Маска из другого мира (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич. Страница 26

— Денис! — представился бородач и крепко сжал мою протянутую руку. — Очень приятно!

— Михаил, — я в ответ назвал свое имя и тоже раскрыл образ. — Под маской все чины равны.

Затем наш новый знакомый, галантно изогнувшись, поцеловал руку Элечке–Беатриче и только после этого, хохотнув, поздоровался с Костиком–Сильвио. Оба открылись бородачу, показав свои маски, и теперь все необходимые формальности были соблюдены.

— Прошу любить и жаловать, дорогие коллеги! — наш могучий главреж просто цвел как магнолия на юге, хлопая довольного парня по спине. — Денис Байкалов, теперь наш Бригелла! Особо хочу подчеркнуть, что наш. Вы же понимаете, о чем я?

Артемий Викторович обвел нас всех торжествующим взглядом, выдерживая, по его мнению, эффектную паузу, но нам троим было и так все понятно. Во всяком случае я точно догадался, что режиссер как–то переманил в наш театр нового актера, направленного изначально в ТЮЗ. А тут еще сам Денис развеял всяческие сомнения:

— Из Ярославля прямо к вам, — и вновь хохотнул. — Вообще–то, нас с коллегой забросили в ТЮЗ, но Автандил Зурабович и Артемий Викторович решили, что справедливо будет усилить оба театра. Да и я сам, если честно, больше тяготею к классическим постановкам, чем к молодежному постмодерну.

Денис рассмеялся, будто отмочил забавную шутку, но было видно, что на самом деле он просто нервничает. А вот наш режиссер, напротив, довольно улыбается — словно кот, объевшийся хозяйской сметаной. Вот, значит, почему Гонгадзе стоял такой мрачный… Артемий же по факту перехватил актера, предназначавшегося не ему! Прямо под носом у конкурента!

— За что люблю нашего Капитана, так это за его тонкую дипломатию, — усмехнулся он. — С Автандилом всегда можно договориться.

И Артемий Викторович обвел полным гордости взглядом меня, Элечку и Костика, давая понять, как именно ему удалось переманить в наш театр Дениса. Ну, конечно — в ход наверняка пошел кусочек маски Капитана. Гонгадзе пожертвовал Бригеллой, чтобы усилиться самому. Я, конечно, пока еще слабо ориентируюсь во всех тонкостях, но такой человек как Гонгадзе вряд ли бы согласился на неравнозначный обмен. Да и Артемий Викторович точно не стал бы размениваться по мелочам. Значит, обоих все устраивает. Гонгадзе усилил свою маску Капитана, а Иванов получил Бригеллу как раз перед нашим первым рейдом. Кстати, интересно, сколько теперь процентов маски у Автандила? С учетом возраста самого Гонгадзе и его высокого положения — явно больше моих пяти. Десять? Пятнадцать? Надо бы уточнить, как можно определить целостность маски…

«Эй, друг! — я мысленно обратился к виртуальному помощнику, и тот отозвался внезапно подскочившей яркостью моего зрения. — Как мне оценить возможности чужой маски?»

«На взгляд это определить невозможно, — ответил внутренний голос. — Но есть некоторые косвенные признаки, например, полнота образа. Его корректное отображение доступно на десяти процентах и выше».

«Какие признаки есть еще? — уточнил я и, сопоставив погружение в нарисованную Автандилом картинку со сказанным моим виртуальным помощником, расширил вопрос. — Что, если вместе с образом маски меняется и окружающая действительность?»

«Фон появляется на двадцати процентах, — мгновенно просветил меня внутренний голос. — Это как раз второй признак».

«А третий?» — тут же спросил я.

«Примерную целостность маски можно определить по умениям преобразовывать предметы», — помощник вновь ответил мгновенно, а я вспомнил слова Артемия Викторовича о способности сильных масок создавать доспехи. Что ж, уже проще. И я теперь знаю, что у Автандила минимум двадцать процентов. А у Иванова? Скорее всего, не меньше — с учетом его образа Панталоне, который был весьма подробным. А фон? Не припомню у него фон… Если только я в тот момент просто не обратил на него внимание. Или же наш режиссер чуть слабее Автандила Зурабовича… В общем, чего гадать, проще подойти к Артемию и спросить. Только, разумеется, не сейчас.

