Благословенный (СИ) - Сербинова Марина. Страница 46

Тим был не только поражен, но и подавлен, понимая, что его жизнь кинула вниз, отобрав все, даже красоту, превратив в бродягу, никчемного, ничтожного, без дома, без образования, без будущего с тех пор, как армия поставила на нем крест, в человека, у которого не было ничего. И никого. Который умел только убивать и выживать сам. Не мог жить нормальной человеческой жизнью, как волк, который жаждет крови и охоты, привычной суровой бродячей жизни, где была борьба за выживание, опасности, которого дикий темный лес манит больше, чем ласковый огонек безопасного дома. А она, Кэрол, поднялась наверх, засияла над ним блеском и красотой, поразила и ранила этим расстоянием между ними, непреодолимым, как он посчитал, уверенный, что до нее ему уже никогда не дотянуться со дна своей пропасти. Ему оставалось только выть, оставаясь в своем темном лесу, выть одиноким диким волком, не надеясь, что очаровавшая его луна услышит его тоскливый вой.

И единственный во всем мире, кто мог его понять, был Исса. Но теперь Тиму казалось, что даже он теперь не с ним. Исса пригрелся в теплом уютном доме, рядом с его хозяйкой, растаял, разнежился. С теплотой и симпатией он теперь смотрел на ту, которую совсем недавно ненавидел, и, как казалось, был на ее стороне и против него, перебежав на другую сторону, как голодный пес, которого приманили лакомым куском. Тим был уверен, что друг положил на нее глаз, если вообще не влюбился по уши, потому что впервые Тим видел, чтобы тот так относился к женщине, так резко и за такой короткий срок поменяв к ней свое отношение. Она тоже стала заметно приветливей и мягче с Иссой, в то время как с ним была все холоднее. А за «сводничеством» друга, который якобы хотел убедить его в том, что Кэрол им заинтересована, Тим видел попытку скрыть тайные намерения самому добиться расположения соблазнительной красавицы, что Иссе и удавалось. На Тима же он смотрел все с большим раздражением и злостью. И Тим горевал, считая, что уже потерял единственного друга, и дальнейший путь бродячего волка ему придется продолжить уже одному, без своего товарища. Вот теперь он останется совсем один, и, возможно, без своего друга, без его поддержки, погибнет один в своем лесу, как рано или поздно случается почти со всеми одиночками. Он не догадывался, что Исса злится из-за того, что он не использует предоставленный ему шанс сблизиться с Кэрол, что обижает ее своим поведением. В глазах этой женщины Исса разглядел столько скрытой боли, столько тоски и одиночества, что даже его сердце растаяло. Он понял, как она одинока и беззащитна, что живет какими-то только ей одной ведомыми страданиями и печалями, которые ни с кем не хотела делить. Его терзало любопытство, он хотел бы знать, что прятала в душе эта молодая красивая женщина, которая совсем не радовалась ни своей молодости, ни красоте. Когда он смотрел в ее большие прозрачные глаза, у него щемило в груди. Он никогда раньше не видел глаз, которые бы так брали за душу. Когда Исса видел их, его наполняла странная нежность, и в такие моменты он готов был расправиться с каждым, кто попытался бы ее обидеть. Даже с Тимом. С ним — особенно. Потому что этот болван в своем упрямстве и безумном страхе быть отвергнутым ничего не замечал и не желал слушать того, кто, в отличие от него, все понял и разглядел. Терпение Кэрол и Иссы лопнуло одновременно.

Утром Кэрол принесла Тиму завтрак. Исса был с ним, и встретил девушку теплой приветливой улыбкой.

Спайк тоже порадовался ее появлению, вскочив на ноги и энергично завиляв хвостом. Только Тим остался неприветлив и хмур, а улыбки, которыми обменялись Исса и Кэрол, заставили его побледнеть от злости. Исподлобья следил он за девушкой сверкающим мрачным взглядом, как на приближающегося врага.

— Я ничего не хочу! — бросил он, когда она наклонилась, чтобы поставить поднос ему на колени.

