Мы из Конторы - Ильин Андрей. Страница 6
Там, в Брюсселе, полковник Городец получил все обещанное, рассказав все требуемое.
Не добровольно.
Под предлогом случайной простуды его закатали в военный госпиталь, где промыли мозги сывороткой правды, прокачали на полиграфе, подвергли гипнозу и устроили перекрестный допрос. Единственное, о чем полковник смог умолчать, это о том, что в бытность свою курсантом общевойскового военного училища он украл у своего сокурсника зубную пасту. Впрочем, об этом он как раз мог бы и рассказать…
Так полковник Городец стал предателем и врагом России пусть не под номером один, но три — точно!..
Глава 7
— Да вы что? Что вы такое городите? — не поверил главврач. — Да разве мыслимо такое?..
А случилось все так…
После отбоя и вечерней раздачи лекарств в палате номер семнадцать все уснули. И спали хоть не сладко, но крепко. Даже слишком, потому что, как потом выяснилось, вместо таблеток от колик и температуры больные случайно выпили снотворное.
Выпили и заснули.
Кроме одного, которому не давали покоя боли в сломанных руке и ноге и его дурной характер.
Он лежал тихо, сопя и похрапывая, но не спал.
Не спал час… Два… Три…
Полчетвертого он вздохнул, заворочался и негромко окликнул больных.
— Помогите, мне плохо!
Ему никто не ответил. Все спали беспробудным сном.
Тогда больной встал и, тихо ступая, поплелся к двери. Открыл ее, вышел в коридор и пошлепал по нему в сторону туалета. Его неблизкий, недоступный дизентерийным больным путь проходил мимо медсестринского поста. Где никого не было. Но это совершенно не значило, что ночная медсестра спала, потому что из близкой процедурной доносились сдавленные крики и стоны. Видно, медсестру кто-то давил.
И точно.
Когда не вовремя проснувшийся больной проходил мимо, стоны вдруг стихли и из-за двери высунулась голова медсестры. И голое плечо.
Медсестра испуганно огляделась по сторонам, грозно спросив:
— Больной… вы чего?!
— До ветру я. Живот болит! — пожаловался тот. — Мочи нет!
— У всех у вас болит! Нечего тут ходить! — справедливо возмутилась отвлеченная от процедур сестра. — Хождения после двадцати запрещены. Идите к себе и терпите до утра.
И, обернувшись, сказала в полураскрытую дверь:
— Такие капризные больные пошли… Все им неймется, все чего-то бродят, покуда в морг их не свезешь.
И то верно — лег в больницу — так лежи, чего ходить-то, тем более ночами?
Тут из-за двери высунулось еще одно плечо. Поболе первого. И высунулась всклокоченная голова. Мужская. Охранника.
— Ну ты чего — не понял? — свирепо спросил он. — Если доктор сказал в палату, значит, в палату! Приспичило ему! Иди давай, а не то ты у меня прямо здесь в штаны наложишь!
И высунулся по пояс.
Парень он был крепкий, весь в бицепсах, трицепсах и с квадратиками на животе, отчего был зазываем на посты медсестрами всех отделений.
Больной покорно кивнул и пошаркал обратно.
Он зашел в палату, но в койку не лег, встав подле двери.
Через полчаса он повторил попытку своего перехода в конец коридора. На этот раз он шел совершенно бесшумно, несмотря на то что прыгал на одной ноге. И прошел бы! Но, как назло, в момент, когда он пробирался мимо процедурной, откуда доносилось пыхтение и отчаянный перезвон пробирок, кто-то нажал кнопку вызова, и на посту запищал зуммер.
Вот ведь незадача! Как будто у ночных медсестер дел других нет, как к умирающим больным бегать!
Дверь распахнулась, и из нее выскочила медсестра.
В распахнутом халате на голое тело.
Что на голое — это понятно, неясно, почему в халате. Видно, и верно, в униформе, да больничной, да белой, есть что-то такое привлекательное.
Запахиваясь, медсестра воззрилась на больного, который перегородил ей дорогу.
— Ты чего опять тут? — грозно спросила она.
— В туалет я, — жалобно простонал больной.
Но провести медсестру было не так-то просто — знала она этих, с позволения сказать, пациентов.
