Испытание - Алексеев Николай Иванович. Страница 79
Посадив Гребенюка лицом к огню, Юра подбросил в костер хворосту. От жаркого пламени стало совсем тепло. Устилая хвойными ветками свои сани, Юра рассуждал: «Сегодня же доберусь и спасу полк!.. А как же он?.. Вдруг волки набросятся?.. – Юра поежился, по спине пробежал мороз. – А что, если положить его в сани, закутать попоной и пустить вперед Соньку прямо вот этой колеей, а за ней на длинном поводе Буланого?..»
– Ну, что ты там мешкаешь?.. Быстрей!.. Быстрей же! – Гребенюк беспомощно замахал рукой.
– Сейчас! – отозвался Юра.
– Готов?..
– Готов, дедушка, только я хочу…
– Не перебивай! – Гребенюк посмотрел на Юру в упор. – Повтори, что я тебе сказал!.. Где по нас фрицы стреляли?
Юра повторил.
– Теперь поклянись… – Гребенюку говорить становилось все трудней, он, видимо, собирал последние силы. – Поклянись мне, что выполнишь…
– Клянусь, дедушка, как товарищу Ленину. – И Юра вскинул руку ко лбу, отдавая пионерский салют.
– Ну, Рыжик, прощай!.. Передай командиру, что я сам не мог, пусть на меня, старика, не гневается… – Он хотел протянуть руку, но она бессильно упала на колени, голова старика свесилась, и он повалился на землю. Юра напряг силы, уложил потерявшего сознание Гребенюка поудобнее в сани и накрыл попоной.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Усталая, вся в изморози, Сонька, почувствовав близость жилища, хрипло заржала. За ней подал голос и Буланый. Вдали послышался лай собаки. Проехав еще немного вперед, Юра сквозь стволы вековых сосен увидел, как заблестели стекла одинокого, стоявшего на отшибе домика.
Юра остановил Соньку, слез с саней и, прячась за самую толстую сосну, стал рассматривать затерявшуюся в лесной глуши избу.
«А что, если в этой избушке фрицы? – От этой мысли Юре стало не по себе. Но как ни было страшно, Юра все же направился к дому, но тут же за забором раздался раскатистый лай пса.
«Собака? – обрадовался Юра. – Раз собака жива, значит, фрицев нет».
Успокоив себя, Юра взял вожжи и направил сани прямо к этому дому.
У ворот их встретила женщина в шубе, закутанная в большой клетчатый платок.
– Куда, мальчик, путь держишь? – спросила она.
– А мы, тетенька, к вам едем, – сказал Юра, соскочив с саней. – Фрицев у вас нет?
– Нет, бог миловал, – певуче протянула женщина.
– Пустите нас, пожалуйста… Дедушка ранен. Без памяти…
Женщина подошла к саням, глянула на Гребенюка и, ничего не говоря, отворила ворота. Во двор из дома вышел мужчина. Они вместе подняли старика, внесли его в избу, прямо на вторую половину, и там положили на кровать.
Юра тут же возвратился к коням, ввел их во двор, опустил подпруги и, бросив им под ноги сено, вернулся в избу. Старик, уже раздетый, лежал в постели, около него возились хозяева.
Юру здесь все удивляло: необыкновенная чистота, от которой он уже отвык на фронте, образа с полотенцами, фотографии вокруг небольшого зеркала над комодом, среди которых было много карточек военных в мундирах, с крестами и медалями на груди. Его поразило и то, что хозяйка так быстро и умело перевязала Гребенюка, и то, что в этой глуши нашлись бинты, йод и спирт, чего даже не было в Княжине.
«Наверное, буржуи, сбежали от Советской власти», – подумал Юра и спросил:
– А как вас зовут?
– Меня, малец, зови дядя Вася, – ответил хозяин, поглядывая исподлобья добрыми черными глазами. – А тебя как величают?
– Меня Юрой звать… А не страшно нам здесь оставаться?..
– Смотря кого бояться… – ответил дядя Вася, опуская голову старика на подушку.
– Кого же? Врагов, фрицев и разных там предателей… – ответил Юра, зорко следя за каждым движением хозяев.
– Если их боитесь, то не страшно, здесь таких нет! – Улыбка расползлась по широкому, заросшему бородой лицу дяди Васи.
– …А вы не колхозники? – спросил Юра. Он никак не мог отделаться от подозрительности, которую вызывал в нем этот дом.
