Испытание - Алексеев Николай Иванович. Страница 51

– Ну что ты на него взъелся? – Плечистый боец схватил Николая за руку. – Ну был он в окружении!.. А может быть, теперь, хлебнувши горя, еще злее драться станет?.. – И, не слушая доводов Кочетова, он браво стукнул каблуками, повернулся к Железнову: – Товарищ полковник, красноармеец Куделин желает обратиться к вам с просьбой…

– Товарищ полковник, мы все трое просим его не брать, – настойчиво протестовал Николай. – Первоначально надо его проверить: где он болтался эти пять месяцев?..

– Слушай, орел! – сказал ему Куделин. – Как ты можешь в такое время не доверять своему однополчанину? Нехорошо!.. Я с ним вместе выходил, он к нам присоединился под Селивановом. И он дрался, как подобает настоящему советскому воину…

– И чего ты, Мыкола, к ему причепывся? – вмешался Подопригора.

– Черт с ним, пусть идет! – согласился Филипп. – Только в наш расчет не надо…

Хватова в это время атаковал другой боец.

– Я киноактер. Вы видели картину «Ошибка инженера Кочина»?

– Видел.

– Тогда вы должны меня знать. Я там играл врага. Старался показать всю его отвратительную, хищническую натуру. А теперь хочу сам этого врага бить!..

– Но что ж поделаешь, товарищ, вам не разрешено сейчас ехать на фронт.

– Но ведь я был на фронте. Под Веневом ранен.

– Ну вот, поправитесь и тогда поедете на фронт. Понятно?

– Конечно, понятно. Но, товарищ комиссар, вы же сознательный человек и понимаете. – Артист прижал кулаки к груди. – Поверьте, не могу я здесь быть иждивенцем, когда Москва… понимаете, Москва в опасности!..

Не успел Хватов ответить артисту, как кто-то дернул его за рукав, и позади него раздался высокий женский голос:

– Товарищ полковник, к вам обращается снайпер Иванова! Меня назначают не на фронт, а в ПВО. А я прошусь на фронт!.. У меня под Волоколамском погиб брат… Я за него хочу отомстить!..

– Дорогая девушка, если вас назначают в ПВО, значит, так надо…

– Когда старший по возрасту разговаривает, – артист зло посмотрел на Иванову, – невежливо, девица, его перебивать.

Иванова залилась до ушей румянцем.

– Не девица, товар-рищ, а снайпер! – выпалила она.

Хватова и Железнова окружили таким плотным кольцом, что командир полка еле к ним пробрался.

– Товарищи красноармейцы! – крикнул он собравшимся. – В штабе есть дежурный штабной командир. К нему и прошу обращаться с просьбами. Он их запишет и мне доложит, а я потом вызову вас и разберусь с каждым в отдельности. А сейчас расходитесь, кто из строя – тому в строй, остальным – в расположение полка! Бегом марш!..

Однако никто не тронулся с места. Все выжидающе смотрели на Железнова и Хватова.

– Вы слышали мой приказ?! – сердито крикнул комполка.

Солдаты зашевелились и стали медленно расходиться.

– И вот так круглые сутки! – устало сказал комполка. – Где бы я ни появился, вереницей за мной ходят и все требуют: «Отправьте на фронт!» Глядишь, иному еще недели две нужно быть в батальоне выздоравливающих, а он скрывает, что раны у него еще не зажили, врет и прямо за горло берет. Ругают, даже «тыловой крысой» обзывают и все требуют, требуют… Некоторые сбегают на фронт! Мы уже теперь на всех выходах из Москвы к фронту, на всех железнодорожных станциях проверяем отправляемые на фронт формирования. И всегда среди них находим таких «беглецов» и пачками отправляем обратно в полк… Прямо измотали меня…

– Ничего, товарищ майор. Это очень хорошо!.. – Хватов похлопал его по плечу. – Это говорит о высоком моральном состоянии нашего народа…

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Назначенные гитлеровской ставкой сроки взятия Москвы уже прошли, а фашистские войска все еще сражались на тех же рубежах. То намечался прорыв в направлении Химок, то в стороне Серпухова затягивалась петля вокруг тульской группировки советских войск, то ожидались события в районе Ленино. Потом последовал нажим сосредоточенных сил гитлеровцев на Солнечногорск, но фашисты везде встречали упорное сопротивление, наталкивались на «дьявольское упорство большевиков», как писали они в своих донесениях.

