Благословенный (СИ) - Сербинова Марина. Страница 116

Глаза Кэрол шокировано раскрылись.

— Свет? В моих лисятах? Но откуда?

И сердце ее вдруг перестало биться.

«Только не ошибись!» — словно наяву услышала она предостережение Габриэлы. Человек, в котором столько света, что он способен разогнать ее тьму.

«Скажи спасибо Рэю, только его присутствие разгоняет вокруг тебя тьму… но это недолго будет, не надейся! О, если бы он не оставил меня, я бы спаслась! Он мог меня спасти! В нем столько света… без его света эта тьма сразу поглотила меня… Почему он забрал тебя, а меня бросил на погибель?» — вдруг всплыли в ее памяти и слова Элен, сказанные при последней их встрече. Тогда Кэрол не поняла их, не придала значения. Когда она уехала из мотеля, словно что-то заблокировало ее, Луи перестал ее видеть. Все эти годы его слепил какой-то свет при попытке ее увидеть. Кто был рядом с ней все эти годы? Рэй. А потом его дети, которым передался его свет.

— Не может быть! — выдавила Кэрол почти беззвучно, потеряв голос от потрясения. — Это невозможно!

— Что невозможно, мам? Ты чего?

Но она не ответила ему. В бессилии упав на подушки, она закрыла глаза.

— Сынок, мне нужно тебе кое-что сказать, — не открывая глаз, прошептала она. — Ты не должен говорить папе о лисятах.

— Разве ты ему еще не сказала? Почему? Он же так обрадуется, когда узнает, что у него есть еще два сына!

— Не обрадуется, Рик. Потому что это не его дети. Они сейчас у Рэя. И Джек не догадался, как я понимаю, что это мои дети.

Мальчик смотрел на нее, открыв рот.

— Как это не его… А чьи? — пискляво воскликнул он, не совладав с эмоциями.

— Это дети Рэя. Прости, сынок.

Патрик ошеломленно смотрел на нее, не веря своим ушам.

— Как Рэя? Но ведь он мне поклялся… Он мне наврал? И ты тоже? Как же так? Как вы могли?

Из закрытых глаз Кэрол медленно покатились слезы.

— Если папа об этом узнает, он очень разозлится. Он убьет Рэя…

— Пусть убьет! И правильно сделает!

— И меня. И лисят. Пожалуйста, Рик. Ты можешь нас ненавидеть, но ведь они не при чем. Они такие маленькие, они ни в чем не виноваты. Ради них, только ради них — молчи.

— Их я тоже теперь ненавижу! Пусть папа вас всех убьет! Предатели! Вруны! А ты… Правильно папа тебя тогда в машине так назвал! Потаскуха!

— Да? — Кэрол открыла глаза, которые вдруг загорелись злостью. — А твой папа кто? Это он меня предал, он мне изменял! Всегда изменял, много раз! Почему же его ты не ненавидишь? Я сожалею о том, что сделала. Это было моей ошибкой. Я все время раскаивалась. Но мне было так плохо… так одиноко, я была очень обижена и зла на твоего папу… мне было так больно. Я просто захотела ему отомстить. Я тоже человек, живой человек. Почему ты готов простить отцу все, а ко мне всегда так строг? Значит, ему можно и дозволено все, а я всего лишь его рабыня, которая не имеет право на чувства, на обиду и боль, на свое мнение, волю, желания? Меня надо наказывать, за все и постоянно, я не заслуживаю ни прощения, ни понимания, ни снисхождения. Как собака. А он мой хозяин, которому можно все, вплоть до того, что распоряжаться мною и моей жизнью, все за меня решать, заставлять, принуждать, наказывать? Я любила его! О, как я его любила! А он вытер ноги об мою любовь! Если ты ненавидишь меня, тогда ненавидь и его. Так будет честно и справедливо. Он надругался над моей любовью — я над его. Если, конечно, он меня любил. Хотя я в это больше не верю. А Рэй… он любил меня. По-настоящему любил. И он в этом не виноват. Нельзя обвинять человека в том, что он влюбился, это происходит против воли, хочешь ты того или нет. Да, он не сказал тебе, и что? Как он мог сказать, ты хоть сам это представляешь? Как я могла сказать? Он любит тебя. Он знал, что ты не поймешь его и не простишь. А он не хотел потерять тебя, твою любовь, потому и не сказал. Конечно, ты можешь пойти и рассказать сейчас все отцу. Иди. Только прежде все-таки подумай, зачем и к чему это приведет. Действительно ли ты ненавидишь меня, Рэя и лисят настолько, чтобы приговорить нас к смерти?

