Где я, там смерть (СИ) - Сербинова Марина. Страница 20

— Какой ты стал, — с нежностью, удивившей его, сказала она.

— Какой? — равнодушно отозвался он, продолжая смотреть куда-то перед собой.

— Взрослый… красивый. Мужчина. А вроде бы только вчера был совсем маленьким. Уже семья своя, ребенок. Хороший мальчик, очень на тебя похож. И жена у тебя хорошая, очень она мне понравилась. Любишь ее?

Джек пренебрежительно промолчал, лишь слегка усмехнулся. Уж не думает ли эта женщина, что он будет рассказывать ей о своих чувствах, о своей личной жизни, откровенничать об отношениях с любимой женщиной?

Забавно. Столько лет не проявлять к нему интереса, не видеть, а теперь спрашивать, любит ли он свою жену. Как будто ей это интересно. Джеку вдруг стало противно. Вся эта ситуация вызвало в нем какое-то отвращение.

— Как ты живешь? — продолжала она, ничего не замечая.

— Почитай в газетах.

Рамона улыбнулась.

— Да, ты стал таким знаменитым. Многого добился. Я вижу, что удача сопутствует тебе. У тебя есть все, и я рада за тебя. Слава, деньги, успех, любовь прекрасной женщины… — она на мгновение замолчала. — Береги ее, Джек, не обижай. Это счастье, когда рядом такая женщина.

Отшвырнув сигарету, он резко повернулся и пронзил ее полыхнувшим ненавистью взглядом.

— Ты пришла давать мне советы и учить, что делать? Очнись, дорогая, и посмотри, кто стоит перед тобой. Тебе ли меня учить? — губы его скривило презрение и отвращение. — Что это, запоздалый на два десятка лет голос матери из кучи говна и мусора, рассказывающий мне, как надобно жить? Тебе есть, что привести мне в пример, что есть у тебя, к чему бы мне захотелось стремиться, а? Расскажи, может, тогда я прислушаюсь к твоим советам.

Он сложил руки на груди и с насмешливой ухмылкой выжидающе смотрел на нее. Рамона опустила взгляд.

— Я просто хотела… я же от души… Я понимаю, что ты… Это голос не из говна и мусора, а из сердца. Моего сердца.

— У тебя есть сердце? — искренне изумился он.

Она медленно подняла на него глаза.

— Да, — серьезно ответила она. — Я понимаю, Джек, что у тебя есть право меня упрекнуть, но ведь теперь ты взрослый человек, к тому же очень умный, видел и знаешь жизнь, и ты должен меня понять. Я встретила другого мужчину, когда уже жила с твоим отцом, и я полюбила его, по-настоящему, и я не могла отказаться от этой любви, потому что это сделало бы меня несчастной на всю жизнь. Мы все имеем право на счастье, на любовь. Я оставила тебя не потому, что ты мне был не нужен, просто… Дэвид не хотел чужого ребенка, он хотел своих детей. Я надеялась, что ты поймешь меня, когда вырастешь… когда сам познаешь, что такое любовь. Я оставила тебя, потому что знала, что Джордж позаботится о тебе, что тебе будет хорошо с ним, лучше, чем со мной и Дэвидом. Я не напоминала тебе о себе, чтобы ты забыл меня, чтобы не причинять тебе боль, отказываясь забрать тебя к себе. Пойми, у меня была другая семья, и тебе не было в ней места. Ты бы не смог жить с нами, не с твоим характером. Да ведь ты бы и не пошел, я знаю. Тогда почему же ты сердишься на меня? За что? За то, что хотела чуточку счастья? Что не пожертвовала собой ради того, чтобы тебе было хорошо? Ну, прошло бы несколько лет, ты бы стал самостоятельным, начал строить собственную жизнь, завел бы свою семью, а я бы осталась у разбитого корыта, с нелюбимым мужчиной, со сломанной жизнью и упущенным счастьем…

— Ну, а что же у тебя есть сейчас? — холодно спросил Джек. — Счастье, любовь, жизнь, которой хотела? Получила ли ты, что хотела?

— Мое счастье было не долгим, Джек, — подавлено призналась Рамона. — Дэвид погиб, и я осталась одна. И с тех пор моя жизнь — это только борьба за выживание. Мне было плохо и очень тяжело, но я понимала, что сама выбрала себе дорогу, которая, к сожалению, оборвалась…

— А ты не думала о том, что совершила ошибку, не жалела о своем выборе?

— Нет. Если бы время повернулось вспять, я поступила бы также.

— Вот как. А мысль вернуться к нам тебе приходила в голову?