3-я и 4-я танковые группы немцев, подвергаясь мощным контрударам подошедших из Резерва Ставки Верховного командования 1-й ударной и 20-й армий советских войск, застряли на рубеже канала Москва – Волга между Яхромой и Химками. 2-я танковая армия, не сумев взять стоявший насмерть город Тулу, устремилась на Рязань и Каширу. Там она была встречена советскими войсками 10-й армии и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, тоже подошедшими из Резерва Ставки, остановлена и отброшена к Веневу.

Чувствуя, что на этих направлениях к Москве пробиться невозможно, гитлеровская ставка потребовала от командования ЦГА внезапным ударом вдоль Брянского и Минского шоссе «вонзить кинжал в сердце России».

Выполняя приказ фюрера, на рассвете 1 декабря 1941 года дивизии 4-й армии внезапно перешли в наступление на участке, где действовала 33-я советская армия. Воспользовавшись тем, что силы этой армии привлечены к левому флангу, моторизованная и танковая дивизии гитлеровцев форсировали на ее правом фланге реку Нару. Обтекая стоявшую против Наро-Фоминска дивизию полковника Новикова, они стремительно вышли на шоссе Наро-Фоминск – Кубинка, потом хлынули дальше к автостраде Минск – Москва и Брянскому шоссе, намереваясь по двум этим магистралям двинуться прямо на Москву.

Весь день 29 ноября части дивизии Железнова готовились к маршу. Яков Иванович вернулся к себе далеко за полночь, но спать не лег, а вызвал начальника штаба майора Бойко.

Выслушав доклад Бойко о готовности дивизии к маршу, Железнов не стал рассматривать принесенные им бумаги, а положил их на стол и продиктовал приказ. Этим приказом майору Карпову объявлялся выговор за то, что он в установленное время не отправил людей спать. В связи с этим начало марша переносилось на два часа позднее.

– За такое беззаботное отношение к бойцам нужно наказывать еще строже, – проворчал Железнов. – Ведь бойцам не придется спать завтра ночью: с марша – прямо на передовую!..

Железнов строго приказал Бойко самому отправляться спать. Когда дверь за ним закрылась, Яков Иванович позвонил Доброву и ему тоже предложил лечь спать. Только после этого он сел за стол и стал просматривать отложенные бумаги…

Ровно в шесть часов утра в избу к Железнову вошел адъютант. Он положил на стол дивизионную газету и стал будить комдива. Яков Иванович вскочил, сел на край походной кровати и, зябко поеживаясь и потирая руки, спросил:

– Пора?

– Пора, товарищ полковник.

– Неужели?.. Ужасно спать хочется.

– Еще бы!.. Ведь спали всего один час.

– Целый час?.. Прекрасно!

В избу ввалился ординарец Никитушкин с охапкой хвороста и котелками.

– Топить? – спросил Железнов.

– Так точно, товарищ комдив.

Никитушкин был старый воин. Он никак не мог привыкнуть к тому, чтобы обращаться по званию и, следуя привычке, усвоенной еще в гражданскую войну, обращался по должности.

На столе, попахивая керосином, лежала свежая газета, и Яков Иванович про себя похвалил Хватова: «Молодец, комиссар! Когда же он успел выпустить?»

– Хватов работает? – спросил по телефону Яков Иванович.

Дежурный телефонист ответил:

– Товарищ Хватов пятнадцать минут назад сказал, что ложится на полчаса отдохнуть. Позвонить?

– Нет, не надо. – Яков Иванович позвонил к оперативному дежурному и сказал, что выезжает в исходный пункт.

…Пропустив мимо себя полк Нелидова, Железнов, Добров и адъютант, чтобы разогреться, пробежались по накатанной, хрустящей свежим снегом дороге.

Звезды блекли. Казалось, это происходит от сильного мороза, а не оттого, что наступает рассвет.

Яков Иванович оставил на исходном пункте Доброва, а сам сел в машину и направился за полком Нелидова. Вскоре его нагнал Хватов. На привале они вышли из машин и направились к дымившим махоркой бойцам.