Патрик выскочил из палаты с перекошенным лицом, а Кэрол долго еще смотрела на закрывшуюся дверь. Потом вздохнула и отвернулась к стене.

Как же она сама не догадалась? Рэй не старел, никогда не болел, с ним никогда не случалось ничего плохого, он был настоящим баловнем судьбы, жизнь все ему преподносила на блюдечке. За что бы он не брался, все у него получалось, слишком легко для простого человека. Так не бывает. Пол жизни бил баклуши, а потом вдруг сел в кресло Куртни и стал управлять ее империей. Разве такое возможно? Когда Джек попытался с ним расправиться, словно какая-то сила отвела от него удар, переведя на другого. На Куртни. И потом, когда Джек его похитил и мучил, он тоже выжил, что вообще казалось невероятным. Он был таким красивым, теплым, светлым. Люди любили его, тянулись к нему. Силу его необыкновенного обаяния было трудно объяснить. Разве сама она не чувствовала его свет, его тепло? Чувствовала. И нуждалась в нем, и тянулась к нему. Он всегда помогал и был единственным, кто мог ее утешить, в любой ситуации, поддержать, поднять настроение, как бы сильно она не была расстроена. Он всегда ее согревал. Предостерегал, подсказывал, только она никогда к нему не прислушивалась, а он всегда оказывался прав. И когда она уехала, она остро чувствовала, как не хватает ей его тепла, его присутствия. Даже мысли о нем ее согревали. Она же сама воспринимала его, как лучик в ее темном мире, который он освещал, согревал ее заледеневшую душу, как лекарство, которым она могла заглушить свою боль. Почему же она над этим не задумалась? Вот, оказывается, почему ее всегда к нему тянуло. Он благословенный. Не Тимми. Рэй. А теперь и его дети.

Может, потому и он так тянулся к ее матери, а потом и к ней?

Она ошиблась. Как могла она так ошибиться? Ведь ей самой с трудом верилось в то, что Тимми может быть благословенным. Он убийца. Темный, как назвал его когда-то Рэй. Темный, как Джек. Почему Рэй так их называл? Он чувствовал это или видел? Она выбрала Тимми, потому что то, что благословенным может быть Рэй вообще казалось ей нелепостью. Раньше. Но если подумать… В Рэе никогда не было никакого зла. Все его грехи — это его лень, чрезмерная сексуальность, лукавство и эгоизм. Можно и дальше перечислять его недостатки, но видимо всех их вместе взятых было недостаточно для того, чтобы сделать его недостойным того света, которым он был одарен. Или дара. Может, это можно называть так? Теперь, когда она на все взглянула по-другому — это уже не казалось таким невероятным и нелепым.

Но даже если бы она не ошиблась, все равно быть с Рэем у нее не было никакой возможности. Джек бы никогда этого не допустил. Это было бы возможным только если убить Джека. Но убивать Джека нельзя, он должен жить. Так говорила Габриэла.

Что же теперь делать?

Отчаяние начало заползать в ее душу. Вот это она запуталась! Запуталась во всем, как муха в паутине, из которой теперь не могла вырваться. Как теперь выпутаться из всего этого?

Она соблазнила Тима и привязала его к себе, чем спасла Джеку жизнь, заставив его убийцу отказаться от убийства. Это правильно. Но при этом она еще была уверена, что он и благословенный! Что она не только отводит смерть от Джека, но и от себя тоже. Оказалось, что нет. Хотя… ведь в лисятах тоже был свет, выходит, они тоже благословенные? Может, теперь они могут ее защитить и спасти? И их присутствия будет достаточно? И ей не обязательно присутствие Рэя? Но как теперь забрать у него детей? Как причинить ему такую боль, дать, а потом отобрать? Как ей найти в себе силы так с ним поступить? Так жестоко и безжалостно. Джек теперь знал об этих детях, знал, что они сыновья Рэя. Но не знал, что ее. Как же сохранить эту тайну? Украдкой забрать детей и опять уехать, спрятаться? Но если она пропадет одновременно с детьми Рэя, у Джека могут возникнуть вопросы по поводу этого совпадения. Ее похитили, и у Рэя вдруг в тоже время объявились дети, не известно откуда и от кого. Она сбежала, и дети снова пропали в никуда. Джек не дурак, он поймет. Но и оставить детей она не могла. Она уже соскучилась по ним так, что сердце ее разрывалось. Был вариант оставить их Рэю, он бы воспитывал их, а Джек бы так и не узнал, что они ее дети. Но даже сама мысль об этом была для Кэрол невыносима. Она так не сможет. Ее материнское сердце ей не позволит.