Настоящий полковник - Ильин Андрей. Страница 34

Он снова остался один. На этот раз — совершенно один! Без работы, семьи, близких ему людей. Но самое главное — без иллюзий. И значит, без перспектив.

Зря он не взял предложенный «замком» пистолет.

А может, не зря.

Он проиграл свой бой. Но он не капитулировал. Не сдался на милость победителя. Потому что никогда не сдавался.

Он, конечно, проиграл, но еще не убит. И значит, может попытаться чуть дороже, чем ему предложили, продать свою жизнь.

Да — он один! И в этом его слабость. Но и сила. Одному терять нечего. Кроме жизни. Которая при нынешнем раскладе не в счет.

Полковник внимательно огляделся по сторонам. Более внимательно, чем раньше. Он искал средства защиты. Искал оружие, пригодное для боя.

Например, кровать…

Кровать вбетонирована в пол, но у нее есть каркас. Металлический каркас. Который можно попытаться разломать на отдельные отрезки, получив увесистые металлические дубинки. У стульев можно выломать ножки…

Полковник сбросил с кровати матрас.

— От сволочи!

Кровать была нестандартная. Сваренная из массивных уголков, между которыми были растянуты пружины, Такую кровать разобрать было невозможно. Но можно было выдернуть из сетки соединяющую пружины проволоку.

Полковник несколько раз сильно в месте соединения пружин ударил ногой по сетке. Проволочные дужки разогнулись и свободно повисли. Зубанов освободил их, расправил по всей длине, одну из сторон согнул кольцом и обмотал плотными слоями ткани. Другую — заострил. Получились небольшие, наподобие шила, заточки.

Теперь он был относительно вооружен. Причем не только кроватной проволокой и ножками стульев. Но еще готовностью драться. Готовностью убивать. И умирать. Именно этим, а не заточенной о металлическое ребро кровати проволокой он был опасен.

Встать за дверью, ведущей в туалет, дождаться, когда они откроют дверь, или самому распахнуть ее, заклинить стулом в полуоткрытом положении и, пропуская противников по одному, бить их в не защищенные бронежилетом части тела. Бить в лицо. И в горло.

А еще лучше вырубить свет и затаиться левее дверного проема…

Полковник много раз отрепетировал будущий бой. Он вставал за дверь, приоткрывал ее, засовывал между ней и стеной стул и бил воображаемого противника в воображаемое горло заточкой.

Снова вставал и снова бил!

Потом выключал свет и, передвигаясь в полной темноте, снова бил! На ощупь Заранее до сантиметра выверив свое местоположение и траектории ударов. И точно представляя, где может быть лицо открывшего дверь врага.

И этим умением драться в полной темноте он был тоже сильнее противника.

Он был сильнее противника по многим пунктам. Но победить не мог. В принципе не мог. Потому что был один против многих. И был не в открытом на четыре стороны поле, а в замкнутом, с единственным выходом помещении. Он мог убить одного, двух, трех врагов. Мог даже четырех! Но пятый должен был убить его. Хотя бы потому, что заточка против пистолета не оружие.

Из этого бетонного мешка полковнику выхода не было.

Он это знал и был к этому готов.

Ночью, в конце вторых суток, зазвонил телефон.

— Да!

— Это я, полковник.

— Я понял. Когда?

— Теперь.

— Значит, уже приехали?

— Приехали. Через десять минут они будут у тебя.

— Спасибо, что предупредил.

— Я могу что-то для тебя сделать?

— Можешь. Прикончи легавых и брось мне вниз их головы.

— Нет. Этого не могу. Если что-нибудь попроще…

— Тогда — спасибо. Все, что ты мог сделать, ты уже сделал.

— Последнее слово.

— Говори.

— Прости, полковник.

— Бог простит.

Трубка зазвучала гудками.

Зубанов подошел к двери. Открыл ее. И, с корнем вырвав провод, бросил в темный коридор телефон. За ним, один за другим, стулья. Матрас. Телевизор. И все, что попало под руку.

Он загромождал подходы к двери, лишая превосходящие силы противника маневра. Об эти стулья и телевизоры его враги должны были спотыкаться, должны были падать, должны были мешать друг другу. Этот бытовой хлам выполнял функции противотанковых ежей, защищающих танкоопасные направления.

