Мир богов. Книга 2 (СИ) - Борисова Светлана Александровна. Страница 39

— Иди! — раздражённо отозвалась камеристка, и обрадованная девчонка тут же выскользнула за дверь людской.

Через несколько шагов горничная вспомнила, что во время своего поспешного бегства забыла взять своё ведро и повернула обратно. Стоя у двери людской, она подняла руку, чтобы постучать, но тут услышала голоса и замерла в нерешительности.

Девочка была робкой, но не глупой и понимала, что камеристка не обрадуется, увидев, что она вернулась. Набравшись смелости, она слегка приоткрыла дверь — этим утром она самолично смазала петли маслом — и превратилась в слух.

«Это всё, что ты узнала?» — раздался недовольный мужской голос и горничная, опознав его обладателя, едва не описалась со страху. Но затем до неё дошло, что вряд ли хозяин будет расспрашивать камеристку, что творится в поместье. Набравшись храбрости, горничная снова приникла к двери. «Простите, ваше величество, ваша недостойная служанка старалась, как могла… Ваше величество! Только прикажите, и я умру, но выполню любое ваше приказание!» — услышала она дрожащий голос камеристки. «Просто умри!» — раздался грозный рык, и перепуганная горничная прижалась к стене. В следующее мгновение она оказалась внутри людской и не в силах что-либо произнести прижала ладонь ко рту. Тело мёртвой камеристки стремительно разлагалось — сначала проступили трупные пятна, затем плоть размягчилась и начала расплываться. Увидев на теле копошащихся могильных червей, горничная вскрикнула и закрыла лицо руками.

Взяв за запястья, Кецалькоатль отвёл руки девочки и её тёмные, полные страха глаза уставились ему в лицо.

— Не бойся, Джейн, я тебя не убью, — усмехнулся бог. — Ведь ты тиха и незаметна как мышь и в то же время можешь войти в любую комнату, и никто не обратит на тебя внимания. Ты мне куда полезней, чем та продажная тварь, что заживо гниёт на полу.

— Что? — пролепетала несчастная горничная.

При виде глаз камеристки, которые с ненавистью следили за ней, девочка задохнулась от ужаса, но жёсткая ладонь намертво запечатала ей рот, и она лишь задушено пискнула.

— Издашь хоть звук, и я сверну тебе шею, — пригрозил Кецалькоатль, и она обмякла, а затем задергалась в безуспешной попытке освободиться из его хватки.

— Ну что, будешь работать на меня? — спросил бог, и горничная с готовностью закивала. Она согласилась бы на что угодно, лишь бы сбежать от него и страшного зрелища на полу. Тело камеристки к тому времени превратилось в скелет, обтянутый почерневшей кожей, но глаза мумии всё ещё были целы и с прежней ненавистью следили за каждым её движением.

Получив свободу, горничная как птица из клетки вылетела из комнаты и Кецалькоатль беззвучно рассмеялся: «Представляю, в каком расстройстве была бы Вифания, узнай, кто ты такая на самом деле». Звонкий детский смех — это Егорка и Ильюшка спустились вниз и устроили игру в прятки — стёр добродушное выражение с лица правителя Небес. «Конечно, сейчас не самое подходящее время, но пора действовать. Шолотль может сколько угодно нянчиться со смертной девчонкой, но лично я не намерен терять Вифанию из-за его дурацкой сентиментальности», — подумал он с глухой яростью.

Возвращение Шолотля лишь усилило ненависть, которую он испытывал к единоутробному брату, и не только потому, что теперь ему предстояла борьба за власть. Молва не ошиблась, говоря, что он неравнодушен к жене Золотого императора.

Поначалу Кецалькоатль презирал брата за привязанность к Вифании и чувствовал себя отомщённым, видя, что тот влюбился в ту, которая в его глазах была всего лишь смертным ничтожеством. Просто убить Вифанию ему было недостаточно и он, чтобы сполна насладиться местью, стал под видом Шолотля являться к ней. Вифания не замечала подмены до тех пор, пока муж не вытеснил из её сердца Лилинда Бона, а любящее сердце прозорливо. Хотя Кецалькоатль стирал их встречи в её памяти, она стала всё чаще присматриваться к нему. Некоторая небрежность в подмене воспоминаний Вифании, которую он допускал в самом начале своих проказ, привела к тому, что в них возникла путаница и он, опасаясь разоблачения, прекратил свои визиты. Тем более что Шолотль что-то почуял и, ревнуя жену к неуловимому сопернику, приставил к ней верную ему Огненную стражу, которая незримо следила за каждым её шагом.

