Нелюбимый (СИ) - Доманчук Наталия Анатольевна. Страница 12

Это была маленькая победа. Но она понимала, что войну она все равно проиграет. Ярослав и здоровей ее, и умней. Он устроит все так, что ей никто не поможет и никто не спасет.

За неделю до совершеннолетия она уехала в город на поиски Оксаны и Гали. Ей было известно только то, что ее подруги устроились в массажный салон и зарабатывают хорошие деньги. Москву она совсем не знала, но район, где они работают, запомнила: Кузнецкий мост.

Туда и поехала, прогуляв школу, но девочек не нашла. Зато прогулялась по Красной площади, посмотрела на Кремль, прошлась по Арбату. Вернулась совсем другая: ей так понравилась эта Москва, что она готова была прямо сегодня собрать вещи и убежать, несмотря на то, что аттестат еще не получила.

Но судьба распорядилась так, что Оксана сама приехала к Алевтине в день ее рождения, она даже привезла ей подарок — новую кофточку с люрексом: яркую и очень красивую. Но Аля, даже не рассмотрев ее, бросилась в объятия подруги и затараторила:

— Возьми меня с собой! Пожалуйста! Я не могу больше тут находиться! Я готова делать массаж круглосуточно, только бы не быть рядом с этим уродом!

Она плакала, держала Оксану за руку и отпускать не собиралась.

— Не возьму! Нет никакого массажа. Есть проституция. И я сама не знаю, как из этого дерьма выбраться. Галя вся в шоколаде, хорошо устроилась, подлизала жопу нашей Агате, мамочке, как все ее называют, и в основном ей прислуживает, с клиентами только пару раз в неделю трахается и то сама выбирает побогаче и помоложе. А я сплю со всеми подряд. И поверь мне, Ярослав — это маленький аленький цветочек по сравнению с теми, с кем приходится иметь дело.

— Он сегодня меня… вскроет, — тихо сообщила Алевтина подруге.

— Ты серьезно? Он так тебе еще и не тронул? Ну дает! Да и ты, похоже, крепкий орешек… молодец, уважаю!

— Я все равно убегу сегодня. Не знаю куда. Но в дом к ним не вернусь, — Аля заплакала.

— Слушай… — Оксана потащила подругу к скамейке и обе плюхнулись на нее. — А что, если продать твою девственность?

— Чего?

— Не смотри на меня так. Все равно лишишься ее. А так можно заработать за раз и уехать отсюда подальше. Поедешь в другой город, поступишь в медицинское училище, как ты мечтала. У тебя хоть будут деньги на первое время, понимаешь?

— А кому нужна моя девственность? Кроме Ярослава…

— О, ты даже не представляешь сколько испорченных придурков с больной фантазией ходят по этому свету! Думаю, ее можно продать легко и дорого. Поехали!

Оксана вскочила и потянула Алю за руку к остановке.

Через полтора часа они уже были в центре Москвы. Алевтина узнала улицу, по которой еще неделю назад гуляла, и опять восхитилась столицей.

Они поднялись на третий этаж, позвонили в дверь, и им открыла Галина.

— Какие люди! Наконец-то! Правильный выбор!

— Тут чуть другая ситуация, — доложила Оксана и потянула ее за руку в угол и стала что-то шептать на ухо.

Галя кивнула и удалилась в гостиную. Возвратилась она уже не одна, рядом с ней шла низенькая тучная женщина с высокой, идеально уложенной прической. Ее губы были обведены ярко-красной помадой и пахло от нее вкусно, каким-то очень изысканным парфюмом, Аля даже сделала глубокий вдох, чтобы насладиться этим запахом. Женщина подошла еще ближе и начала рассматривать девушку.

— Куртку сними.

Девушки помогли Але и потянули рукава куртки на себя.

— Худая такая, кожа да кости. Восемнадцать хоть есть?

Все трое закивали головой, а Галина сказала:

— Агатушка Вениаминовна, на любой товар есть покупатель, вы же знаете. Эдуард Львович, например, любит худых и без груди.

Аля сначала хотела возразить, что у нее есть грудь, но не решилась.

— Давайте Давиду Валентиновичу предложим? — предложила Оксана. — Ему Катя сейчас массаж заканчивает, он в джакузи посидел и от секса сегодня вообще отказался. Но тут интересная ситуация, вдруг согласится?

