Беспринципный (ЛП) - Корте Белла Ди. Страница 51

Тито сел и, прищурившись, посмотрел на нас. Он поправил очки.

— Бейсбол — это игра. Это должно быть веселое соревнование. Если я увижу, что кто-то становится слишком грубым… — он поднял указательный палец, — оторву тому БАШКУ! — Он сделал резкое движение поднятым пальцем. — У доктора сегодня выходной! — У него была привычка удлинять произношение буквы «р», когда он злился.

Все мужчины вокруг него ухмылялись, кроме моего деда.

Рокко пододвинул стул поближе ко мне.

— Мы должны переговорить перед игрой.

— Человек у ворот, — сказал я. — Его послал Артуро.

— Sì. Нью-Йорк — это зона военных действий. Пять семей приходили ко мне по поводу проблем, с которыми они столкнулись.

— Пять. — Я усмехнулся. — Великий Артуро Lupo³⁵ Скарпоне наконец-то пришел к вам за помощью.

— Помощью, — сказал он, — или информацией. Он думает, что умнее меня. Он задает вопросы с намерением скрыть их истинный смысл. Он попросил разрешения поговорить с Лотарио.

Лотарио был одним из дядей Рокко. У Марцио было пятеро сыновей, а Лука был самым старшим из них. Некоторые называли его кошмаром. Он был еще более безжалостным, чем его отец, но что-то произошло, и он оказался в тюрьме в Луизиане. Некоторые говорят, что это было связано с женщиной, матерью Брандо, но Фаусти держали в тайне свои секреты.

Этторе был сыном, который должен был править после смерти Марцио, но так как он случайно застрелил своего отца, пытаясь убить Брандо, Лотарио взял на себя обязанности управления семьей. Он не был его отцом, и он был далек от грозной тени, которую отбрасывал Лука, но до сих пор он был достаточно честен, чтобы сохранить условия сделок, которые его отец заключил со мной перед своей смертью. Все Фаусти жили и умирали по кодексу. Их слово было таким же твердым, как и их кровь. La mia parola è buona quanto il mio sangue³⁶.

Чтобы поговорить с Лотарио, нужно было выйти на определенные каналы. Артуро связался с Рокко, чтобы попытаться выйти на него.

Потребует ли Артуро, чтобы ему сказали, жив ли его сын? Марцио разрешил мне использовать любые средства, чтобы отомстить. Формально я все еще находился под его защитой.

Поэтому я не удивился, когда Рокко сказал:

— Лотарио отклонил его просьбу, но я не хочу, чтобы он вмешивался. Как тебе известно, Фаусти — мастера вести войну изнутри. — Он положил перчатку на колени. — Приближение Лотарио никому не принесет пользы. У него свои планы, и со временем с ним разберутся, но пока мы должны держать это между нами.

Я кивнул. Я бы тоже предпочел держать его в стороне. Ходили слухи, что он не так благороден, как остальные члены его семьи.

Рокко перевернул бейсбольную перчатку.

— Артуро разговаривает со всеми семьями в Нью-Йорке. Несмотря на то, что они воюют, он пытается убедить их, что не он тот, кто затеял эту войну. Он убеждает их, что за всем стоит человек со стороны. Будь готов. Теперь, когда дым рассеялся, их глаза открыты, некоторые взгляды могут устремиться на нас.

Я улыбнулся.

— Все смотрят на меня. Пусть эти чертовы игры начнутся. — Играть в игру из пяти человек с одним игроком становилось скучно. Когда они не знали, что игра ведется, они не могли обмануть, но все должно было измениться.

Мы с Рокко встали. Он протянул руку и притянул меня к себе, хлопнув по спине.

— Больше никаких разговоров о делах, — сказал он. — Пора играть в мяч!

— Ээээуууу! — Крикнул его брат Ромео, и все мужчины бросились в поле.

Рокко ждал меня.

— Увидимся, — сказал я.

Он посмотрел на моего деда и кивнул. Тито пошел вместе с Рокко к полю.

Я сел рядом с дедушкой. Он смотрел вдаль.

— На что ты смотришь?

— Я не смотрю, Амадео, я думаю.

— Верно, — сказал я, пряча усмешку. — Ты хотел сказать мне, о чем думал.

Он повернулся ко мне и поднял руку, как будто собирался дать мне пощечину. Я отодвинулся, готовясь к этому. Независимо от того, сколько мне лет, он был моим дедушкой, и он надрал бы мне задницу, если бы подумал, что я шучу над чем-то, что он считал серьезным.

