Сфера времени (СИ) - Ершова Алёна. Страница 4

Фросю и саму уже клонило в сон.

— Пойдем спать, — предложила она, вставая. Ретка охотно согласилась.

В доме, выкинув мешок, набитый сопревшей соломой и перетряхнув все шкуры, наконец, легли. Спать посреди леса, в избушке без двери, под стрекот кузнечиков и кваканье лягушек, было непривычно и страшно, но усталость и переживания прошлых дней взяли своё. Женщина заснула.

Проснулась Ефросинья еще до рассвета. Над ухом мерзко пищал комар. Отмахнувшись от надоедливого насекомого и подавив желание завизжать когда то запуталась в волосах, она аккуратно поднялась с постели и прикрыла свою подопечную шкурой. Утренняя прохлада была женщине не страшна. Термокостюм прекрасно держал тепло, а вот ребёнка студить было неправильно.

Во дворе присела на стоящую напротив избушки, грубо вырубленную лавку. Вдохнула холодный воздух.

Зарождался новый день. Небо, ещё по-ночному тёмное, медленно выцветало. Звуки, коими мгновенье назад был переполнен ночной лес, замолчали, замерли, затаились. Предрассветная тишина умылась туманом. Огладила каждую травинку, оставив росистые слезы. Казалось, ничто более не в силах нарушить немоту леса: вязкую, терпкую, прохладную. Мир не двигался, словно раздумывая, а стоит ли вообще оживать? Есть ли смысл в ежедневном воскрешении? Решился. Шагнул навстречу неизвестности и рассыпался на миллиарды звуков, запахов, красок. Зашелестела трава, запели птицы, ветер поднял пылинку и понес её в свою кладовую.

Ефросинья безучастно сидела на небольшой лавочке, во дворе странного дома, голова её была опущена, глаза раскраснелись от слёз.

Три дня она металась по лесу. Три дня пыталась сорвать этот ненавистный браслет. Три дня изнывала от жажды и голода. И три дня надеялась на возвращение домой. Её освобождение и окончательный приговор пришли неожиданно.

Что же такое должно было случиться, чтобы её до сих пор искать не начали? Или все же ищут? Нет, тогда бы на комбинезоне заработал специальный сигнальный маячок. У него радиус действия сто километров. Если бы кто-то прибыл, то сейчас же на плече начал мигать красный индикатор. Дополнительная гарантия безопасности, не связанная со сферой. Но раз молчит, значит, и нет никого.

И в доме никто давно не живет.

Холодным вихрем налетело отчаяние, разметало остатки самообладания. А что, если помощь вообще не придёт, потому что из-за потери туриста программу прикрыли, а случившееся засекретили? Как это переживут отец, Елисей, Марго?… А Иван? Горло сдавил спазм. Воспоминание их последней встречи мелькало в памяти яркими кадрами. Пройдет какая-то пара лет, и оно сотрётся, оставляя лишь ноющую боль утраты. Ведь она собиралась перед уходом сказать какие-то тёплые, ни чего по большому счету, не значащие слова. Готовила их, перекатывала на языке… и не решилась. Постеснялась, побоялась… Чего, спрашивается? Слезы горячими ручейками катились по щекам. Как мы, люди, любим мыслить категориями «потом», «завтра», страшась или не желая жить «сегодня» или «сейчас». Что мешало позвонить отцу перед отъездом, лишний раз потрепать по крашеной шевелюре сына, обнять на прощанье дорогого сердцу человека? А теперь уже поздно… Хотелось лечь на лавку и умереть от безысходности и жалости к себе. Лучше уж так, чем существовать в тринадцатом веке без нормальной еды, возможности помыться и с постоянным страхом, что нападут кочевники, разбойники или дикие звери.

Как быть дальше и что делать, было совершенно не понятно. Растерянная, она огляделась по сторонам. Солнце постепенно раскрашивало двор. Домик, колодец, баня с пристройкой, маленькая уличная печь, потухший костерок, рядышком котелок с остатками каши. «Ребёнок скоро проснётся, кормить надо будет чем-то», — подумала Фрося. Она не знала, надолго задержится девочка или нет, но чувствовала свою ответственность. И это чувство заставило подняться и заняться утренними делами.

________

[1] Зарукавье — широкая металлическая или тканевая застежка для стягивания рукава одежды.

[2] Семилопастные височные кольца — украшение племени вятичей. Могли носиться как у висков, так и вплетаться в косы.