И еще, конечно, мне интересно, какая же часть маски выпала из того убитого нами хутхэна. Один процент? Два? Пять? По моим прикидкам, учитывая размер, не больше двух. Да и Костик вроде бы говорил о таком количестве. Как бы то ни было, уверен, что даже крохотное усиление маски не должно игнорироваться. Как копейка рубль бережет, так и от процентов зависит полнота образов.

— Еще раз поздравляю, Денис, — Иванов тем временем пожал руку бородачу, — теперь уже вместе с коллегами. С нашим почетным режиссером Глафирой Степановной Северодвинской я вас познакомлю уже скоро. Она вам точно обрадуется.

— Глафира Северодвинская? — воскликнул новенький, с нескрываемым благоговением произнося имя старушки. — Она тоже?.. — тут он понизил голос. — Тоже из наших?

— Именно, — доброжелательно кивнул Артемий Викторович. — Пойдем знакомиться.

— Я, право, польщен… — главреж увлек Дениса, и теперь до нас едва доносились обрывки их разговора.

Бросив пару внимательных взглядов на проходящих мимо гостей вечера, я пристально посмотрел на Элечку с Костиком. Оба стояли спокойные, с абсолютно ничем не озабоченными лицами.

— И что вы думаете?

— Артемий Викторович — большой молодец, — улыбнулась девушка. — Переманил к нам Бригеллу в команду, воспользовавшись трофеем.

— Но нас все равно мало, — а вот Костик, похоже, в команде скептиков. — При этом тюзовские теперь гораздо сильнее, потому что их все равно больше и у них мощный лидер. У самого ведь Гонгадзе теперь одна четвертая маски, если я правильно посчитал…

— Двадцать пять процентов, — кивнул я. — Это ведь хорошо? А кусочек на сколько потянул?

— На три, — ответил Костик. — Про двадцать два процента у Гонгадзе, я помню, еще Артемий Викторович говорил. Никто ведь свою целостность не скрывает… Просто не говорят, если не спрашивают.

— Хочу спросить, — я тут же зацепился за его слова. — Какой у тебя процент?

— Семерка, — невозмутимо ответил брюнет.

— Понятно, — я решил сразу выяснить и другой важный момент. — А у Артемия Викторовича сколько?

— Девятнадцать, — покачал головой Костик. — С другой стороны, кусок–то все равно был от маски Капитана. Куда его девать? У нас актера с таким образом нет, так что Артемий Викторович, пожалуй, поступил логично.

— Но ведь он усилил своего конкурента! — я по–прежнему не понимал логику нашего режиссера…. Или, может, зря я смотрю на это все как на соревнование?

— И что? — вместо Костика отозвалась Элечка. — Конкурента, но не врага. У нас ведь одна цель — возвращение на потерянную родину…

— Это так, — подтвердил брюнет. — Мы ведь не воюем с ТЮЗом.

— А что тогда дает более полная маска, кроме полноты образа и фона? — я понял, что действительно изначально пошел не в ту степь, и переключил свое внимание на другую деталь. Заодно щегольнул знаниями, которыми со мной поделился внутренний помощник.

— Тут вот какое дело… — начал Костик. — После двадцати процентов не только фон появляется, но и новые уникальные способности. И особенности…

— Это какие же? — заинтересовался я, невольно вспомнив своего «двойного агента». Может, именно поэтому я не могу этим умением воспользоваться? Потому что мне до двадцати процентов как до Луны пешком? Хотя нет, Костик же сказал именно про что–то новое…

— У каждой маски есть главная уникальная способность, — принялся объяснять брюнет. — Например, у моей это «горячность». Или, как еще ее называют, «горячка боя». Сильвио, он же очень взрывоопасный в пьесах — чуть что, сразу за шпагу хватается. А в реальности это кратковременное усиление, которое помогает действовать быстро и с максимальным эффектом. Помнишь, у нас были берсерки в постановке «Беовульфа»? Вот у меня будет примерно то же самое. В Москве есть Леон с такой маской, так он бетонную стену кулаком может пробить… Жаль только, что это от двадцатки. А еще говорят, что потом каждые пять процентов способность сама усиливается.

Неплохо, подумал я. Значит, у Костика есть режим берсерка. А что у Автандила? Ради чего он так хотел довести свою маску до двадцати пяти процентов, что даже отказался от одного из своих актеров? Очень хочется верить, что это не какое–то усиление его внушения… Мерзкая штука! Я невольно скривился, Элечка обворожительно улыбнулась, Костик невозмутимо пожал плечами, и разговор как–то сам собой сошел на нет.