Шпион федерального значения - Ильин Андрей. Страница 42
Рассвирепевший уже не картинно, уже по-настоящему, боевик ткнул непокорного солдата кинжалом в живот. Широкое лезвие, перерезав ткань гимнастерки, глубоко, на всю длину вошло в плоть. Солдат вскрикнул и упал.
На этот раз он уже не мог встать, на этот раз он лежал на земле, шевеля губами и страшно гримасничая. Что он говорил, было не слышно, потому что его перекрикивали обступившие его со всех сторон «чехи».
Его, поверженного, пинали ногами в лицо и в рану. В этот момент чеченцы не выглядели героями.
Потом один из «духов» наклонился и перерезал пленнику горло…
Его убили первым, и поэтому он не увидел конца своих товарищей. Он заслужил легкую смерть.
— Смотрите, как их надо убивать! — кричал по-чеченски главный палач, размахивая над головой кинжалом, с которого капала кровь. — Как бешеных собак!.. Всех!.. Кто хочет убить этого? — указал он на следующего русского.
Это был момент истины. Была — проверка.
И заключение договора… Потому что договор с дьяволом подписывается кровью.
— Я! — закричали многие. В том числе дети, которые вскинули вверх, как на уроке, руки. Как если бы просились к доске решать задачку по алгебре.
— Я! — как и многие, вызвался Ваха Мадаев, так как не видел ничего особенного в том, чтобы убить пленника. Ничего, кроме развлечения и возможности показать свою силу и удаль. Его не пугала чужая смерть, он еще в раннем детстве резал баранов, как взрослый.
Аслан Салаев тоже сделал шаг вперед. Он должен был его сделать. Как все…
Не закричали и не подняли рук многие чеченки. Но им было простительно, они были женщинами.
Не шагнул вперед Гази Асламбеков. Он стоял как парализованный, потому что ни разу никого еще не убивал и не видел вот так, близко, чужой смерти. Он с ужасом наблюдал, как из неестественно переломленной шеи солдата, из разошедшегося разреза уже медленно, затихающими толчками вытекает кровь и как из вспоротого живота выползают пузырем внутренности.
Пленников убили — всех!
Их убивали всем миром, потому что каждый должен был поучаствовать в экзекуции.
И Аслан Салаев тоже убивал. Он нанес свой удар одним из первых, он ударил своего пленного в сердце, чтобы тот умер сразу. Потому что другие умерли не сразу — других, неумело подражая взрослым, тыкали ножами подростки, отчего те кричали и даже пытались хвататься за лезвия, перерезая себе пальцы.
Меньше издевались над пленными чеченцами — их поставили на колени и перерезали им глотки…
Эксперты смотрели на происходящее довольно равнодушно, потому что видели такое уже не раз — здесь, в Африке, в Латинской Америке…
Эксперты в массовом убийстве участия не принимали — они, в отличие от местных аборигенов, считали себя цивилизованными людьми. Там, на родине, у каждого из них был дом, небольшой ухоженный садик и столь же ухоженные жена и дети. Там, дома, они были законопослушными гражданами, которые ходили на вечеринки к друзьям и в церковь, стригли газоны и исправно платили все налоги. А это — было их работой. Потому что работы бывают разные — кто-то готовит бифштексы, а кто-то забивает предназначенный для их приготовления скот. И тот и другой трудятся на общее благо и, если делают свою работу хорошо, считаются уважаемыми членами общества. Они свою работу делали хорошо, защищая интересы своей страны в третьих странах.
Деньги спонсоров были отработаны сполна…
Эксперты дали заключение, что чеченский партизанский командир Абдулла Магомаев вполне благонадежен и «кредитоспособен»…
В Москву ушли две шифровки, в которых было сообщено об убийстве пленных и даны координаты места их захоронения.
В обеих шифровках главным организатором экзекуции назывался полевой командир Абдулла Магомаев, были упомянуты присутствующие при ней эксперты и перечислены все участники.
В одной шифровке наряду с прочими был назван Ваха Мадаев.
В другой — Аслан Салаев…
Глава 40
Ночь — время любви и еще темных делишек.
Ночью делаются дети и приходят беды. Так было всегда…
К воротам почти неслышно подошли люди. Подсадив друг друга, разом перемахнули через забор.
