Благословенный (СИ) - Сербинова Марина. Страница 6
— Но ведь он заставлял меня ходить к психиатрам! А потом он бы отправил меня в психушку, как тебя. А я не хочу туда, я никогда не позволю… никому! Потому что я нормальный! Я не больной!
— Нет, конечно, нет, Рик, и папа так никогда не думал. А к врачам он заставлял тебя ходить из-за того случая с мальчиком, когда ты его гантелей ударил… помнишь?
— Ну, ударил, и что? Значит, я сумасшедший, да?
— Нет. Просто это было очень жестоко с твоей стороны, ты его покалечил, едва не убил, а так делать нельзя.
— Он мне сам позволил, — странным вкрадчивым голосом ответил Патрик, прищурив заблестевшие при свете ночника холодным металлическим блеском глаза. — Кто мешал ему защититься или сделать то же самое со мной?
— Он был слабее тебя.
— Если он слабее, нечего зарываться! Он дразнил меня хлюпиком, и я просто показал ему, что это не так. Разве ты сама не пробила на смерть когда-то голову женщине? Разве моя бабушка, не Куртни, а настоящая, та, которая умерла в дурдоме, не была настоящей убийцей? Разве твой первый муж, Мэтт, не был маньяком и убийцей? Был, и папа сказал правду о нем. Ведь это он выпустил его на свободу. И ведь ты все равно любишь этого Мэтта, впрочем, я его тоже люблю. Он мне нравится.
Кэрол смотрела на мальчика, ни жива, ни мертва.
— Откуда ты все это взял? Кто тебе такое наговорил?
— Они. Элен, Мэтт, та женщина, которую ты убила. Бабка, Элен эта, не нравится мне, она плохая, злая очень и не любит меня и тебя, все время меня пугает. А Мэтт, он прикольный. И он тебя очень любит, говорит, что ты очень хорошая, добрая, чтобы я тебя слушался и не обижал. А еще он говорит, что папа тебя обижал, даже бил, что он трахался с тетей Даяной… ну, то есть, я хотел сказать, изменял тебе. Только я не верю ему. Ведь он врет, правда, мам?
— Да… врет, — выдавила Кэрол. — Скажи, сынок, ты видишь их во сне? Ну, Мэтта, Элен…
— Не только. Мэтт, например, живет с нами, разве ты не знаешь? Ходит за тобой по пятам, как привязанный. Он тоже проклятый, только не такой, как мы. Он забавный, добрый, совсем не похож на маньяка. Он меня очень любит, учит лепить фигурки. А еще он спит рядом с тобой в постели, только я не сержусь и разрешаю ему, ведь его как бы и нет…
Кэрол подскочила, как ужаленная, отпрыгнув от кровати, чувствуя, как леденеет от ужаса кровь.
— Хватит, Рик! Это уже не смешно. Ты решил меня попугать, да?
На лице мальчика отразилось удивление.
— Как, разве ты не знаешь? Не видишь? А я думал, что ты просто притворяешься, чтобы я не догадался. Вон же он, сидит, посмотри. Еще и кулаком мне грозит.
Кэрол невольно обернулась, почти поверив в то, что увидит Мэтта. Она хотела этого больше всего на свете, чтобы он действительно оказался сейчас здесь, и готова была поверить в то безумие, ту жестокую шутку, что сыграл с ней Патрик. Но она ничего не увидела, и разочарование жестокой болью сдавило ей сердце. Внезапная злость вспыхнула в ней, когда она услышала хохот несносного мальчишки.
— Иди спать, Рик, — холодно сказала она, стараясь сдержать себя в руках.
— Мам, ты что, обиделась?
— Иди. Я рада, что ты все знаешь и о бабушке, и обо мне, и мне не придется самой все тебе рассказывать. Делай выводы и не обижай людей, если не хочешь кончить в психушке, как она. Мы поговорим позже обо всем. Тебе нужно научиться жить с этим, чтобы оно не свело тебя с ума и не превратило в чудовище, как Элен.
