Зима 41-го (СИ) - Лифановский Дмитрий. Страница 48

— Не церемонься с ними, Володя, а то сядут на шею, знаю я их! Гауптвахта у тебя там есть?

— Пока не требовалась, мои дисциплину знают, — не без гордости ответил майор, — но помещение имеется.

— Вот и сажай особо активных. Пусть остынут. Я их туда делом заниматься отправил, а не козни друг другу строить. Никак угомониться не могут! — в голосе Иосифа Виссарионовича появилось раздражение. С интригами ученых и ему приходилось разбираться, отрываясь от действительно важных задач. А самое плохое, что из-за этих интриг, в той реальности он наделал немало ошибок, лишившись отличных специалистов, которые могли бы вывести советскую науку на недосягаемую высоту. А может и нет, кто знает. Но все равно, теперь таких просчетов он не допустит. Сейчас даже осужденные по расстрельным статьям специалисты получали отсрочку высшей меры социальной защиты, с отбыванием наказания в учреждениях 4-го спецотдела НКВД[1]. Да и по доносам он поручил Берии разбираться тщательнее, а по ложным доносам отправлять доносчиков в те же шарашки, куда они хотели упрятать своих коллег. А то совсем распоясались. Даже его порученец в авиапромышленности Яковлев и тот отметился в этой вакханалии. А ведь он ему верил! Настроение начало портиться. Сталин раскурил трубку и встал из-за стола, остановив пытавшегося вскочить Волкова. — Сиди, Володя. Что там у тебя еще?

— Товарищ Сталин, в районе базы начались какие-то шевеления немцев. Разведчики видели в лесу хорошо экипированные поисковые отряды егерей.

— Почему именно егерей? — заинтересовался Сталин.

— Уж больно специфично по лесу ходят. Матерые. Считаю, это по нашу душу. Немцы не могли не заметить постоянные пролеты наших самолетов. И отвлекающими операциями партизан их уже в заблуждение не ввести. Аэродром они пока не нашли, но это дело времени. А там и на базу могут выйти.

— Что предлагаешь?

— Надо полностью прекратить полеты. Пусть успокоятся. Да и нам придется свернуть любую активность на поверхности. Наблюдение за территорией вести только техническими средствами базы. Пусть радиус наблюдения будет маленький, зато никаких следов. А сама база замаскирована хорошо. По ней пройдут и не заметят.

— Хорошо. Считаю твое предложение правильным. И проработай со штабом партизанского движения вопрос с аэродромом. Раз немцы начали его искать, найдут обязательно. Так пусть думают, что перерезали воздушный мост снабжения партизан. Я дам распоряжение Ворошилову и Понмаренко[2].

— Сделаю, товарищ Сталин.

— Все, идите, работайте!

— Есть еще один вопрос, требующий Вашего решения.

— Что еще? — в голосе Верховного послышалось недовольство, сюрпризы он не любил.

Волков собрался с духом. Сейчас решалась судьба дочери, уровень секретности был такой, что жизнь одного человека ничего не значила по сравнению с интересами страны. Но и скрыть информацию ему не позволяло чувство долга:

— Стаина в госпитале видела его одноклассница, — выпалил Волков на одном дыхании.

Иосиф Виссарионович, прищурившись, как сквозь прицел, посмотрел на майора.

— Какая из трех? Волков удивленно вскинул брови, про то, что в госпитале работают аж три одноклассницы Стаина, он не знал. Да и не мог узнать. База занимала все время и ресурсы. Единственное, что он смог сделать — выделить людей для охраны Александра. Но ребята чистые силовики и поиск и анализ информации в их задачи не входит. А Сталин знал! Значит сопровождением и прикрытием Стаина теперь занимаются другие люди. — Что удивлен? — усмехнулся Иосиф Виссарионович.

— Нет, товарищ Сталин, — первое удивление прошло. А действительно, чему тут удивляться? Не мог Верховный пользоваться только одним каналом информации. Да и осведомленность Иосифа Виссарионовича говорила о том, что именно в этом госпитале Саша оказался не просто так.