[3] Волоковое окно — небольшое смотровое окно в срубе, располагалось меж парой бревен, что находились друг над другом. Из внутренней части конструкцию, как правило, закрывали с помощью задвижки.

Praeteritum II

Она же рече слузе: «Взыди на пещь нашу и снем з гряд поленце, снеси семо». Он же, послушав ея, снесе поленьце. Она же, отмерив пядию, рече: «Отсеки сие от поленьца сего». Он же отсече. Она же глагола: «Возми сии утинок от поленьца сего и шед даждь князю своему от мене и рци ему: в кий час се повесмо очешу, а князь твой да приготовит ми в сем утинце стан и все строение, ким сотчетца полотно его».

«Повесть о Петре и Февронии Муромских»

За ночь каша бессовестно прилипла. Отодрать её от котелка можно было только зубами, ну или пескоструйкой. Холодной колодезной водой она точно не отмывалась. Переложив остатки еды в небольшую глиняную миску, Ефросинья принялась за работу. Пока драила котёл, испачкалась сама с ног до головы. Обратная сторона котла вся закоптилась, и теперь черные разводы перекочевали на руки и лицо хозяйки. Проснувшаяся Ретка наблюдала странную картину: Лесная баба налила вокруг себя воды и в получившейся грязи изваляла котелок. «Ведьмовство творит», — решила девушка и принялась замешивать лепёшки. В закромах нашлось немного гороховой муки, её она соединила с остатками каши, чуть добавила воды и замесила тесто. Сковороды у Яги дома не было, но это не беда: Ретка умела печь лепёшки на плоских камнях. Металлические вещи в хозяйстве — большая редкость, поэтому каждый знал, как обходиться без них. На камень упал небольшой кусочек топленого сала. Пусть прогоркло и пахнет невкусно, но так тесто не прилипнет. В центр костра на треногу встал глиняный горшок с водой, в которой уже плавали земляничные листья да зеленые еловые шишки.

Ефросинья подняла голову от котла. Кажется, он стал ещё грязнее. Солнце уже щекотало верхушки деревьев, а возле костерка возилась девочка. Пахло не так чтобы вкусно, но живот тут же заурчал, а во рту выделилась слюна. Женщина постаралась вытереть руки о траву, но черная сажа намертво въелась в кожу. «Мыла бы», — подумалось с грустью. Сварить-то она его, пожалуй, сможет, но вот где ингредиенты взять? Да и не нарушит ли это ход истории? Хотя… это на Руси как-то слишком долго умудрились без мыла обходиться, а в Европе с десятого века делали. Так что теоретически и привезти могли в подарок или на продажу. А находок нет, потому что использовали все.

Из размышлений вырвала Ретка, кликнувшая завтракать. И они опять сели возле костра. Ели лепёшки да пили взвар. Фрося задумалась о том, что если ей придётся тут задержаться, то вопрос с едой и продуктами нужно решать в первую очередь. Есть одну кашу, которой проще дыры в стенах замазывать, чем переварить в желудке, она не сможет. А значит нужно собирать дары природы и вспоминать кулинарные премудрости. Дома хорошо было. Достал овощи из пачки или крупу в гидроразлагающемся пакете, запёк стейк или кинул во фритюрницу гадов, салат нарезал и все в восторге. В этой реальности, крупа варится часа два, мясо бегает, рыба плавает, а вместо растительного масла горклый жир. Фрося прикрыла глаза вспоминая. Много лет назад, когда она писала докторскую работу, то вместе с коллегами прожила полгода в модуле крестьянской избы. Этому эксперименту предшествовали годы теоретической подготовки. Так же перед погружением в модуль пришлось многому научится: ткать, шить, прясть. Готовить еду в печи. Когда у тебя из источников по быту только домострой — не разгуляешься. Что бы не завалить проект Фрося проштудировала кулинарные книги начиная с европейских двенадцатого века и заканчивая русскими девятнадцатого. Но читать это одно, а вот работать руками совершенно другое.

Сказать, что было сложно — ничего не сказать. Вначале всё пригорало, было не доварено, пересолено, покрыто плесенью. Отказывалось жеваться и перевариваться. Из-за её стряпни чуть не свернули весь эксперимент. А это еще продукты добывать не надо было! Но через три недели процесс постепенно начал налаживаться, и та же похлёбка с репой перестала вызывать приступ истерики…