Когда стрела бога любви пронзила его сердце, Кецалькоатль поначалу взбеленился, а затем вдруг понял, что уже давно неравнодушен к Вифании и его чувства возникли ещё в ту пору, когда она была обычной смертной женщиной, но он в своей гордыне не хотел этого признавать. С той поры он всеми силами рвался к власти на Небесах, — ведь только так он мог быть вместе с той, кому принадлежало его сердце.

Вифания, которая отличалась незаурядным умом, естественно, догадывалась, что движет новым правителем Небес и почему он относится к ней более чем доброжелательно, но ценила его доброе отношение к себе и дочери. К тому же она скучала по мужу, и это поневоле вызывало у неё расположение к деверю, который был его точной копией.

Несмотря на всю свою любовь к жене брата, Кецалькоатль не спешил объявлять ей о своих чувствах. Пользуясь неопытностью Вифании в божественной магии, он постепенно пробуждал в ней стёртые ранее воспоминания. Увидев их очередную встречу во сне, она терялась в его присутствии и каждый раз вздрагивала, когда он как бы нечаянно прикасался к ней. Через некоторое время впечатление сглаживалось, Вифания брала себя в руки и снова видела в нём лишь брата мужа, но приходил новый сон, и всё повторялось сначала — к великому удовольствию Кецалькоатля. В общем, бог воинственных индейцев знал толк в охоте; боясь упустить вожделенную дичь, он избрал тактику приручения и был само терпение.

Крики расшалившихся детей вернули размечтавшегося Кецалькоатля к действительности, и он ещё раз пересмотрел насущные дела, после чего как обычный человек отворил дверь, ведущую в коридор. Здесь он преградил путь бегущим малышам и, когда они с размаху налетели на него, подхватил их на руки.

— Опаньки! Вот вы и попались! — воскликнул он тоном доброго дядюшки и укоризненно покачал головой. — Дети, передайте вашей маме, чтобы она лучше присматривала за вами.

Кецалькоатлю не пришлось искать смертную дочь брата: она явилась сама.

Подлетев к ацтекскому богу, Ирина выхватила у него сыновей и передала их подоспевшей няньке. «Пеняй на себя! Если ещё раз не усмотришь за детьми, я сверну тебе шею», — предупредила она и перепуганная женщина, низко кланяясь, забормотала извинения, а затем, крепко держа малышей за ручки, бросилась прочь от разгневанной хозяйской дочери.

Когда нянька и дети скрылись за поворотом, Ирина повернулась к Кецалькоатлю и в её руках появился кэм; концентратор энергии на его верхушке, похожий на глаз, мигнул недобрым красным светом.

— Никогда, слышите никогда, не прикасайтесь к моим сыновьям и даже не смейте смотреть в их сторону! — отчеканила она.

Лицо Кецалькоатля потемнело от гнева.

— Смеешь угрожать мне, смертное ничтожество? — прорычал он, и в его руках тоже появилось оружие.

Кэм ацтекского бога по всем параметрам превосходил кэм Ирины — как по длине, так и по размерам концентратора, тем не менее демонстрация силы её не устрашила. Она отпрыгнула на безопасное расстояние, чтобы из-за разницы в длине оружия её не достали первым же ударом, а затем и вовсе переместилась за пределы дома.

Проклятье! Намерения дядюшки не вызывали сомнений — его глаза смотрели как дула пистолетов. Он настроился на убийство, это было ясно, как божий день. Когда нянька увела Егорку с Ильюшкой, меня немного отпустило; я боялась, что Кецалькоатль не даст им уйти, но он, слава богу, оказался не настолько подл, чтобы за компанию со мной убить ещё моих детей. И всё же, ради их безопасности, нужно было увести его из дома.

Времени на раздумья не было. Я представила первое, что пришло на ум, и оказалась у развалин Грозолинской башни Руха.

М-да, не лучшее место! Слишком близко к Огненной страже, верной Кецалькоатлю, но сожалеть было уже поздно. Враг стоял напротив и, судя по выражению на суровом лице, на пощаду даже нечего рассчитывать.