ) - Кравцова Марина Валерьевна. Страница 16
— Ты ведь останешься? Здесь, со мной?
— Для чего же я выходила за тебя замуж? — удивилась она. — И здесь, и где угодно.
— Этот дом и для меня не сказать что родной. Я в Москве родился, там и вырос… Сюда наезжали так, по случаю, да и тогда я больше времени проводил в охотничьем домике. Мне и самому привыкать придется.
Лиза прижалась щекой к его плечу. Стоять бы вот так хоть век да смотреть на реку…
— Кстати, я человека отправил в Яблоньки за твоими вещами. Скоро должен воротиться.
— Спасибо, Федя…
Они оба, не сговариваясь, избегали сейчас говорить о чем-то важном и волнующим. Хотелось просто отдохнуть душой…
— Ну что, — сказал наконец Федор, — пойдем в дом? Выпьем по чашке чая…
Чай пили в маленькой синей гостиной, в этот час раззолоченной закатным солнцем. В этом доме, похоже, давно ничего не менялось, модные течения нынешнего века обошли его стороной. Большая печь с изразцами согревала комнату, было тихо, лишь доносилась откуда-то простая песня — девичий голос выводил что-то спокойное, текучее как Серебрянка… Лиза расспрашивала Федора о его жизни, о родных.
— Не только у тебя есть родственница в монастыре, — рассказывал он. — Моя матушка тоже приняла постриг, не здесь, в далеком скиту. Таково уж ее призвание… Отец мой в горячке сгорел, мне тогда пятнадцать было, и матушка ждала, когда я совсем повзрослею, чтобы можно было меня оставить со спокойной душой.
— Так ты совсем один? — посочувствовала Лиза.
— Сейчас нет, — улыбнулся Федор. — С тобой.
— А твой отец тоже вороном оборачивался?
— Мог, да… но не любил. Ему нравилась во всем степенность, размеренность, и меня он всегда учил прилежному поведению, но его наука впрок не пошла. Не зря Ворон Воронович меня любит, говорит, что я ему будто и не внук, а вроде сына.
— Часто тебе является?
— Раньше в год хотя бы раз прилетал, а то и чаще, но вот что-то давненько не было. Заскучал, видать, на Руси.
— А какой он?
— Огромный ворон, куда больше меня. А отец его — Царь-Ворон — вообще полнеба крыльями закрывает. И даже в мужском облике мой дед — нечеловеческий совсем. Глаза у него звездные, а волосы — как ветер. Он несказанно красив, и уверяет, что никогда не похищал девиц силой, просто ни одна устоять не смогла.
Лиза лукаво улыбнулась:
— А ты на него похож?
— Мне сложно судить, — муж вернул ей улыбку. — Но кто видел нас обоих, те говорят, что похож.
— Ты очень красив…
— Спасибо, милая. А ты… — он кончиком пальца обвел на блюдце контуры пышного белого цветка. — Ты настоящий цветок, удивительный, и не опишешь тебя. Не полевой и не садовый… Такие в Запределье цветут.
— Это я-то цветок из Запределья? — Лиза звонко засмеялась.
— Да еще и самый нежный… Но теперь чем займемся? Пойдем, покажу тебе дом. А хочешь, научу играть в ломбер? Или… лучше, наверное, в шахматы.
— Я умею в шахматы.
— Отлично! Непременно сразимся. А если читаешь по ночам… то-то в твоей комнате все огонек светился чуть ли не до утра, то пойдем в кабинет, там шкафы с книгами. Выберешь что-нибудь для чтения.
— Спасибо, я книгам всегда рада. Но пока расскажи еще что-нибудь, Феденька. О Запределье… с тобой чудеса так близко.
И вновь они говорили, потом играли в карты и немножко в шахматы, и смотрели книги, доставая их из старых застекленных шкафов, и в маленькой зале, низкой и темной, но полной вечерней таинственности, разглядывали в отблесках свеч портреты в золоченых рамах.
Наконец Федор сказал:
— Утомил я тебя, Лизонька. Иди-ка ты к себе, в свои новые покои, отдохни. Я провожу тебя.