— А нельзя как-нибудь это проклятие снять? Не хочу я, как ты… в стороне от людей, как изгой… Ведь снимаются же проклятия как-то, значит и наше можно снять.
— Этого я пока не знаю, сынок, — смягчилась Кэрол. — Конечно, мы будем искать способ или того, кто это сможет сделать. Мы обязательно попробуем от него избавиться.
Подумав, Патрик решил проявить чуточку нежности, чувствуя себя виноватым за жестокую шутку, которую сыграл с ней, и поцеловал маму в щеку. Но раскаяние не удержало его от следующего поступка.
— Спокойной ночи, ма, — сказал он и, отвернувшись, бросил уже у самой двери. — Спокойной ночи, Мэтт.
Кэрол долго смотрела на кровать, не решаясь лечь, так и не поняв, шутил ли Патрик или нет. Конечно, шутил, и ей, взрослой женщине, стыдно верить в то, что на ее постели лежит Мэтт и ждет, когда она устроится рядышком. Но, черт возьми, откуда тогда Патрику так много известно, особенно главное? Он мог прочитать о Мэтте в какой-нибудь газете, ему могла попасться статья о ней и Элен, выпущенная в свет стараниями Даяны — все это разумно объяснимо. Но о проклятье он мог узнать только от двух человек — от нее или от Габриэлы. Но ни она, ни слепая провидица ничего ему не говорили. Тогда как? Ответ напрашивался один, хоть и казался безумным. Патрик обладает даром, но даром намного сильнее, чем у нее. Он видит больше, знает больше, лучше понимает в свои семь лет, чем она в свои годы. Тревога и смятение наполнили ее душу, и она не могла понять, хорошо это или плохо. Но она почувствовала и облегчение оттого, что Патрик ее понимает, что он все знает, и ей не надо больше ломать голову над тем, как ему все объяснить и помешать связаться с отцом. Ее мальчик знал, почему она их разлучила, и, самое главное, он ее не осуждал и не винил. Значит, уезжать куда-то опять и прятаться нет больше необходимости, она спокойно может оставаться здесь, не беспокоясь о том, что Джек до них доберется. Касевес и Рэй никогда не проболтаются, в них она была уверена, Патрик не будет ни звонить, ни встречаться с отцом, боясь ему навредить. Ведь он сказал «когда я вырасту, я буду смотреть на него иногда, издалека», а это значит, что пока мальчик не собирается это делать. У Кэрол появилась мысль свозить Патрика к Габриэле, чтобы та рассказала все то, что мальчик таит в себе и не хочет делиться, то есть о том, что он видит, что может и какие возможности дает ему унаследованный дар. А также, насколько сильно над ним проклятие. В общем, чтобы она рассказала все, что Кэрол должна была знать о своем сыне. Подумав о Габриэле, Кэрол вспомнила один момент их беседы, с которого, впрочем, она и началась. Старуха возмутилась тем, что она пришла не одна, как она просила, а потом рассмеялась, сказав, что она, как и все, слепая и не видит.
«А-а, проклятые, — сказала она тогда, как будто с Кэрол был кто-то еще. — Садись, твой приятель постоит».
«Мэтт тоже проклятый, мама, только не такой, как мы… Он ходит за тобой по пятам»…
По спине у Кэрол пошел холодок, она поежилась, с суеверным страхом разглядывая кровать, как будто надеялась разглядеть на ней что-то невидимое. Господи, неужели правда?