Ладно, пусть идут. А там посмотрим, кто кого. И кто — скольких.

Полковник подтащил к двери, прислонил к стене ножки стульев, сложил в нагрудный карман ручками вверх заточки. Три — две остриями вверх и вниз и одну между пальцев вперед — зажал в кулак правой руки.

Еще раз осмотрел поле скорого боя и выключил свет.

Теперь он был готов к отражению атаки. Теперь он…

В конце тоннеля замелькал свет. Послышались невнятные голоса. Полковник бесшумно прикрыл дверь. Прикрыл, а не закрыл, чтобы иметь возможность мгновенно ее распахнуть. И, стараясь дышать как можно тише, затаился.

Мелькающие в лучах фонариков фигуры приближались к двери. Их голоса слышались уже рядом. Полковник приподнял и напряг правую руку.

Ну давайте, давайте..

Идущий впереди человек, запутавшись ногами в разбросанном мусоре, выматерился.

— Он здесь вещи разбросал. Чтоб мы ноги перелома™.

Сделал последний шаг, остановился. В двух метрах от двери, за которой затаился полковник.

— Давайте!

Сзади ему передали длинный, с приваренным на конце кольцом шест. Он продвинул его дальше и ткнул им в дверь. Недостаточно сильно ткнул, потому что шест, лязгнув, соскользнул с металла двери.

«Что это за звук? — насторожился полковник. — Железо — по железу! Они пытаются открыть дверь! Пытаются не руками, багром. Или чем-то похожим на багор».

Лязг повторился.

Они не будут протискиваться в узкую щель между дверью и стеной. Не будут подставляться под его заточки. Они откроют дверь багром, оставшись в двух-трех метрах от нее. Они поняли, что он будет ждать их. Что будет сопротивляться. Они догадались…

Теперь их не достать! Если только… Если только не броситься вперед, как только дверь откроется.

Конец шеста, попав в какое-то углубление, прочно уперся в дверь. Человек навалился на шест. Ему помогли. Дверь стала медленно открываться.

Вот! Сейчас!

— Включайте.

В коридоре ярко вспыхнула электрическая, подтянутая из гаража, мощная лампа. Полковник зажмурился.

«Все, конец! — мгновенно подумал он. — Ослепили и теперь пристрелят! Но можно успеть прихватить с собой…»

Он, выставив перед собой заточку, бросился вперед, но дверь была открыта недостаточно широко. Дверь придерживали снаружи.

— Не дури, полковник! — сказал чей-то голос. Свет метнулся в сторону и перестал бить в глаза. Теперь лампа освещала наступающих. Зачем наступающих?! Если надо — его! Полковник сместился в сторону, чтобы можно было увидеть все пространство коридора. И увидел… Увидел напряженно замершие вдоль стен фигуры. Очень знакомые фигуры. Безнадежно знакомые фигуры.

Перед дверью стояли его бойцы. Оружия в их руках видно не было.

— Вы?..

Полковник опустил руки. Заточки глухо ударились о бетонный пол. Продавать свою жизнь за жизнь своих бывших друзей он не мог.

— Как же вы?..

Бойцы молчали, плотно прижимаясь спинами к стенам коридора. Они пропускали своего бывшего командира. И отворачивали лица от лица бывшего командира.

Полковник прошел по коридору. Полубоком, стараясь не задевать телом бойцов.

— Извини, командир…

За ними с развернутыми от бедра автоматами стояли облаченные в бронежилеты и каски с забралами омоновцы.

— Руки! Руки за голову! — разом заорали они, потрясая «АКСами». — Быстро! Стрелять будем!

— Здесь? Где кругом стены? — тихо спросил полковник.

— Молчать!

Омоновцы прыгнули, ударом ног в пах свалили Зубанова на землю, сели сверху, завернули, защелкнули в наручники руки.

— Вы поаккуратней! — крикнули из полумрака зубановские бойцы.

— Чего-чего?

— Руками не машите! А то…

— Что — а то?

Омоновцы, вошедшие в раж, перешагнули поверженное тело и надвинулись на огрызающихся бойцов.

— Чего — а то? Договаривайте, не бойтесь.

— Вас, что ли?