Маска резидента - Ильин Андрей. Страница 21

Я впустил его в гальюн, подождал, пока он сделает свои дела (нашим легче, меньше на несколько сот граммов на плечах вдоль лебедки тащить), и, услышав звук текущей воды, встал за дверью. На выходе я ударил его костяшками пальцев в висок и, присев, подставил под бесчувственно падающее тело плечо. Даже поднимать, взгромождать на себя не пришлось. Сам куда надо лег и какую нужно позу принял. Торопливо, чтобы случайно еще кого в коридоре не встретить, но тем не менее совершенно бесшумно, я выбежал на палубу.

Напрямую до места было шагов пятьдесят, но я шел по затененным малопосещаемым местам и намотал втрое больше. Возле лебедок я снял с плеча ношу и потянулся к тросам. На завершение работы мне требовалось не более трех минут.

«Завтра сделаю выходной, — думал я, освобождая массивный крановый крюк, — а вот послезавтра...» А вот послезавтра я уже ничего не сделал. В самые глаза мне ударил мощный прожектор. Подчиняясь уже не разуму — он так быстро реагировать не умеет, — но наработанному в ходе многочисленных тренировок рефлексу, я отпрянул вправо и наткнулся на упертое в лицо дуло автомата.

Поднырнуть, вырвать оружие, убить противника ударом кулака в кадык, откатиться, взвести затвор... автоматически выстраивал я действия. Но не успел продумать и половины, когда мне в спину, чуть повыше лопатки, уперся еще один ствол.

— Только не надо подныривать, выбивать, убегать, — предостерег голос сзади, — без шевелений! — Значит, это не случайность, и, значит, кроме этих двух, как минимум есть еще один человек, который находится возле прожектора.

Я попробовал чуть сместиться в сторону, чтобы проверить плотность контакта. Но дуло сзади словно приросло к телу.

Хватко действуют ребятки. Миллиметра надежды не оставляют.

— Но-но, не балуй!

Ствол автомата спереди больно вдавился в мой живот. Хорошо вдавился, чуть не на дециметр. Теперь, дергайся — не дергайся, ничего не выйдет. Зажатый двумя стволами, словно букашка в гербарии иголками, я не мог даже шевельнуться. Если бы напор был не таким сильным, я бы мог попытаться неожиданным рывком ускользнуть в сторону, предоставляя противникам возможность пристрелить друг друга. Но в таком положении я непременно потащил бы зацепившиеся за одежду и тело дула за собой и получил бы две пули: одну сзади, другую спереди. По той же причине я не мог выбить оружие. Мне некуда было отпрыгнуть. Чужие руки обшарили мне карманы, подмышки, пах.

— Пусто!

Еще бы не пусто! Я не мародер — трофеев с трупов не брал. И, кажется, зря. По крайней мере сейчас мог бы изобразить происшествие как попытку случайно вырвавшегося заложника завладеть оружием.

Но зачем я тогда тащил оглушенного бандита чуть не через все судно на грузовую площадку? Я испугался оставаться в освещенном коридоре, боялся, что он придет в себя, поднимет шум.

Чего ж не пристукнул сильнее?

Страшно. Я никогда человека пальцем не трогал, а тут вдруг убить! Я и в первый-то раз еле сил набрался его ударить...

Вот это хорошо! Потому-то он и жив остался. Это похоже на правду, это подтверждается действием. Мне главное, чтобы они не связали предыдущие пять случаев с этой неудавшейся попыткой. Те мертвецы не мои, о них я даже не знаю! Я лежал себе на койке, ковырялся в замке наручников, пока он вдруг, бац, не открылся, а как он открылся, я начал о побеге мечтать, хотел пистолет добыть, а потом шлюпку спустить и до берега добраться... Теперь продумать детали: как выбрался, как на палубу поднялся. Главное, чтобы за всеми моими действиями стоял не план, а случайность. Случайно наручники расстегнулись, непонятно как в иллюминатор пролез. Сам не пойму, как умудрился на палубу подняться. Не иначе без сознания был! Не упомню, с какой веревки спортивный костюм снял...

— Шагай, — скомандовал все тот же голос. Это пожалуйста. Это я с удовольствием. Только как вы меня поведете? Так же: одно дуло в спину, другое в живот? Пятиться будете? Или с боков в клещи возьмете? Тогда у меня появляется надежда.

Чихнуть для аргументации движения (на чих они, надеюсь, стрелять не будут), резко упасть на спину и ударить по рукам, удерживающим оружие, ногами... Наверное, все же пристрелят, но могут и не успеть. Ах да, еще тот, за прожектором. Похоже, придется сигать в воду. Ну что, попробуем?