Ее охватили и ужас, и радость одновременно. Страх перед неизведанным и жутким, перед духом, привидением, или как там еще называют подобные явления, перемежался с мучительным желанием, безумной мечтой, никогда не покидавшей ее, о том, чтобы он был рядом… с отчаянным порывом думать, что он не исчез, не истлел, не превратился всего лишь в пепел, который она с такой преданной самозабвенной любовью хранила. Кэрол не могла умом постигнуть смерть. Как это, был человек, жил, чувствовал, думал, и вдруг его нет, а это все уничтожено раз и навсегда в одно мгновение, а живое превращается в мертвое, бесчувственное, словно и не было в нем никогда жизни, и разрушается, исчезает, предаваясь забвению. Вот был Мэтт, такой красивый, сильный мужчина, он улыбался, обнимал ее, целовал, любил, он мечтал вместе с ней и строил планы счастливого будущего — а теперь его нет. Кэрол до сих пор не могла этого осознать, поверить, так же, как не могла поверить, что нет Эмми. Ей казалось, что он просто куда-то уехал, но осознание того, что его не существует, так и не проникло ни в ее сердце, ни в ее мозг. Она все еще помнила прикосновение его губ, их вкус, помнила теплоту его объятий, взгляд, голос, смех, слезы. Время не стирало это из ее памяти, и она была ему за это благодарна. Воспоминания были ее сокровищем, и она ни за что не хотела их терять, потому что эти воспоминания — это то, во что превратились те, кого она любила и потеряла. Она хранила их в своем сердце, в памяти, мыслях. Без них ее душа была бы пуста, как был пуст для нее мир и собственная жизнь теперь. У нее не осталось своей жизни, не осталось себя — она все это потеряла. Теперь она жила жизнью своих детей, ими и для них. Работала только затем, чтобы их прокормить, улыбалась и смеялась только для них, чтобы они не знали, что их мать потеряла себя, что ненавидит и презирает и себя, и свою жизнь. Она была вампиром, который питается чужой кровью, отнимая жизни, проклятым существом и ненавидела себя за это, но ничего не могла поделать с этим и продолжала жить, в жалкой попытке спасти от себя людей, потому что даже не имела права умереть. Она должна была жить, ради Патрика, чтобы помочь ему с тем, чем его наградила — даром и проклятием, спасти его от того ужаса, который напророчила ему Габриэла. Она задавалась вопросом, что с близнецами, но о них провидица не говорила ничего плохого, наоборот, заставила ее родить, потому что, если бы не обещание и не вера в слова старухи о важности ее детей в будущем, она скорее бы сделала аборт, чем рискнула родить от Рэя. Только как она сможет помочь Патрику, если скоро умрет, как увидела во сне? Габриэла говорила, что спасение в благословенном, в красивом мужчине с синими глазами, которого она давно знала, которого оберегает само провидение, какие-то высшие силы, в котором столько света, что он способен разогнать даже ее тьму… Но она упустила его, и где его искать не знала. Они встретились лишь на миг, и снова потеряли друг друга в этом огромном мире. Этот благословенный — Тимми, больше не кому. Под приметы еще попадал Рэй, он тоже был красивый и синеглазый, и она тоже давно его знала, не так давно, как Тимми, конечно, но достаточно долго. Но какой он благословенный, всю жизнь жил, горя не знал, не жизнь, а сказка, ни трудностей, ни испытаний, все ему жизнь на блюдечке поднесла, легко, беззаботно… А вот Тимми прошел через ад, смерть приходила за ним, он умирал, но воскресал — тогда в парке, когда на него напал Убийца, потом на войне, где был расстрелян в плену, потом после ранения в голову. Его загрызла собака, буквально разорвав горло, его расстреляли и выкинули с остальными трупами, ему в голову, в мозг прилетел осколок — а он продолжает как ни в чем не бывало ходить по земле. Разве это не чудо? Вот кого оберегают высшие силы, вырывают из когтей смерти, которыми она в него не раз уже вцеплялась. Это он благословенный, Кэрол даже не сомневалась в том. Ведь недаром еще мальчиком он так походил на ангела. Габриэла говорила ей о нем, Кэрол сразу поняла, что это Тимми, но упустила свой шанс. Где его искать теперь она не знала. Дар ей в этом не помогал, она не видела его больше. Она могла видеть только смерть, беду. Она планировала обратиться за помощью к Габриэле, съездить к ней, чтобы показать Патрика, попробовать с ее помощью найти благословенного. Она надеялась, что провидица ей в этом поможет. А еще теперь у нее прибавился вопрос и о Мэтте. Она хотела знать, правда ли то, что ей сказал Патрик.