Хвост Греры - Мелан Вероника. Страница 7

Из дум меня выдернуло, когда в камеру, звякнув у решетки ключами, вошли мужчины в черном.

– Слазь! – приказали, сдернув меня с постели. – Кровать мы забираем.

И первый дернул железную спинку на себя – противно взвизгнули по бетону железные «ноги». Принялся рывками вытаскивать то, на чем я пусть плохо, но спала этой ночью.

– Эй! Куда?!..

Наверное, мне не стоило раскрывать рот, потому что второй схватил меня за шею жестко, больно – тут же кончился воздух. Прижал к стене с ударом моего затылка по бетону, размахнулся, наотмашь врезал по лицу. В башке зазвенело, загудело; мир дрогнул и поплыл.

И параллельно с этим явилась ясность – началось.

«Мы должны тебя сломать…»

Нет, не потому, что я открыла рот в попытке борьбы за кровать. Просто. Началось. Всхлип, жажда вырваться, но мои руки просто веточки по сравнению с бицепсами громилы, против его желания начать «ломку». Когда кулак «быка» взлетел для очередного удара, я успела заметить в наблюдательной рубке человека – Комиссионера с двуцветными глазами. Увидеть, как сжались его челюсти при взгляде на нас, как после он отвернулся. Наверное, ему было меня жаль, а может, просто противно.

Удар по лицу. Затем в живот.

В сознание плеснула муть, а вместе с ней слово дока «прореживатели».

И стало все неважно.

Глава 5. Еще не предел

(Jessie Murph – When I'm Not Around)

До момента, который я окрестила в своей голове «вечером», меня избивали еще трижды. Ничего не ломали, не позволяли потерять сознание от болевого шока – прицельная точность, максимальная боль. За антигуманные умения мужчины в черном могли бы получить при аттестации высший балл…

Кровати больше нет. Я лежала, скорчившись на полу, на тонкой лежанке у стены и не шевелилась. Движение означало новый визг агонии поврежденных клеток; стоило попробовать пошевелить рукой или ногой, подвинуться на сантиметр, и из легких от боли вышибало воздух. Стиснутые зубы, обожженные слезами ресницы. Лишь пульсирующий ритм синяков служил фоном моим собственным мыслям.

Я всегда была для себя «никем». Мечтала хоть как-нибудь, хоть чем-нибудь заткнуть ощущение внутренней пустоты, «невостребованности» и боролась с чувством собственной никчемности, как умела – училась быть лучше, смелее, ярче. Люди вокруг сияли, достигали успеха, процветали, купались в лучах славы, в то время как я стабильно оставалась во всем середнячком. Если посещала курсы по кулинарии, то блистательного шеф-повара из меня не выходило, если силилась постичь аудит, то сдавала экзамены самой последней, потому что не хватала материал на лету. Вечная «никто», вечная «никак». Куча тренингов, семинаров, несколько образований, и все та же серая Кейна, человек, так и не прикрепившийся к собственному внутреннему берегу. Работа в модельном агентстве лишь усугубила внутренние комплексы по поводу неброской внешности – то было наказание, а не будни. Жаль, что очевидным это стало не сразу.

Если бы не заключение, я бы не выделила себе время остановиться, оглянуться на свою прошедшую жизнь, взглянуть на что-то под иным углом. А здесь времени было достаточно, его было очень много, и оно тянулось бесконечно, каждая его минута.

Там, за пределами СЕ, я так и не успела стать кем-то.

Наверное, не успею уже никогда.

И пустота внутри лишь усилилась.

Из рубки наблюдал за камерами кареглазый, сидел за пультом управления, изредка бросал взгляды на меня – я их чувствовала касанием легкой изморози. Дистанционные сканы. Мужчина с двуцветными глазами не появлялся, хотя, лежа с закрытыми веками, я могла его временный приход пропустить.

Да и стоило ли ждать…

«Человек, которому не все равно, не отдал бы подобный приказ. И не позволил бы его исполнить…» – то был обиженный голос внутренней девчонки, желающей, чтобы ее хоть чуть-чуть любили. Только все это не сказка, и Комиссионер не принц. Если бы приказ начать «ломку» не отдал бы он, его отдал бы кареглазый. Или другой их коллега. Пустое, тлен, не имело смысла гадать…

От жесткого пола тело болело сильнее, кормить меня больше никто не желал. Почему-то не хотелось даже воды, и единственным занятием, оставшимся мне в услужении, было вспоминать, думать.