Тявкнула собака и тут же осеклась. Люди поднялись на крыльцо. Один, сильно размахнувшись, ударил пудовой кувалдой под замок — раз, еще раз. Во все стороны полетела мелкая щепа. Замок уже не держал. Навалившись разом, плечами высадили дверь.
В доме кто-то забегал, но было уже поздно. Незваные гости разбежались по комнатам, роняя всех подряд, без разбора, на пол. Им никто не сопротивлялся.
— Кто есть в доме? — спросил человек в камуфляже, без знаков различия, в шерстяной, натянутой до самого подбородка шапочке с прорезями для глаз.
— Никого нет! Только я и женщины, — ответил хозяин.
Было ему лет шестьдесят, но он был еще крепок, он еще мог держать в руках оружие.
— Говоришь — никого…
Человек в маске прошел по дому и осмотрелся. Он заглянул в кастрюли на кухне, прикинув, на сколько человек была приготовлена еда, ощупал постели, которые еще хранили тепло человеческих тел, пересчитал обувь.
И уверенно заявил.
— Врет! Он здесь!
Бойцы разошлись по дому, переворачивая все вверх дном. Того, кого они искали, они нашли на женской половине, под кроватью, он даже спрятаться как следует не успел.
Его выволокли наружу и рывком поставили на ноги.
— А ты говоришь — никого, — с упреком сказал командир в маске. — А это тогда кто?
— Внук, — нехотя ответил старик.
Внуку было лет пятнадцать, но с него все же сдернули одежду и осмотрели, подведя под лампу. В Чечне подростков нет — есть только дети и мужчины, потому что любой мальчик старше десяти лет — только отвернись — способен забросить в боевую машину пехоты «эргэдэшку» или полоснуть по потерявшим бдительность солдатам из автомата.
Пацана осмотрели, но никаких синяков не нашли, плечо было чистым — значит, в последнее время он не стрелял. Придраться было не к чему, хотя очень хотелось.
Командир снова обратился к хозяину дома.
— Где твой сын?
— Не знаю, я его год не видел…
Сын старика был главарем банды, которая накануне убила шестерых федералов, расстреляв их из засады. Отец, конечно, врал — не мог он не знать, где его сынок.
— Одевайся! — приказал командир.
Старик, не спрашивая, куда его собираются вести и зачем, стал натягивать на ноги сапоги. Он знал, что просить русских о чем-нибудь бесполезно.
— И этого тоже заберите, — показал командир на мальчишку.
Глупо оставлять пацана, который уже сейчас способен мстить за своего отца и деда.
Деду заломили руки и поволокли из дома.
Мальчишка исподлобья смотрел на русских. Одна из женщин, скорее всего мать, вцепилась в него, пытаясь защитить, прижать к себе. Да куда там…
— А тебе что, отдельное приглашение требуется?
Пацану врезали прикладом промеж лопаток, толкнув к двери. Он упал, но тут же поднялся.
— Иди, гаденыш, чего смотришь?!
— Куда вы его? — отчаянно крикнула вслед мать.
— Куда надо, — ухмыльнулись бойцы, отталкивая ее в сторону.
Деда и внука выволокли во двор и, осыпая со всех сторон ударами, погнали к машине. На порог высыпали женщины, что-то закричали по-чеченски. Старик обернулся, чтобы ответить. Но ему не дали, ткнув в лицо рукоятью пистолета. Он осекся, выплюнув изо рта кровь и несколько выбитых зубов.
— Молчать! — прикрикнул командир.
Пленников бросили в кузов «КамАЗа», забрались туда сами, сев на скамьи и поставив ноги на спины лежащих на полу пленников. Номеров у «КамАЗа» не было, номера были залеплены грязью.
— Поехали, поехали…
Взревел мотор разворачивающейся «бээмпэшки». Небольшая колонна вырулила на пустынную улицу. Чеченцев видно не было и света в окнах тоже, хотя вряд ли кто-нибудь спал.
Задерживаться здесь надолго было небезопасно, в любой момент могли появиться ночные хозяева Чечни — боевики.
Через час с небольшим колонна остановилась.
— Выходи, приехали.