— Приходила. Только совесть мне этого не позволила. И я знала, что ни отец, ни ты не примете меня назад. Вы оба не умеете прощать.

— Если знаешь, зачем пришла?

— Я пришла, потому что мне больше не к кому пойти… потому что ты мой сын, моя плоть, моя кровь. С Джорджем мы давно уже чужие люди, а с тобой нас связывают неразрывные узы. Не смотря ни на что, мы друг другу самые близкие и родные.

— Правда? — Джек поморщился, развеселившись от ее слов. — Что-то не чувствую.

— Ну, не надо, сынок, не насмехайся. Перестань меня…

— Не называй меня так, я тебе не сынок! — вдруг зарычал он, мгновенно изменившись в лице. — И не смей говорить, что я твой сын! Благодаря тому, что ты не совалась в мою жизнь, никто не знает, кто моя мать, что собой представляет и как живет. И я не хочу, что бы узнали. Не дай Бог, пресса пронюхает, позора не оберешься.

— Ты стыдишься меня? Но почему? Я честная женщина, я зарабатываю себе на жизнь честным трудом.

— Кем? — презрительно фыркнул Джек. — Поломойкой? Официанткой? Нет уж, спасибо. Слишком разный уровень, слишком велика разница. Ты на дне, я наверху. Вот и сиди там, в своем дерьме, и не высовывайся, меня не пачкай.

Рамона покачнулась, но Джек не пошевелился, чтобы поддержать ее.

— Ах, — чуть слышно простонала она.

— Что ты ахаешь, сука? Ахать надо было, когда с мужиком своим трахалась. Потаскуха, какого хрена приперлась в мой дом?

— Не смей! — вдруг повысила голос она. — Не смей так со мной разговаривать! Я не потаскуха!

— А кто же? Как еще назвать женщину, бросившую своего ребенка ради мужика? Только потому, что он не захотел этого ребенка! Конечно, любовник важнее, что там до ребенка, в само-то деле! Можно и других нарожать, так ведь?

— Хорошо, Джек, хорошо, я потаскуха, я согласна со всем, что ты говоришь и еще скажешь, — она вдруг упала на колени и прижалась к его бедрам, обхватив их руками. — Джек, ты можешь ненавидеть меня, но ведь твой брат ни в чем не виноват. Он не делал ничего тебе плохого, так ведь? Шонн хороший мальчик, и он мечтает познакомиться с тобой. Он восхищается тобой, гордится тем, что ты его брат. Не отталкивай его, пожалуйста!

— У меня нет братьев! — фыркнул Джек, пытаясь оторвать ее от себя. — И сестер тоже. Я один. Я всегда был один.

— Нет, у тебя есть брат, есть! Ему сейчас девятнадцать, он совсем молоденький, не опытный, и такой еще беспомощный… А ты сильный, ты умный, ты высоко поднялся, тебе все по силам…

Джеку удалось оторвать от себя ее худые цепкие руки, и он неприятно засмеялся.

— Ах, вот в чем дело! Подыхать собралась и решила спихнуть мне своего ублюдка? Не выйдет.

— Я просто прошу немного позаботиться о нем, помочь. Что тебе стоит, Джек? Он твой брат. Вы должны дружить, общаться, поддерживать друг друга, ведь вы родные друг другу люди. Ведь у тебя и правда никого нет из родственников, кроме отца, но ведь он не вечен. А твоя семья, твоя женщина — сегодня есть, а завтра нет, а вот брат…

— Прикуси язык, гадина! Моя семья будет всегда! И моя женщина всегда будет со мной. А больше мне никто не нужен, а тем более какой-то мальчишка, будь он хоть самим Господом Богом!

— Джек, я умираю. Сжалься, дай мне умереть спокойно, с мыслью, что с моим мальчиком все будет в порядке, что у него будет такой покровитель, как ты… Я не прошу многого. Просто не отказывайся от него. Направь его, помоги в этой тяжелой жизни, где ты смог пробиться… Он совсем один, у него никого нет. И у него нет влиятельного отца, который бы помог ему…

— Мне никто не помогал, никто не направлял. Я всего добился сам, и мой отец не имеет к этому ни малейшего отношения. Вот и твой любимчик пусть сам о себе заботится. Нечего с материнской шеи на мою перескакивать.

— Но, Джек! Ну не будь ты таким упрямым и злым! Мсти мне, если хочешь, но мальчик-то при чем?

— А ты свое уже получила. И хахаль твой — тоже. Думали, что после того, как унизили меня и отца, будете жить долго и счастливо? Есть мудрая поговорка — на чужом несчастье счастья не построишь. А на несчастье ребенка — и подавно.