И я вспоминала.

Автобус в Нордейл, цветущие луга за окном, большой вокзал. Купленную в киоске газету с объявлениями – ее продала мне улыбчивая девушка в сарафане с голубыми цветами. Ненужная деталь, почему запомнилась? Квартиру я нашла сразу – дешевую, в центре. Все никак не могла поверить своей удаче, радовалась, что для собеседований не придется добираться до офисных кварталов часами, шалела от облегчения, что денег в кошельке как раз хватило. Настраивала себя на то, что за оплаченный месяц обязательно подыщу работу; да, жить придется почти впроголодь, но начинать с чистого листа всегда непросто.

Хозяин апартаментов, оказавшихся не очень большими, чистыми и удобными, был улыбчив, но суетлив и тороплив. Мне уже тогда следовало напрячься – слишком низкая цена, постоянно ускользающий взгляд незнакомца. Масляный, неуловимый. Но успокоила фраза: «Я просто внезапно решил улететь в отпуск, самолет через час, искать арендаторов, готовых платить больше, нет времени…» По этой же причине мы не стали составлять договор, ставить на нем подписи, пропустили все формальности. Деньги просто перекочевали из моего кошелька в чужой карман, я получила ключи и осталась на новом месте одна вполне себе счастливая…

До шести вечера.

Пока не вернулся настоящий хозяин квартиры.

Я никогда не имела дела с мошенниками и черными риелторами, не думала об их существовании, и потому, услышав щелкнувший замок входной двери, растерялась, испугалась. Законным владельцем сданной мне собственности оказался пожилой мужчина с морщинистым лицом и в пиджаке. И мужчина этот, увидев незваную гостью, с порога принялся кричать. Гнал меня, как паршивую овцу, хамил, угрожал, ткнул в лицо паспорт со штампом прописки. Сразу после начал меня фотографировать на телефон, заявил о том, что обязательно отыщет способ сообщить о правонарушении Комиссии, что «есть каналы», и что я – наглая взломщица и воровка – должна быть наказана по всей строгости.

До сих пор помнилось, как я бегала по комнатам, как ошпаренная, впопыхах собирала вещи, кидала то, что успевала найти, в сумку без разбора. И да, я боялась Комиссии – все в здравом уме ее боятся, – потому выгребла остатки денег из кошелька, попросила не писать никаких заявлений, оставила дубликат ключа на столе и ретировалась так быстро, как умела.

А после… улица.

Верно говорят: отчаянный человек – слепой человек. Несчастное настроение – гарант несчастных событий; я стала той, кто убедился в праведности данного изречения. Был вечер, когда я остервенело листала в телефонной будке толстый пыльный справочник, желая найти адрес хоть одной благотворительной организации, способной выручить попавшего в неблагоприятную ситуацию человека. Тщетно. Организации, где бы они ни были указаны, от меня прятались. Стучались в будку люди, мне приходилось их пропускать, чтобы позволить позвонить. Одного, второго, третьего… Дальше снова страницы справочника…

Единственным фондом помощи, который удалось отыскать, стала организация с влекущим названием «Гавань», и я потратила два часа, сбивая подошвы туфель, для того чтобы до нее добрести. К тому времени изрядно уставшая, очень голодная.

Узкий проулок, вонь от мусорных бачков, заколоченная дверь и свежие граффити на глухих окнах – вот и все, что мне удалось найти. «Гавань» не то разорилась, не то давным-давно переехала, о чем забыли сообщить желтым страницам.

Жизненный тупик, полная безнадега. В Нордейле у меня не было ни друзей, ни знакомых; очередная неудача ударила новой волной отчаяния. Выскользнула прямо на пыльный асфальт из ослабевших пальцев сумка…

Человеку не может так не везти, не должно.

Сидящий неподалеку бомж жевал толстый сэндвич – очень большой, наверное, вкусный. Мне не стоило даже открывать рта, он все понял по моему голодному взгляду, спросил: «Показать, где найти?»