– Единоличники, – огорченно вздохнул дядя Вася, – хотел бы в колхоз, да ведь из одного двора колхоза не сделаешь… – Он налил из кувшина воды в кружку и подошел к Гребенюку.
– А какая деревня отсюда близко? – снова задал вопрос Юра.
– Деревня? – удивленно переспросил дядя Вася и незаметно моргнул хозяйке. – А вы разве сами-то не через деревню ехали? – Он положил намоченное полотенце на разгоряченный лоб старика.
– Через деревню… Но мы-то оттуда ехали, – показал Юра на замерзшее окно, – а я, дядя Вася, спрашиваю про то, как с этой стороны.
– А… Тут-то далеко, – ответил дядя Вася и обратился к хозяйке: – Сваргань-ка, Марья Никифоровна, что-нибудь покушать, гости-то, чай, проголодались.
– Спасибо, пожалуйста, не беспокойтесь, – учтиво, как учила его бабушка, сказал Юра. – Я возле дедушки посижу…
Дед Гребенюк спал, а на столе появилась такая аппетитная, поджаренная на сале яичница, что Юру невольно потянуло к столу.
– Садись, малец, заправься! – дядя Вася гостеприимно стукнул по скамье широкой ладонью.
Юра сел на табуретку против дяди Васи и, будучи голодным, стал есть быстро, заправляя за обе щеки. Это не мешало ему все же строить дальнейшие предположения. Он решил, что хозяева не просто единоличники, но даже еще и кулаки, ведь у них было сало, которого Юра давно не видел.
– Сами-то откуда? – медленно нарезая хлеб ломтями, как бы невзначай спросил дядя Вася.
– Оттуда… – растерялся от этого вопроса Юра и назвал первую пришедшую на ум деревню. – Из Середы.
– Из Середы?.. Когда же ее взяли? – спросил дядя Вася, наверняка зная, что она все еще находится в руках фашистов.
– Вчера взяли! – не задумываясь, ответил Юра. – Мы ехали, хлеб нашим везли…
– Кому это «нашим»?
– Нашим в полк. – Юра тут же спохватился, что проболтался, и румянец залил его лицо. – То есть не в полк, а…
– Понимаю, сынок, – военная тайна!..
Дядя Вася положил заросший черной щетиной подбородок на свои большие кулаки и, глядя на Юру прищуренными глазами, спросил:
– Где же дедушку ранили?
– Его фрицы ранили… Стреляли со стороны деревни, той деревни, которую с опушки леса видно. – И Юра подробно рассказал о том, как все произошло.
– А как же будут ваши фамилии? – продолжал свои расспросы дядя Вася.
– Я – Рыжиков Юра, а дедушка – товарищ Гребенюк.
– Ну, вот и хорошо!.. А то гостюете, а кто будете, не знаем. – Дядя Вася погладил Юру по голове. – Ну, ступай, посиди возле дедушки, если хочешь.
Гребенюк спокойно спал, похрапывая во сне. Юра все еще не отделался от своих подозрений. Он оглядывался вокруг, стараясь наконец понять, кто же такие хозяева этого дома, потом на цыпочках подошел к комоду. На комоде лежал немецкий иллюстрированный журнал. С обложки глядел здоровенный самодовольный гитлеровец, он стоял, широко расставив ноги, а позади него из-за колючей проволоки смотрели измученные лица пленных красноармейцев. «Вот чем интересуется дядя Вася!..» – подумал Юра и решил, что хозяева не только кулаки, но еще и предатели. Он со злостью двинул журнал в сторону. Из журнала вдруг выскользнула тонкая записная книжечка. Юра одним пальцем приподнял ее коричневую корочку и на первом листе прочел: «Каждый на своем посту герой. П.Рыжов». Эти слова он не раз слышал от Гребенюка. И ему показалось, что эта книжечка принадлежит одному из тех красноармейцев, что на обложке журнала выглядывали из-за колючей проволоки. Юра перевернул еще листок, под ним лежала сложенная пополам газетная вырезка. Он развернул ее, и сердце его тревожно забилось: он вновь прочитал уже знакомые ему строки о награждении орденом Ленина генералов и офицеров, среди которых значился и полковник Железнов. Фамилия Железнова была подчеркнута.
«Наверно, они знают папу?» – подумал Юра и, позабыв всякую осторожность, с записной книжкой в руках пошел на другую половину избы к хозяевам.
– Чем это ты так взволнован? – спросила его Марья Никифоровна, и вдруг как-то очень по-родному прижала его голову к своей груди. – Эх ты, горе мое горемычное!..