«Вот оно…» — Лиза замерла в волнении, даже не зная, что ответить. А что говорят в таких случаях? Если б можно было, она попросила бы Федора… не приходить к ней ночью. Он не был ей неприятен, напротив, его прикосновения волновали девушку, вот только ей хотелось, чтобы пока, хотя бы совсем недолго, так все и оставалось. Чуть-чуть бы еще ей, венчаной жене, побыть невестой… «Ничего, — утешала она себя, опуская взгляд. — У других-то куда хуже, выходят замуж, едва зная жениха и не испытывая к нему ни малейшей склонности, и то ведь терпят…»
Федор поцеловал ее руку, не по-светски… просто так.
— Лиза, — сказал он мягко, — я только провожу тебя до дверей и пожелаю добрых снов. Я не войду к тебе, пока ты сама не дашь мне знать, что хочешь этого.
— Тогда… — Лиза благодарно взглянула на мужа. — Пожалуйста, подожди немного… все так скоро произошло, так неожиданно.
— Буду ждать, сколько скажешь, — Федор поцеловал ее волосы. — Я люблю тебя.
Глава 18. Наставник великого князя
— Эмиль Францевич скоро будет здесь, — сказала сыну великая княгиня Вера Павловна — худощавая женщина с величавой осанкой и классически-красивым строгом лицом. — Ты не рад?
Александр, окруженный сдержанной роскошью своего кабинета, выглядел сейчас очень просто в домашней одежде. Время от времени он рассеянно приглаживал чуть вьющиеся темно-русые волосы, бывшие сейчас далеко в не идеальном порядке. Когда юноша поднял взгляд на мать, она прочла в его глазах грусть и отрешенность и подавила вздох не то сострадания, не то раздражения.
— Саша, ты нездоров?
— Да, пожалуй, что и так… Что вы говорили, мама? Эмиль Францевич? У него, кажется, были какие-то дела в Петербурге…
— Так, стало быть, он разобрался с делами… — Вера Павловна с трудом подавила чувство острого недовольства. После короткого молчания, во время которого Александр упорно смотрел в окно — на небо, она продолжила: — Я знаю, ты зачастил в церковь в Лебяжьей роще. Все ждешь, что нежданно-негаданно туда явится Елизавета Измайлова? Это в конце концов неприлично, Саша. Ты на виду у всей Москвы, у всей России. Ты уже дал столько поводов для сплетен… Что скажет государь, если ему донесут… а донесут непременно!
— Мама, ну причем тут государь? У него и без того достаточно забот…
— Ты неисправим, Александр.
— Простите, что огорчаю вас, — печально ответил великий князь, на миг покаянно опустив голову. И снова уставился в окно.
— Приведи себя в порядок и выходи к ужину, — распорядилась его мать. — Сегодня будут только свои. Может, и Эмиль Францевич поспеет.
— Хорошо, мама…
На этот раз Вера Павловна вздоха уже не сдержала.
На приезд из Петербурга графа Эмиля Салтыкова, своего старого друга и наставника Александра, великая княгиня возлагала большие надежды. Этот человек был окружен тайной, болтали, что он обладает странной магической силой. А еще он был прекрасно воспитан, всегда любезен и готов оказать услугу. Но главное — поражал окружающих глубиной познаний в разных науках. Когда-то давно граф Салтыков произвел огромное впечатление на Веру Павловну — жену младшего сына государя. Именно она впоследствии настояла, чтобы он стал учителем ее маленького сына. За годы Александр привязался к наставнику, они стали друзьями. Вот поэтому-то Вера Павловна и позвала Эмиля Францевича из Петербурга в Москву. Он скромен, но про его таинственные способности рассказывают много интересного — так кто как не он сможет разобраться с этой странной, невозможной любовью великого князя…
— Александр Константинович… — Вера Павловна снова заглянула к сыну. — Все уже собрались, друг мой, ждут только тебя. Саша?
Она огляделась. Комната была пуста.
— Куда же он… — начала было великая княгиня — и осеклась. Окно, в которое во время разговора с ней ее сын так неотрывно смотрел, было распахнуто настежь. А на подоконнике лежало большое лебединое перо…
Вера Павловна взяла перо, растерянно поднесла к лицу. А потом кивнула самой себе, словно что-то вдруг осознав, и прошептала:
— Упрямец!
На следующие день Зинаида Сергеевна Загорская принимала у себя графа Эмиля Салтыкова. Лишь они были посвящены в обстоятельства бегства великого князя, для всех остальных заготовили басню о том, что государь письмом отослал куда-то внука из Москвы с тайным поручением.