— Ой, мужики, секунду. А-а-а-а... — начал я свой смертельно опасный чих.

— Кончай гримасничать!

— Сейчас, мужики, сейчас. Что-то в нос попало. А-а-а! Чихнуть я не успел. А успел увидеть мелькнувший в свете прожектора чужой, летящий мне в висок, кулак. «Левша», — успел отметить я и отключился.

В той темноте мне было блаженно. Не надо было никого убивать, не надо было ни от кого спасаться. В той темноте я был свободен. Глаза я открыл уже в каюте, вернее, не в каюте, а в каком-то подсобном, вроде склада, помещении. В нем не было иллюминатора, не было ничего, напоминающего мебель, — только несколько стеллажей-полок и зарешеченная лампа под потолком. Руки и ноги у меня были связаны, а сам я лежал на металлическом полу.

— Очухался, — сказал уже знакомый мне голос.

Я догадывался, что нахожусь в кладовой не один. Вряд ли меня до прихода в сознание оставили бы без присмотра. Демонстративно застонав и одновременно шевельнувшись, я, не до конца открывая глаза, скосился в сторону. Три человека. Один с автоматом наперевес. Другой возле двери. Третий стоит ко мне спиной. Что-то нехорошее, что-то зловещее почудилось мне в этой третьей фигуре, словно потусторонним холодком дохнуло на лицо. Но вдаваться в подробности я не стал. Не до лирики. Даже если это окажется сам Джек Потрошитель, что с того? Изменить что-либо я не могу. Если Потрошитель, значит, выпотрошит, если Франкенштейн, значит, оживит. Это не суть важно. Жизнь я уже проиграл. Главное, как вместе с этой жизнью унести в тартарары Тайну.

Все-таки меня поймали за руку, и, как бы ни были тупы бандиты, они могут начать сопоставлять факты. Отсюда моя задача — запутать их, поставить как можно более глухую, скрывающую правду дымовую завесу лжи. Засыпать безудержным словоизвержением проклюнувшуюся ненароком истину. Такой будет моя тактика. Раскисать, плакать, каяться, врать напропалую, снова каяться и снова врать. До бесконечности. Я им такую словесную дизентерию устрою, что сам черт не расхлебает.

Теперь повторить новую легенду. Подтвердить каждый ее пункт фактическим материалом. Это я смогу. Любой факт — палка о двух концах: каким хочешь, таким и поворачивай.

Начнем с самого начала...

Продолжая лежать неподвижно, я на самом деле работал на пределе своих возможностей. В считанные минуты я выстраивал каркас легенды и на него, как на скелет, налеплял события последних дней. В нормальных условиях такая работа потребовала бы недели. Мне нельзя было упустить ни единой мелочи. Я должен был быть очень убедительным.

Каюта...

Наручники...

Иллюминатор...

Я не догадывался, что вся моя титаническая работа — лишь пустое времяпрепровождение играющего в мудреца идиота. Что ровно через минуту столь тщательно собранная легенда рассыплется на микроскопические кусочки, словно сброшенный с крыши небоскреба глиняный горшок.

Я суетился, не в силах понять всю глубину постигшей меня катастрофы. Мои слова были никому не нужны. Меня никто не собирался слушать. Самое мудрое, что я мог сделать, — это отдохнуть перед последним броском в ледяную воду реальности. Расслабиться, подумать о вечном. А я изводил себя напрасными надеждами. Строил планы!

Остановись, чудак! Тебе уже ничто не поможет. Твоя игра сделана. Время подбивать бабки! И то, что должно было случиться, — случилось.

Тот, стоящий между бандитами человек, обернулся. Кто бы мог за таким простейшим физическим действием предполагать такие разрушительные для меня последствия. Казалось, я на полном скаку ткнулся головой в бетонную стенку. Только что видел горизонт, дорожки, скачущих рядом соперников, препятствия, которые мне предстояло брать перспективы — и вдруг, хлоп, не вижу ничего, кроме издохшей кобылы, собственной вдребезги разбитой башки и неодолимой безнадежности монолитного бетона. На мгновение я даже утратил контроль над мышцами лица. Моя челюсть приотвалилась, и глаза вылезли из орбит. Хороша была, наверное, моя физиономия в этот момент! Недавно упорядоченные, как патроны в пулеметной ленте, мысли мгновенно разбежались врассыпную подобно неожиданно освещенным яркой лампой тараканам. Гениальные наработки, составлявшие костяк легенды, превратились в прах. Все ранее происшедшее представилось глупым, бессмысленным и наивным. Как детская боязнь купания в ванной новобранцу, призванному служить три года на подводной лодке.