Карающий орден (СИ) - Маркелова Софья. Страница 84

   Давно не мывшийся в простой деревенской бане профессор, избалованный городскими общественными парильнями, где было просторно и опрятно, неловко прилег на короткую лавку почти под самым потолком. Голова Ашарха гудела от тяжелых мыслей. Информация из дневника, которую он узнал, говорила о Лантее и ее целях куда больше, чем все беседы, случившиеся за несколько дней их общего путешествия. Теперь преподаватель невольно стал опасаться того, что по прибытии в пустыни он окажется заложником хетай-ра и марионеткой в ее откровенно рискованных политических играх. Такие дела часто несли за собой угрозу внезапной смерти от яда или ножа под ребро. Правителям обычно не нравилось, когда их сила не воспринималась всерьез подданными.

   Еще и тетя Лантеи со своим прощальным посланием окончательно выбила профессора из колеи.

   Тепло медленно и плавно проникало сквозь кожу, заполняя собой кости и мышцы, вливаясь в кровь и стремительным потоком разносясь по всему телу. Понемногу Ашарх расслабился, а когда на полке уже стало нечем дышать из-за жара, приступил непосредственно к омовению. Начерпав в широкую стоявшую на полу бадью кипятка и разбавив его прохладной колодезной водой, профессор с наслаждением залез в ванну, хотя места ему там едва хватало, чтобы присесть. И все же даже в подобной тесноте Аш с удовольствием отдыхал, с каждой минутой все больше размягчаясь и тая, подобно куску масла, брошенному в миску с густой горячей кашей.

   Определенно, это было именно то, чего ему не хватало все время, проведенное в дороге, - немного привычного комфорта и благ цивилизации. Голова сразу же стала легкой и чистой от дурных мыслей, словно ее помыли с мылом изнутри, а все тревоги исчезли без следа, оставляя лишь приятную слабость во всем теле. Ашарх долго отмокал в бадье, позабыв обо всем на свете и наслаждаясь покоем.

   После своего длительного купания профессор, обернувшись в чистую простыню, дошел до избы и сел прямо на ступени крыльца, подставив распаренное лицо легкому свежему ветру. Ему не хотелось возвращаться в маленькую тесную комнату, где высокомерная тетушка Лантеи непременно завязала бы с ним очередную натянутую, как тетива лука, и совершенно пустую беседу. А на улице стоял приятный вечер, наполненный запахами уходившего лета - горечью луговых трав и терпким ароматом дикой яблони, росшей где-то неподалеку. Чистое распаренное тело медленно остывало, от красноватой кожи поднимался едва видимый глазу пар.

   И в эту минуту Аш поймал себя на дерзкой мысли, что он рад, как все сложилось. Еще никогда жизнь не казалась ему такой насыщенной и опьяняюще яркой. Каждый день приносил с собой столько ошеломляющих впечатлений, нового опыта и знаний, сколько профессор никогда не сумел бы получить даже за целую вечность, проведенную в стенах библиотек.

   Ашарх долго сидел на крыльце, никем не тревожимый. Лантея уже успела натаскать свежей колодезной воды, охапку колотых дров и сама искупаться. Из бани она вышла укутанная лишь в простыню, как и ее спутник, и села на ступеньки рядом, тяжело дыша после парения. На мгновение профессор залюбовался белизной ее кожи, напоминавшей мрамор, исчерченный голубыми прожилками вен. Краска совершенно сошла с волос девушки, полностью обнажив благородную седину. Теперь это была та самобытная красота, какой обладала водяная лилия, без страха и сомнений каждый день распускавшая свои белоснежные лепестки на темной поверхности озера.

   - Я хотела поблагодарить тебя, Аш, - первой нарушила молчание хетай-ра.

   - За что?

   - За то, что посоветовал тогда не вступаться за погорельцев в Зинагаре. Я слишком поздно поняла, насколько ты был прав.

   - Я рад, что ты вовремя ушла с площади. Действительно рад, Тея, - мягко произнес профессор, впервые решившись назвать свою спутницу короткой и более нежной формой имени.

   - Но даже несмотря на то, что это был разумный поступок, я не чувствую себя легче.

   Девушка потерла переносицу, словно пытаясь сдержать непрошенные слезы.

   - Витим мертв, хотя он был последним человеком в этой стране, заслуживающим смерти, - шепотом продолжила Лантея. - И все мои попытки изменить его судьбу сделали ее лишь хуже.

   Аш, подобрав полы простыни, опустился перед осунувшейся хетай-ра на колени и взял ее руки, расслабленные и слегка прохладные. Он крепко сжал их в своих крупных горячих ладонях, словно мог вдохнуть в опустошенное сердце собеседницы частичку тепла через этот простой жест.

   - Он теперь под надежной защитой бога, Тея. Для него больше не будет боли и несправедливости этого мира. Мы помогли ему всем, чем смогли, - исполнили его просьбу, подарили надежду. Остальным мы распоряжаться не в силах, это прерогатива бога. Не вини себя, я прошу.

   - Я знала его лишь несколько дней, но в чем-то Витим был мне очень близок. И его позорную смерть я словно бы каждое мгновение переживаю сама, - голос Лантеи дрожал.

   - Терять близких по крови или же духу людей всегда непросто. Я и сам знаю, каково это... Когда сердце останавливается на мгновение и больше не может биться в том же размеренном ритме, что и раньше. Но боль проходит, она растворяется, как утренний туман. Пусть медленно и неохотно. Пройдет совсем немного времени, и тебе станет легче. Нужно только идти дальше.

   Преподаватель заглядывал в лицо девушки, пытаясь добиться ее внимания.

   - Пойми, как бы тебе ни хотелось сейчас отринуть эту мысль, но смерть приходит за всеми. Подчас неожиданно и непредвиденно, но никому этого не избежать. Умершие покидают нас, оставляя самое ценное, - память о себе. И наш долг состоит в том, чтобы пронести ее сквозь течение времени светлой и чистой, не позволяя тоске очернять этот дар.

   Лантея вздрогнула, словно эти слова пронзили ее, как острые иглы. Она пристально посмотрела на Аша, а в глубине ее расширенных зрачков виднелась затаившаяся печаль, которая вряд ли когда-нибудь исчезла бы оттуда без следа. Девушка мягко убрала свои ладони из рук профессора.

   - Я бы могла изменить все, Аш. Тогда на площади, - серьезно проговорила хетай-ра, сводя брови. - Если бы вокруг Тибоста не было такого количества стражи, то я бы свершила правосудие собственными руками. Потому что такие люди, как этот жрец, должны умирать.

   - Это не правосудие. Оно не свершается жестокой резней на глазах толпы.