Кэрол задержала на нем взгляд. Тим вызывающе и упрямо смотрел ей в глаза, удивляя своей ненавистью и злобой. Никогда не думала Кэрол, что эти красивые синие глаза, которые она так любила в детстве, способны смотреть на нее с таким выражением. В чем же она виновата перед ним, чтобы заслужить такую неприязнь? Не она ли должна сердиться за то, что охотился за ее сыном, что оскорбил и изнасиловал? А она завтраки ему в постель носит, от которых он нос воротит. Она все еще воспринимала его, как Тимми, своего любимого ангелочка, жалела и готова была простить, испытывая вину за его изуродованное тело и жизнь, а между тем перед ней был кто-то совсем другой, незнакомый, чужой, опасный, который смотрел на нее, как на врага. Он не хотел завтрака, который она приготовила для него с таким старанием, не хотел ее общества. Обида и горечь поднялись в ней, и она опустила взгляд на поднос, чтобы скрыть их. Разочарование и досада отвергнутой женщины, обманутой в своих надеждах, вылились в волну злобы, окатившей ее изнутри.

Она выпрямилась и при этом как бы невзначай слегка наклонила поднос. Чашка кофе и тарелка с горячими тостами скользнули по наклонной плоскости и упали на одеяло. Тим подскочил, потому что горячий завтрак оказался на нем прямо пониже живота, и сорвал с себя одеяло, испугавшись за свою единственную часть тела, которая оставалась невредимой.

— Дура! Осторожнее! — гаркнул он вдруг прорезавшимся голосом.

Кэрол залилась краской ярости и обиды, но осталась спокойной. Боковым зрением она увидела, как поднялся Исса, почувствовала на себе его взгляд. И вдруг поняла, что готова разреветься от обиды, как последняя дурочка. Чтобы скрыть, как расстроила ее грубость Тима, Кэрол небрежно швырнула поднос следом за завтраком, заставив Тима вновь подпрыгнуть.

— Сам дурак! — бросила она дрожащим от негодования и ярости голосом и, не взглянув на Иссу, вышла из комнаты, сердито хлопнув дверью. После этого в комнате воцарилась тишина.

Застыв на кровати, Тим смотрел на закрывшуюся дверь. Исса, задыхаясь от ярости, раздувая ноздри и сверкая глазами, уставился на него. Тим повернулся к нему, когда он подошел, и тут же упал на спину, опрокинутый сильным ударом в плечо.

— Болван! Жаль, не прижгло тебе яйца — тебе они все равно ни к чему!

Забрав поднос, Исса развернулся и вышел вслед за Кэрол.

За весь день ни он, ни она не заглянули в спальню. Исса украшал дом, потом притащил елку, веселый, радостный в предвкушении праздника, совершенно не заботясь, как казалось, что его друг весь день томится в одиночестве и голодный. Кэрол вообще словно забыла о существовании Тима. Они выпили с Иссой бутылку шампанского, и он сумел заразить ее своим весельем и детской предпраздничной радостью. Они разговаривали, шутили, смеялись, зная, что Тим их слышит. О том, что произошло в спальне и вообще о нем, они не говорили.

Патрик с соседскими мальчишками носился на улице, играя в снежки, и буквально минут за десять до его прихода, дверь спальни вдруг открылась, и из темной комнаты в залитую светом гостиную вышел Тим. Щурясь от яркого света, он отыскал взглядом Кэрол, а затем Иссу.

— Дружище, мне нужна твоя помощь, — небрежно окликнул его Исса, заметив. — Не мог бы ты подержать это чертово дерево, пока я его закреплю на этой допотопной подставке?

Кэрол удивленно обернулась. Тим, одетый в джинсы и узкую майку, превосходно смотревшуюся на его крепком стройном стане, медленно подошел к Иссе, отворачиваясь от Кэрол. Он придержал елку, пока Исса возился внизу с подставкой. Выпрямившись во весь рост, Исса улыбнулся ему.

— Что-то ты бледный, приятель. Давай-ка располагайся на кресле, посиди. Твоему простреленному легкому все еще нужен покой.

Тим устроился в кресле, так и не сказав ни слова.

Кэрол гадала, что заставило его все-таки выйти к ним. Не голод, это уж точно. Может, он сам устал от своего упрямства и одиночества, слыша их предпраздничную возню, громкие веселые голоса, и просто не выдержал в своей темной спальне, откуда даже Спайк сбежал. Неужели они с Иссой переломили его упрямство? Он сам вышел к ним, когда они бросили его одного на целый день, но оставался все таким же угрюмым и невеселым, тихо сидя в кресле и наблюдая за ними. Исса старался его растормошить, разговорить, Тим говорил с неохотой, но все-таки говорил. Когда пришел Патрик, обстановка заметно разрядилась.