— Безопасность Александра теперь будут обеспечивать люди товарища Берии. Он его втянул в свои игры, ему теперь и отвечать. Головы бы оторвать им за самоуправство, но очень уж жирные рыбы попались нам в результате их самодеятельности. Поэтому наказывать не буду. Но и на награду Стаин пусть не рассчитывает. Теперь по твоей дочери с ее подругами, возьмешь с них подписки и вопрос исчерпан. Они все равно ничего толком не знают, но подстраховаться, чтобы фантазировали меньше и фантазиями своими не делились с одноклассниками, не помешает. Да и парню на пользу будет, а то не ладится у него в школе, может и ошибся я, отправляя его туда, — Сталин замолчал, задумавшись, а потом, кивнув своим мыслям, продолжил, — ладно, пусть пока учится, а там видно будет. Не всегда же он воевать будет, надо и мирной жизни учиться. Поговори с дочерью, Володя, пусть помогут ему. Можешь рассказать девушкам Сашину легенду, да и про ранение придумаешь сам, что сказать. Глядишь, и сладится у него с кем-то из них. Дело-то молодое, а тут все так таинственно, героично и романтично, — Иосиф Виссарионович хитро усмехнулся в усы, а потом, посерьезнев, добавил, — а то загоним парня!

— Уже, — вставил Волков.

— Поясни! Мне не докладывали.

— Вчера был у Александра в госпитале. Мне сказали, что с ним все нормально, идет на поправку. А только начали разговор, Саша потерял сознание и начал бредить. То Вас, то какую-то Валю вспоминал в бреду. Профессор дал понять, что ухудшение на нервной почве произошло. Обвинил меня в недостатке внимания к раненному подчиненному, — Волков опустил голову. — А самое обидное, что справедливо обвинил, не были мы у него после ранения. Некому проведать было. А мальчишка подумал, что бросили его, или наказали за нарушение приказа, я так думаю. Да и разобраться, парень четыре года фактически в боевых условиях, и здесь, у нас он не отдыхает, а только наоборот…

Сталин раздраженно бросил трубку на стол. Волков замолчал, поняв, что перегнул. Ведь все только что сказанное им, Верховный наверняка принял на свой счет. Иосиф Виссарионович вышагивал туда-сюда по кабинету, а майор сидел, напряженно выпрямив спину и боясь пошевелиться. Немного успокоившись, Сталин сел за стол, набил трубку и закурил. Пристально посмотрев на застывшего истуканом Волкова, усмехнувшись, сказал:

— Успокойся. Прав ты. Но и не использовать знания и умения Александра мы не можем себе позволить. Сейчас война и работают на пределе все, вся страна. Со Стаиным же поступим следующим образом, — Иосиф Виссарионович сделал паузу, еще раз прокручивая в голове возникшие мысли, — пусть пока лежит в госпитале продумает ускоренную подготовку пилотов вертолетов. Нам надо еще хотя бы два нормальных экипажа. Не дело, что новое перспективное направление у нас зависит от одного человека. Случись что-то с Александром и нам придется в летной подготовке идти с нуля, как в их мире. Это недопустимо! Поможем ему во всем, вплоть до обучения отобранных экипажей на тренажерах на базе. Сроки я ставить не буду, сам их не знаю, но скажи ему, что это моя личная просьба. Пусть ускоряет процесс. Как только выбранные им люди начнут летать самостоятельно, обещаю, в лучший санаторий его отправлю. В Цхалтубо[3]. Сам там бывал, прекрасное место. А пока передай ему от меня пожелания здоровья. Все, Володя, иди. Меня там уже люди ждут, работать надо. Жене с дочерью привет.

Волков вышел из кабинета, поздоровавшись с ожидавшим в приемной Василевским. Мысли у майора крутились вокруг дочери. Похоже, Лена со своими подругами попала в сферу интересов их конторы и его, как отца, это не радовало. Не такой судьбы хотел он для нее. Но сделать уже ничего невозможно, остается только, предупредить и научить, чтобы Ленка с ее несносным бескомпромиссным характером не наделала глупостей.

Тихонов нашел Лену в той самой комнате, где они оставили свои шинели. Девушка сидела, забравшись с ногами на медицинскую кушетку, бездумно уставившись в стену. Больше никого в помещении не было. Алексей сразу задал самый важный для них вопрос:

— Про Саню никому не говорила?

Лена перевела взгляд со стены на старшину и отрицательно покрутила головой. Тихонов, облегченно вздохнув, присел рядом с ней, откинув белую простынку, которой была застелена кушетка.