Через секунду, все еще держа руку поднятой, он улыбнулся мне. Затем его рука опустилась на мою голову, и он начал двигать ею взад и вперед, рыча на меня.

— Ты заставляешь меня впадать в ярость. — Потом он грубо притянул меня к себе и поцеловал в макушку. — Я буду скучать по тебе больше всего, Амадео, когда меня не станет.

Его болезнь змеей обвилась вокруг моего сердца, и мне было трудно дышать, когда я думал о том, что он меня бросит. Дедушка всегда призывал меня смотреть на вещи по-другому. Он был единственным, у кого хватило на это смелости.

Я уставился в землю.

— Non voglio parlare di questo. Я не хочу говорить об этом.

— Мы должны поговорить о вещах, которые кажутся нам трудными, — сказал он по-итальянски. — Или мы никогда не победим их.

Мы успокоились на некоторое время. Я не мог смотреть на дедушку, поэтому продолжал смотреть в землю, моя голова была пуста. Мой дед снова смотрел в пустоту, но я видел, что его голова была полна мыслей.

— Когда Тито рассказал мне, что с тобой случилось, — продолжал он по-итальянски, — это был первый день, когда я заговорил с Богом после смерти твоей матери. Я ненавидел Бога. Я не понимал, почему такая верная женщина, как твоя бабушка, должна была страдать от такой потери, когда она только и делала, что молилась. Молилась о защите ее детей. Почему он не защитил моего ребенка? Почему он не отправил ее домой, когда мы были ей так нужны? — Гнев поглотил меня. — Мы — это то, что мы любим, Амадео.

Мне нравилось ненавидеть. Это было легче, чем чувствовать, что меня каким-то образом забыл Бог, которого я не забыл.

Несколько моих двоюродных братьев шли по тропинке, разговаривая, и он замолчал. Увидев это, они замахали руками, но не остановились. Через минуту или две после того, как группа отошла достаточно далеко, чтобы они не могли подслушать, мой дед повернул свою трость к земле, продолжая свой ход мыслей.

— В первый раз, когда я увидел тебя, я увидел в тебе так много от твоей матери, и я почувствовал, что ты мой. Артуро называл тебя принцем, но ты всегда был моим мальчиком. Моим Амадео. Моим, понимаешь, и Тито не мог диктовать мне, будешь ты жить или умрешь. И снова я оказался в положении, когда мог потерять все. Когда мы любим, мы находимся во власти жизни и смерти. Любовь ставит нас в положение, когда мы можем потерять все. Шанс — есть шанс, что она сделает это — может возродить или сломать нашу душу. Чудо в том, что даже если мы все это потеряем, мы каким-то образом восстановим. Эта крошечная часть нас, тлеющий уголек того, что осталось в нас, становится нашим всем, пока мы не дополним его. Я был готов потерять то немногое, что у меня было, когда Тито позвонил и сообщил мне о твоем состоянии. Это уничтожило бы меня. Я не мог этого пережить. — Он вздохнул. — Я подъехал к церкви и встал перед крестом, желая поторговаться. Я сказал: — «Если ты спасешь его, я отдам тебе себя вместо него. Есть вещи похуже смерти, которые могут забрать человека. Я не хочу, чтобы снова было хуже. Я хочу, чтобы мой внук жил. Я хочу, чтобы он прикоснулся к любви и испытал хорошее в жизни. Пусть он испытает неописуемое чувство влюбленности, любви, достаточной для того, чтобы умереть за женщину, достойную его жертвы. Пусть он испытает неописуемую радость стать отцом. Пусть он влюбится в свою жизнь! Пусть он живет с любовью в сердце, а не с местью в глубине души».

Я искоса взглянул на дедушку. Он боролся с раком в течение многих лет, после того как я переехал жить к нему.

— Sì. Довольно скоро я узнал, что он поверил мне на слово. Ты был спасен, но мне предстояло встретить свою смерть. Тем не менее, я не потерял все это снова. У меня все еще оставалась часть моей Ноэми. Она живет в тебе. — Дедушка немного оперся на трость, слегка покрутив ее. — Когда ты переехал к нам, мне сказали, что ты спас ребенка. Ты отдал свою жизнь, чтобы она могла жить. Моя жертва была вознаграждена. Она была принесена не напрасно. И твоя тоже.