— Гриш, — крикнула она, оборачиваясь назад. — Этот козел опять тут. Не иначе, подглядывает! Извращенец.
— Какой? — спросил из-за двери охранник, потому что всех на этом свете, кроме себя, считал козлами.
— Ну тот, что в первый раз был! — пояснила медсестра. — Видать, извращенец. Или хочет главврачу нас заложить.
Из-за двери выскочил крепкий хлопец, которому озимые поля плугом пахать вместо трактора, а не немощных больных охранять.
— Ах же ты, падла! — ласково сказал он. — Шпионить — да? А после доносы писать…
И дело было вовсе не в том, что его застукали на медсестре, а в другом. В том, что тот охранник был поставлен в эту больничку смотрящим, отчего оттуда периодически и бесследно стали пропадать наркосодержащие препараты, причем не без помощи влюбленных в ночного ухажера медсестер.
Так что не главврача боялся охранник.
— Чего у тебя — ножка сломана?.. — поинтересовался он, глядя на гипс. — Ну теперь еще и шея будет!
И вразвалочку подошел к больному.
— Я ничего, я случайно, я только в туалет, — испуганно залепетал тот, припадая спиной к стене.
Но его никто не слушал.
Охранник сграбастал его в охапку и потянул в конец коридора, как раз в туалет, но не для того, чтобы доставить ему облегчение, а чтобы потолковать по-свойски, отучив подглядывать, подслушивать и наушничать!
Он заволок его в туалет, прихлопнул за собой дверь и прижал больного к стене.
— Ну все, падла, счас я тебя буду по стене размазывать!
Быть размазанным по стене сортира было обидно. И негигиенично.
— Я ничего не видел, я случайно, я ничего не скажу! — забормотал больной.
— Конечно, не скажешь, — поддакнул ему охранник. — Потому что не сможешь!
И даванул так, что у его врага глаза на лоб выкатились. Как у вареного рака.
Ох и здоров же, черт! Точно, душу из тела на самые небеса выдавит!
Охранник повозил больного спиной по стене и, перебросив через себя, повалил на грязный пол, намереваясь насесть на него сверху.
Но не смог. Потому что оступился… Очень неловко.
Ну или не оступился, а просто как-то случайно упал. Башкой на кафель. А когда попытался встать, мыча, как обиженный бычок, снова как-то неудачно повернулся, налетев виском на коленку больного. Со всего маху! Да так неосторожно, что утратил сознание, рухнув в кабинку, лицом в унитаз. Отчего случился шум.
Тут уж следовало побыстрей сбегать.
Больной прикрыл дверь и припер ее под ручку случайной шваброй. После чего проскакал к окну, открыл раму и выглянул наружу.
Этаж был пятый. Внизу был асфальт.
Но сбоку по фасаду шла водосточная труба.
К сожалению, не близко…
В дверь застучала медсестра.
— Гриша, Гришенька, не убивай его, — кричала она. — У меня ничего с ним не было! Честное слово!
Но Гришенька ей не отвечал, рассматривая что-то в унитазе.
— Гриша-а!..
Теперь она поднимет своими воплями на ноги все отделение!
И точно, там, за дверью, пока еще глухо, застучали чьи-то шаги.
Все, теперь выход заперт любопытствующими больными. Скоро очнется охранник и бросится в драку… Или призовет на помощь своих приятелей… Или того хуже — милицию…
Ах как нехорошо…
Надо бы торопиться, пока дверь заперта…
Больной вновь проковылял по туалету, вернувшись назад, к примостившемуся на унитазе охраннику. Одним мощным рывком, обрывая петли, выдернул у него из наспех надетых штанов незастегнутый ремень.
Добрый ремень, кожаный… И пряжка литая…
Хорошо, что кожаный и что пряжка литая…
Вскарабкавшись на подоконник, больной из семнадцатой палаты высунулся в окно, вытянул руку и бросил вперед ремень, пытаясь зацепиться пряжкой за выступающую в сторону скобу водосточной трубы. С третьей попытки ему это удалось.
Он дернул ремень раз, другой, третий…
Потянул его на себя что было сил, упираясь в раму…
Пряжка держала.
Теперь все зависело от того, выдержит ли она и скоба нагрузку.