Агата Вениаминовна задумалась, вздохнула и направилась вглубь квартиры. Постучав по двери костяшками пальцев, она зашла в комнату, где Давиду закончила делать массаж девушка в длинном белом парике. Мужчина уже сидел на массажном столе, а она протирала его спину пушистым полотенцем.

— Оставь нас! — грозно приказала женщина.

Девушка за секунду выпорхнула из комнаты, а Агата Вениаминовна присела на диван напротив массажного стола.

Давид продолжил вытирать себя и с любопытством посмотрел на женщину:

— Что-то случилось?

— Да так. Хотела тебе предложить девственницу…

Давид засмеялся:

— Слышал, что гименопластика сейчас стоит сущие копейки. Мне это зачем, Агата?

— Нет, девочка чистая, невинная. Ей срочно деньги нужны.

— Неужели ты до сих пор веришь этим песням и не слышишь, что звучит та же музыка, те же слова? Или ты постарела и веришь, что это будет ее первый и последний раз? — Давид опять рассмеялся. — Я тебя понимаю, сам становлюсь сентиментальным. Стареем…

— Ей срочно нужно. Не возьмешь ты, придется положить под Рустама, он через пару часов придет. Помнишь этого бугая?

Давид встал с массажного стола и бросил полотенце на стол:

— Может, и лучше. Ей хороший урок будет. Все, что ни делается, к лучшему, так ты мне все время говоришь?

Он стал надевать брюки и рубашку, а Агата все смотрела на него и молчала.

— Ладно, Давидушка, прости за беспокойство. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Давид обернулся, застегивая ремень, и улыбнулся:

— Спасибо, взаимно. Что-то ты неважно выглядишь, опять почки шалят?

— Есть немного…

Она подождала, пока он оденется, и вместе с ним вышла из комнаты. Давид направился в коридор, а к Агате подбежали Оксана и еще две девушки и увели в кабинет: им позвонил какой-то важный клиент и они хотели обсудить с ней, кто его будет обслуживать.

Когда Давид зашел в прихожую, Аля, которая до этого сидела на диванчике, вскочила и уставилась на мужчину.

По ее щекам текли слезы, она испуганно хлопала ресницами и во все глаза смотрела на мужчину.

Он встал как вкопанный, как будто наткнулся на невидимую стену. Его взгляд был прикован к ее лицу: бледная кожа и глаза грустные, печальные, в которых плясали огоньки страха. Золотистые ресницы дрогнули, а уголки длинного лягушачьего рта трагично повисли.

Аля привыкла к этому взгляду. Ее часто так рассматривали, как будто хотели убедиться в том, что не может человек быть настолько некрасивым, должно же быть в нем хоть что-то приятное глазу? Но, не находив этого, люди или отводили взгляд или, как все мальчишки в детском доме, честно говорили:

— Вот ты уродина!

Аля перестала плакать, опустила руки, выпрямилась и подняла подбородок. Это был как вызов: да, она некрасивая. Да! На, смотри! Да, есть и такие люди на свете, и что? Что с этого?

Давид сам не понял, как сделал к ней еще один шаг и провел пальцем по щеке. Он плохо соображал и совершенно не контролировал себя. Хотел, пытался остановиться, подумать, но мысли разбегались, как тараканы, а воспоминания тонули в невесомом сером тумане. Перед ним сейчас была Алена, та, которую он впервые увидел: молодая, нежная, испуганная и такая же одинокая.

Давид протянул ей руку, и она сразу, как будто ждала этого, положила свою маленькую ладонь в его.

Он повел ее в спальню и закрыл дверь на ключ. Когда он обернулся к ней, она смотрела на него уже без страха, а с восхищением.

Он стал ее раздевать, немного суматошно, как будто боялся передумать и убежать, она помогала, потом даже потянулась к его рубашке, чтобы расстегнуть пуговицы, но он стянул ее через голову и повалил Алевтину на кровать.

У него не было возможности задуматься над тем, что творится с ним сейчас, потому что эти старые, бесконечные воспоминания и сегодняшние впечатления и эмоции распирали его, и единственное, что ему хотелось, — продолжать. Он с восторгом смотрел в ее карие глаза, в которых выражалась кротость младенца, на ровные зубы, которые блеснули, как чистый жемчуг, когда она запрокинула голову и тихо застонала под ним.